Анализ данных того же ростово-ярославского фонда кириллических изданий позволяет утверждать, что, несмотря на значительное увеличение количества отпечатанных экземпляров московских изданий, как правило, во второй половине XVII в. и в XVIII в. книг не хватало. Об этом говорит частый переход книг из рук в руки. Например, Сборник переводов Епифания Славинецкого 1665 г. выхода[279] за 52 года (1681–1733) проходит через руки семи владельцев: в 1681/82 г. он принадлежит Ивану Иванову сыну, очевидно монаху, так как говорится, что книга «его собинная, келейная». В 1697/98 г. игумен Сковородского монастыря Илларион передал «свою» (!) книгу в библиотеку архиерейского дома, но в 1712 г. сделана запись, что архимандрит «Розваженского монастыря Тарасий» «поступился» ею «по настоящей цене» – за 3 рубля – пономарю монаху «Иасаие»[280]. В 1729 г. «Рыбной слободы Ярославского уезда Василий Павлов Дьяконов» купил сборник у посадского человека той же слободы Петра Алексеева Селезнева, но уже в 1733 г. отдал «сердешною своею любовию в вечное владение прелестному монаху Варлааму Горшкову». И эта картина типична для большей части экземпляров московских изданий второй половины XVII в.
Однако нередко книги переходят от владельца к владельцу в одной семье, веками используются клиром или насельниками одного монастыря. Важно, что на большинстве книг мы находим записи, доказывающие их постоянное использование. Так, Псалтырь в стихах 1680 г. издания (правда, не Печатного двора, а Верхней типографии) с 1681 по 1856 г. находилась в руках семьи Хитрово и была наконец вложена в ризницу Варницкого Троице-Сергиева монастыря по родственным боярам Хитрово, семьям Юшковых и Макаровых[281].
Записи второй половины XVII в. на книгах доказывают также, что духовная ценность печатной книги и ее значение не только постулируются издателями, но и являются вполне устоявшейся общей оценкой. Вот запись, ярко и образно об этом говорящая: «Сия книга попа Матфея, а даровал друга и брата своего священника Терентия Павловича для его милостиваго приятства и для братства о Христе, и засвидетельствовал своею рукою»[282].
Судя по записям, новые московские издания уже в середине века в течение полугода-года после выхода поступали в церкви и покупкой, но чаще всего вкладом. Например, три экземпляра Евангелия, вышедшего 25 октября 1653 г., судя по записям, вложены в церкви Ростово-Ярославской земли 15 января, 26 марта и 4 июня 1654 г. «непашенным крестьянином кузнецом», монастырским слугой и Григорием Спиридоновичем Шубиным[283].
Например, на Минее общей с праздничной 1653 г. издания, вложенной в 1658 г. прихожанами «всем миром» в церковь «Козмы и Домиана» села Козмодемьянского и, судя по записям, хранившейся там по крайней мере в течение всего XVIII в., строго указывается: «священником и протчим церковником» «читать и свещею не закапать и не изодрать… и на дому детей не учить»[284].
В середине XVIII в., когда в епархиях проверялись и церковные, и монастырские книги и изымались издания первой половины XVII в., в Ярославской епархии это коснулось и изданий, вышедших в 50-е гг. Так, два экземпляра Евангелий 1653 г., упомянутых выше, в середине XVIII в. были отобраны и переданы в консисторию как «старопечатные и с новоисправными несогласные». Но большинство изданий этого времени, как показывает региональное ростово-ярославское книжное собрание, находилось на своем прежнем месте по крайней мере до конца XIX в. Об этом говорит замечательная запись, сделанная в 1889 г. от лица Совета православного церковного братства св. Димитрия Ростовского священником Никольской церкви Павлом Вишневским на московском Евангелии 1685 г. издания, вложенном в 1691 г. в Николаевско-Димитри-евскую церковь на реке Топорке Мышкинского уезда. В записи сообщается о передаче книги в ризницу ярославского архиерейского дома «как предмета, относящегося к церковной древности, а для дела церкви приходской не составляющего надобности»[285].
За неполных 50 лет на Московском печатном дворе было напечатано 84 типа книг, вышедших в 410 изданиях, общее количество которых составило более миллиона экземпляров. Половину всей продукции типографии составляли книги для обучения, суммарный тираж которых – не менее 536 тысяч. Поскольку в XVII в. книги представляли значительную ценность, скорее всего, каждый экземпляр учебного издания использовался не одним, а двумя-тремя учащимися как минимум. Для учебной книги значение имел не объем издания, а именно количество экземпляров, от которого зависело, насколько широко эти книги могли обслуживать общество. По крайней мере, поскольку речь идет о половине века, т. е. о периоде активной жизни двух поколений людей, большинство детей, достигших возраста обучения, могли быть обеспечены хотя бы азбуками, которых было в эти годы издано более четверти миллиона; в среднем каждый год выходило более пяти с половиной тысяч азбук и почти 11 тысяч всех книг для обучения вере и грамоте.
Особенно четко об изменении в деятельности Московского печатного двора и его значении в подготовке российского общества к Новому времени свидетельствуют и расширение количества изданий, и принципиальное изменение соотношения изданий различного характера, рассчитанных в том числе на светские круги общества.
Издание книг на Московском печатном дворе в 1652–1700 гг.
Таким образом, Московская типография, пережившая во второй половине XVII в. вместе со всем населением Москвы чуму, финансовый кризис, пожары и восстания, сумела фактически на том же количестве станов значительно увеличить свое производство, добиться нового качества изданий, нового их характера и значения в духовной, культурной и социальной жизни страны.
Издания Московского печатного двора для обучения вере и грамоте 1652–1700 годы[286]
В «Книге приходной деньгам Приказу книжного печатного дела 142-го году с марта 19 числа» говорится: «Во 142-м ж году в розных числехъ всяким людем продано в научение детем сто Азбук в полдесть, взято по две денги за Азбуку, да четыреста Азбук в четверть, взято по денге за Азбуку, и того три рубли»[287]. Это самое раннее свидетельство выхода на Московском печатном дворе первой книги для обучения грамоте. Из текста приходной книги совершенно очевидно, что наряду с продажей иных книг в лавке Печатного двора, открытой в 1632 г., с марта по 1 сентября 1634 г. «в розных числех» «розных чинов людем» продавались Азбуки двух форматов – в четверку (4° – «полудесть») и в восьмую долю (8° – «в четверть»). Следовательно, оба издания Азбуки вышли не в самом конце 1633 (7142) г., а скорее всего, не позднее июня – июля, но обязательно до 1 сентября 1634 г.
Сведения о человеке, их подготовившем, – «подьячем азбучного печатного дела» Василии Федоровиче Бурцове – появляются в расходных документах Печатного двора в 1632 (7141) г. Из их содержания ясно, что в ноябре этого года обустраивается «одинокоя горница», где сидит «книжного печатного дела азбучново подьячеи» Василий Бурцов.
15 и 16 ноября в эту горницу покупают два бруса, материалы на сооружение горна и трубы, нанимают печника Гришку Васильева. Из документа от 20 ноября следует, что в «одинокой горнице» уже стоят два печатных стана[288]. С февраля 1633 г. Бурцов по государеву указу – «подьячий нового печатного заводу», на два стана которого он получает деньги с Печатного двора, там же жалованье за 1633 г. получают набранные им люди. В архиве сохранился документ[289] о том, что Бурцов получил с Печатного двора «государево жалование» на 1634 г. Сотрудникам новых станов платили с Петрова дня 141 г. и за два месяца 142 г., т. е. с 12 июля по 1 ноября 1633 г.
