Один за другим отходили в сторону освобожденные из плена, и вскоре их собралось человек восемьдесят. По приказу Палия им принесли несколько мешков сухарей и пшена, пригнали лошадей. К Палию подошел вчерашний знакомый, склонился в поклоне.

– Прощай, пан полковник. Прости.

– Езжай. Благодарить будешь аллаха. И другим скажи, чтоб ко мне не приходили благодарить. Уезжайте немедленно. Да только попробуйте татар на наш след навести! Кожу будем полосами сдирать и резаным конским волосом присыпать спины. Слышишь?!

Минут через двадцать меленький обоз уже спускался в овраг. Казаки молча смотрели вслед уходящим.

К Палию подошел Зеленский, сотник, его левая щека нервно подворачивалась. От сотника несло водкой.

– Батько, – глухо сказал Зеленский, положив руку на саблю, – дозволь взять сотню.

– Пусть идут своей дорогой.

– Кто изменил своей родной земле, не должен жить на свете. Под корень их вырубить. Всех. Дай сотню, батько.

– Не смей! Я слово от имени казаков дал.

– Зачем ты их отпустил?

– А зачем нам такие нужны? Думаешь, мне легко на это смотреть? Я б их сам своими руками. А с другой стороны, если подумать – опять-таки, они люди. Да и какие бы про нас разговоры пошли – не в честном бою, а безоружных в степи рубали. А ты? Эх, Андрей, Андрей! – Палий наклонился к Зеленскому, взял его за кунтуш. – В походе выпил? Первый раз это с тобой. Для храбрости, значит? Никогда ты меня не подводил, а сейчас. Ну, что ж, к столбу тебя привязать? Если б это не ты, я бы так и сделал, – Палий повысил голос. – Иди к своему коню и чтоб ни одна душа не знала, что ты пил. Расплачиваться будешь в Фастове. Чего же ты стоишь? Иди, пока я не приказал связать тебя.

Глаза Палия гневно блеснули. Зеленский повернулся и быстро зашагал в степь. Палий еще раз посмотрел вдаль, туда, где едва видимый в пыли, медленно двигался обоз, вздохнул и пошел к коню.

За несколько дней степного похода лошади сильно отощали. Всадники ехали молча, неподвижно застыв между высокими луками седел, прикрываясь всем, что попадалось под руку, от палящих лучей солнца.

Но как только вышли из засушливых южных степей, войско сразу приободрилось. Даже лошади пошли быстрее, словно чувствуя настроение всадников. Казаки весело шутили о вкусном домашнем борще, до которого они вскоре доберутся.

Палий придержал коня, поджидая сотню Цвиля. Когда сотня приблизилась, он подъехал к Гусаку:

– Что ж это вы, хлопцы, песню не заводите? Иль так уж отощали, что и голоса не поднимаете?

– Давай, батько, вдвоем начнем, – предложил Гусак, – с тобой легко запевать.

– Что ж, давай.

Гусак взмахнул над головой лошади нагайкой, и они с Палием запели песню.

Песня не утихала всю дорогу.

У самой Поволочи сотни внезапно остановились. Палий, ехавший сзади, проскакал вперед узнать, в чем дело. На дороге перед сотней, перекинув ноги через шею коня, сидел Савва и о чем-то расспрашивал низенького скуластого казака.

– Почему стали?

Савва опустил ногу в стремя и показал нагайкой на сосновый бор.

– Вон за тем леском Дружкевич нас поджидает. Полк Апостола Шуровского с ним. Чуть, было, не нарвались. Не предупреди вот этот человек – аминь бы нам.

– Шуровский с Дружкевичем? Когда я звал его вместе в степи идти, так он ответил, что не с кем: казаки, мол, разбрелись. А тут нашлось с кем. Чудно, как он не подался к татарам Кизикермень оборонять. Они думали нас изморенных взять. Ну, пусть встречают.

Палий натянул поводья. Савва схватил Палия за руку:

– Семен!

– Чего тебе? – брови у Палия сдвинулись.

– У них больше двух полков, а у нас хлопцы в седлах носами клюют. Прикажи окопы рыть.

Палий с минуту кусал нижнюю губу, потом спокойно отвел руку Саввы:

– Пусть роют. Скажи Леську, или я сам скажу.

Он и не видел, куда девался Савва с перебежчиком из полка Шуровского.

