На Часословах, напечатанных «в десть», сохранившихся в современных библиотеках, мы, как правило, находим большое количество записей. Например, экземпляр московского Часослова, вышедшего в марте 1652 г., уже в XVII в. не менее трех раз переходил из рук в руки. До 1686 г. книга принадлежала московской Покровской церкви, что «на Воронцовском поле над рекою Яузой»; в 1686 г. «по совету мирских людей» ее продали Вологжанину Федору Игнатьеву, от которого, очевидно, книга перешла неизвестному нам священнику, продавшему Часослов в 1693 г.[335] На полях листов этой книги, содержащих минейную часть устава, часто находятся записи о памятных днях жизни, в данном случае – о событиях в семье Никифоровых. На втором экземпляре Часослова 1652 г. из той же библиотеки – многочисленные записи XVIII–XIX вв. событий семейных, городских или общерусских (например, упоминается крестный ход во время холерной эпидемии 1748 г.); очевидно, все это время книга находилась в семье нижегородских посадских людей Горбуновых.

Тот же неоспоримый источник позволяет нам заключить, что московская печатная книга середины – второй половины XVII в. попадала даже в только осваиваемые места России. Любопытно, что первый московский печатный Служебник 1602 г., изданный Андроником Невежей, был положен в церковь «в новый Красноярский город»[336] при царе Алексее Михайловиче. Что касается Пермской земли, то анализ кириллических печатных книг XVII в. в современных хранилищах Пермской области показал, что не только во второй, но и в первой половине века московская печатная книга поступала сюда достаточно систематически в годы, близкие ко времени издания[337].

В собрании Чердынского краеведческого музея на конволюте двух изданий Печатного двора 1649 и 1650 гг. была обнаружена поразительная запись, сделанная крестовым попом Авдотьи Ивановны Пушкиной – Иваном Титовичем Колачевым. Авдотья Ивановна – жена Василия Никитича Пушкина, воеводы в 1644–1649 гг. в Якутске, где он и умер. Поп Иван пишет, что вкладывает книгу, которую, возможно, вынес из Сибири, «по обещанию своему… великаго ради страшнаго путного шествия из далные земли Сибирские и Тоболския для ради выходу к Русскому государьству к Московскому царьству из-за Сибири с пресловущия и славъныя реки Лены»[338]. Однако принесенная из Сибири книга, очевидно, так была дорога попу Ивану, что при его жизни она так и оставалась в семье, а вложена в храм была только сыном попа в 1693 г.

Сплошное изучение 16 500 страниц архивных дел Приказа книг печатного дела за 1652–1700 гг. позволило подсчитать, что в это время со станов Московского печатного двора вышло более миллиона экземпляров актуальных печатных изданий[339] Священного Писания, литургических, учительных, справочных. Более половины экземпляров всех изданий – 536 420 книг – были «вратами учености» для сотен тысяч русских людей, которые и стали основными исполнителями Петровских реформ.

Записи на старопечатных книгах кириллического[340] шрифта как исторический источник[341]

Публикации записей на древних рукописных и старопечатных книгах, выполненные в конце 50-х – начале 60-х гг. академиком М.Н. Тихомировым и сотрудниками Государственного исторического музея, явились переломным моментом в истории изучения этого материала как исторического источника[342]. С этого времени интерес к записям, традиционный для русской и советской науки, перерастает в их систематическое изучение[343]. Этот процесс стимулируется двумя факторами – развитием отечественного книговедения, выработавшего представление о необходимости комплексного подхода и поэкземплярного изучения книги, а также теоретическими и практическими успехами источниковедения. На стыке этих дисциплин и лежит вопрос о записях на книгах как историческом источнике. В литературе давно сформулированы положения как о необходимости скорейшего введения в оборот громадного массива записей[344], представляющего интерес для всех областей исследования Древней Руси, так и об отсутствии единой общепринятой методики таких публикаций[345]. Базой для выработки единой научной методики издания этого материала может стать решение вопроса об источниковедческом характере и особенностях записей на книгах. Очевидно, что задачей данной статьи является только постановка этой проблемы.

Думается, что можно говорить о записях на книгах как об определенном виде исторических источников, так как, несмотря на разнообразие содержания, легко проследить единство записей с точки зрения их происхождения, структуры и формы. Как уже отмечалось в литературе[346], в культуре русского общества XVII в. рукописная и печатная книги были функционально равноправны. Они не разделялись принципиально не только в сознании современников, но и сегодня типологически не могут быть противопоставлены. Еще более это справедливо по отношению к записям на книгах. Очевидно, что в источниковедческом отношении этот материал един, поскольку его происхождение и особенности зависят от функционирования, а не от способа исполнения книги. Записи на книге возникли в процессе ее создания, функционирования как экземпляра данного текста и книги как таковой, независимо от ее содержания. С этими тремя формами функционирования книги и могут быть связаны три основные категории записей, выделенные по признаку их назначения и происхождения, позволяющие поставить вопрос о классификации всего массива этих источников[347].

К первой категории могут быть отнесены записи, связанные с процессом возникновения данного экземпляра книги. Для рукописных книг – это записи писцов, для печатных – типографские пометы. Особую ценность внутри этой категории представляют записи, связанные с процессом возникновения самого текста книги. Речь идет об авторских записях и о случаях находки корректорских экземпляров, но чаще – о многочисленных записях сотрудников МПД, исправляющих экземпляры.

Записи второй категории наиболее многочисленны и общеизвестны. Они возникают в процессе функционирования экземпляра книги и, в свою очередь, могут быть разделены согласно той роли, которую играла книга в конкретной ситуации, вызвавшей появление записи. Речь идет обо всех видах владельческих записей, т. е. о записях, фиксирующих собственность на книгу, а также акт и форму движения данного экземпляра книги: вкладных, купчих, запродажных, дарственных и т. п. Многие из этих записей уже могут быть квалифицированы как записи читательские. Таковыми, несомненно, являются записи, функционально связанные с содержанием и характером текста книги. Например, учебные записи на букварях, грамматиках, псалтырях; календарные, метеорологические и астрономические – на святцах и месяцесловах; особые пометы для исполнителей на певческих и литургических текстах. К этой категории записей относятся разного рода пометы, так или иначе дополняющие и уточняющие текст книги: определенные ссылки и подтверждения из других текстов, критикующие или ставящие под сомнение его содержание, а также пометы и краткие отсылки типа: «Иоанн, 7»; «Деяния, 28» или совсем краткие: «Зри». Эти записи не только дают нам свидетельство об особенностях функционирования текста книги, но и вводят его в определенную систему средневековой культуры, книжной по преимуществу[348].