За полудетективными перипетиями выяснения обстоятельств деятельности загадочной типографии и розыска уникальных в полном смысле экземпляров ее продукции нетрудно упустить из виду беспрецедентный характер издания. Общеизвестно, что продукция российских печатников до второй четверти XVII в. состояла из литургических книг и книг для обучения вере и грамоте[781]. В этом смысле казанские издания находятся вполне в русле традиции. Однако практика издания отдельной службы святому или иконе совершенно не типична как для периода XVI – первой четверти XVII в., так и для более позднего времени. Ни одна из чтимых святынь Московского царства, включая главную – чудотворный Владимирский образ Богоматери, не удостоилась такой чести. Единственный (позднейший) аналог казанскому изданию – Служба в честь принесения в Москву одной из известнейших христианских святынь – Ризы Господней, напечатанная в Москве в 1625 г. Тираж вышел до 13 ноября 1625 г., так как этим днем датирован документ архива Приказа книг печатного дела, что в переплете находится 91 экземпляр Службы [782]. Этот пример как нельзя лучше подчеркивает значение, которое в XVI в. придавалось Казанской иконе. Кстати, это единственный памятник русской гимнографии до XVII столетия, который не имеет сколько-либо заметной рукописной традиции, предшествующей изданию.
Вопрос об авторстве Службы остается открытым. Естественно было бы считать ее создателем патриарха Гермогена, чья жизнь и судьба теснейшим образом связаны с этой чудотворной иконой, написавшего в 1594 г. Сказание о явлении и чудесах Казанского образа (как уже было сказано, список Сказания вошел в казанский конволют сразу за экземпляром Службы). Однако нельзя не заметить существенной разницы между Службой и Сказанием. В отличие от Сказания, имеющего устойчивое надписание имени автора в заглавии, Служба Казанской иконе и в изданиях, и в богатейшей более поздней рукописной традиции (XVII–XIX вв.) столь же устойчиво анонимна. Даже слава патриарха Гермогена как мученика за веру и оплот Церкви и государства в Смутное время не породила у его младших современников стремления связать Службу с его именем. Очевидно, что стилистический анализ (сопоставление со Сказанием) в данном случае ненадежен, поскольку Гермоген не мог не знать Службы.
Если сомнения могут возникнуть относительно авторства Службы, то инициатива ее создания, безусловно, принадлежит первому казанскому митрополиту, что подтверждает и аргументированная выше датировка изданий. Даже беглое обращение к тексту Службы (особенно в печатном виде) вновь заставляет вспомнить о судьбе и связях казанской типографии. Как и сама печатня, Служба в определенном смысле принадлежит двум эпохам, прежде всего она тесно связана с событиями середины XVI в. – временем присоединения Казанского ханства. Ключ к пониманию этого дает выбор паремийных чтений Службы. Первое взято из главы 28 Книги Бытия, в которой Иову дается обетование: «И будет семя твое как песок земный и распространится до моря». Второе чтение взято из 43-й главы Книги пророка Иезекииля и еще более четко формулирует основную идею, ибо в нем идет речь «о вратах святых, зрящих на Восток». Совершенно очевидно, как должна была восприниматься и воспринималась в реальности Служба в самой Казани, да и во всей России в годы, когда присоединение народов, «живущих на Востоке», и их христианизация были целью как государства, так и Церкви. Если добавить к этому, что в песнопениях Службы новоявленная икона сравнивается со скинией Моисея, а значение ее для христиан определяется даже «паче» ковчега Завета, то становятся предельно ясными цель выбора и смысл ветхозаветных чтений, которые определяли и освящали, обещали и обеспечивали путем искренней молитвы заступничество и поддержку Богоматери политическому и конфессиональному движению на Восток.
В свою очередь, историческая ситуация в России и роль Казани в годы явления чудотворной иконы, столь четко выраженные в посвященной ей Службе, сделали Казанскую икону Богоматери одной из важнейших российских святынь. Все это и продиктовало необходимость создания друкарни в главном городе созданной в 1555 г. епархии, ориентированной далеко на Восток – «до моря». Задача эта, очевидно, могла быть выполнена уже в 60-х гг. XVI в., что подтверждает использование в первом издании тетрадей старой бумаги.
Однако говорить доказательно о времени деятельности типографии можно не ранее рубежа 1570-1580-х гг., когда, с точки зрения Горского и Невоструева, могло появиться первое издание Службы. Как было сказано выше, А.А.Турилов датирует его 1589–1590 гг. Был ли столь долгим перерыв в издательской деятельности казанской «штанбы» или результаты ее первоначальной деятельности поглотило время, ответить невозможно, но к середине 1590-х гг. печатня, несомненно, или была возрождена, или в ней сменился состав работников, вынужденных заново самостоятельно осваивать книгопечатное мастерство.
Таким образом, казанская «штанба» реально и не раз использовалась для выполнения задачи прославления нового палладиума, призванного объединять и охранять русское государство.
Не был безвозвратно утрачен и опыт дофедоровских русских типографий – их шрифты и их традиции продолжали по крайней мере полвека служить России. И у нас нет основания сомневаться, что если не инициатором, то активным действующим лицом при создании казанской «штанбы» и при издании Службы был первый казанский митрополит, а затем патриарх всея Руси, один из активнейших организаторов борьбы за освобождение страны от захватчиков, мученически отдавший за это жизнь, святитель Гермоген[783]. Издание Службы Казанской иконе знаменует этап упрочения ее культа в качестве общегосударственной святыни. Другими составляющими этого процесса являлись распространение на Руси списков новоявленного образа и прославление некоторых из них, в свою очередь, в качестве чудотворных уже с 1580-х гг. – случай в истории чудотворных икон России также беспрецедентный[784]. Поэтому роль общероссийского палладиума была уготована Казанской иконе задолго до Второго ополчения. Дополнительным стимулом в 1612 г. явилось то обстоятельство, что образ оказался единственной святыней такого масштаба на территории, не контролируемой интервентами. Так или иначе, но именно эта икона, неразрывно связанная с именем Гермогена, стала вдохновительницей и знаменем русского ополчения, символом победы 1612 г.
Святой Гермоген родился около 1530 г.; в качестве священника церкви Николая Чудотворца он принимал участие в событиях явления иконы и сам впервые перенес ее в храм; в 1591 г. именно св. Гермоген собирает и поучает всех новокрещенов, в 1594 г. составляет Сказание об иконе. Именно личность Гермогена, фактически всю жизнь прожившего в Казани, активного духовного учителя и пастыря, позволяет предполагать, что едва ли деятельность казанской друкарни ограничивалась только изданием Службы новообретенной иконы. Если бы это было так, то едва ли было необходимо приписывать место печати к указанию о вкладе «тетратей» в монастырь.
О тиражах обоих изданий казанских «тетратей» мы можем только догадываться, так как вывод об их незначительном количестве на основании отсутствия сохранившихся книг сделать невозможно, ведь список не сохранившихся изданий, вышедших даже в XVII в. в Москве, достаточно велик[785]. Причиной исчезновения изданий книг для обучения (Азбук, Часовников, Учебных псалтырей) было во многом их частое употребление. Однако полностью утрачены экземпляры и таких изданий, как отпечатанный тройным тиражом (3600 экз.) Чин вечерни 1647 г., Святцы 1628 г. и др.[786] Едва ли причиной исчезновения казанских «тетратей» стал и выход на Московском печатном дворе 8 февраля 1629 г. июльской Минеи с более полным текстом Службы, так как служащие в церкви люди, как правило, предпочитали и предпочитают иметь отдельную книгу со службой праздника.