Приказав Леську Семарину наблюдать за рытьем окопов, Семен поехал к бору. Среди сосен рос низенький березняк. Палий слез с коня и повел его в поводу. Он остановился на опушке, под огромной сосной, раскинувшей свои ветви во все стороны. Лагеря Дружкевича ему не было видно, но откуда-то долетал все усиливающийся шум. Палий поехал вдоль опушки. Вдруг где-то совсем близко послышался конский топот. Палий вскочил на коня, пришпорил его и поехал к своим полкам.

Лагерь был уже готов к бою. Полковник привязал коня к вбитому в землю колышку, и с зажженной ветошью подошел к пушке. Только выстрелить не пришлось: впереди всадников, скачущих к окопам, Палий узнал Савву. Все облегченно вздохнули. Савва отделился от полка Шуровского и подъехал к Палию.

– Удрал региментарий, Семен.

Палий взял Савву за плечо:

– Ну, и бешеный же ты, Савва! Почему хоть мне не сказал, куда едешь?

– Ты бы не пустил!

Оба засмеялись.

– А Дружкевичу надо соли на хвост насыпать, чтоб впредь умнее был.

Палий решил проучить региментария.

Из Фастова написали Дружкевичу письмо. Смиренно просили денег (хорошо зная, что в казне нет ни гроша, и что Дружкевич не дал бы, если бы даже были) и предлагали совместный поход на татар. Дружкевич прочитал письмо, злобно усмехнулся, потер руки и ответил на предложение Палия согласием на условиях для себя первенства.

Оба отряда встретились в Сороках. Региментарию понравилось, что Палий пришел к нему в шатер первый и, здороваясь, приподнял над головой шапку. Но остаться на обед Палий отказался. С региментарием были польские рейтары и наемные казачьи полки. Ночью из небольшого шатра Палия вышел Казацкий, в ивняке отвязал коня и повел к реке. Тихо захлюпала вода. Немного погодя, на другом берегу заржал конь.

Переправа началась рано. Первыми сели на суда рейтары Дружкевича и часть казаков из наемных полков.

Палий усмехнулся им в спину. Он оставался руководить переправой.

Во второй рейс на суда сели оставшиеся на этом берегу казаки наемных полков и три сотни Палия. Остаток полка тоже подошел к воде, ожидая переправы.

Палий следил за тем, как суда пристают к другому берегу. Он отломил веточку лозы и бросил на воду. Она закачалась и поплыла по течению. Полковник снова перевел взгляд на противоположный берег. Казаки выводили лошадей и уже садились в седла.

– Казаки пойдут за Дружкевичем? Неужто мы просчитались? – сказал Палий Казацкому.

– Быть этого не может! Не пойдут казаки с Дружкевичем. Останется он только с рейторами. Наши хлопцы ночью все растолковали казакам, до утра они трудились. Я сам ходил по сотням, все сделали, как ты велел. Ага, вон какой-то всадник машет шапкой, надетой на саблю, его окружают.

А на другом берегу происходило нечто похожее на раду. Там прозвучало несколько выстрелов, и казаки бегом повели лошадей обратно на суда. Региментарий был уже далеко в степи, когда увидел, что казаки уходят обратно. Дружкевич прискакал на берег, но суда уже посреди Днестра. Кроме рейтар, на берегу остались лишь две-три сотни из наемного полка.

Переправившись назад, казаки подожгли суда. Все столпились на берегу, наблюдая, как плывут по течению лодки, словно пылающие факелы, застилая черным дымом голубизну реки.

А на другом берегу бесновался Дружкевич.

Палий приказал садиться на коней и двигаться вдоль реки.

У самой воды возле Андрющенко собрались около десяти всадников. Андрющенко помахал пикой с привязанным к острию поясом. На той стороне заметили. Тогда, по приказу Андрющенко, десять казаков приложили ладони ко рту и закричали, провоцируя рейтаров и оставшихся с рейтароми казаков:

– Казаки-и-и! Тикайте-е! Орда идее-е-ет!

Палий не поехал, как предполагал раньше, в Фастов. Он решил дождаться региментария возле Буга.

Но выбравшийся из-за Днестра региментарий, завидев палиевцев, бросил войско и удрал со своей свитой. Палий забрал обоз и все пушки Дружкевича, к Палию перешли теперь последние оставшиеся на том берегу Днестра казаки наемного полка. Рейтар обезоружили и отпустили на все четыре стороны.