Нет, Уэллс все-таки научный фантаст, и притом в гораздо более точном смысле слова, чем Жюль Верн. Французского писателя с должными оговорками можно назвать «техническим фантастом». Он не искал новых научных принципов, а говорил о техническом воплощении старых. Он был представителем той эпохи, когда ньютоновская механика и ряд других, созданных в XVIII — начале XIX века отраслей знания дали свои наиболее ощутимые плоды. Уэллс, напротив, двигался в сторону новой науки.
Нельзя сказать, что у Жюля Верна порой не мелькала мысль о близящемся конце «старой науки». Становилось все яснее, что утвердившиеся научные принципы почти исчерпали возможности своего технического воплощения. Жюль Верн писал о подводной лодке, когда она уже существовала. Он только увеличил ее размеры и «обеспечил» ей новое энергетическое оснащение. Он писал о воздушном шаре, тоже давно изобретенном, но заметно усовершенствовал его. Он даже предсказал самолетостроение, но и здесь ни в чем не отступил от понятий, науке давно известных и даже в какой-то мере «обжитых» техникой, ибо игрушечные геликоптеры (первые летающие аппараты тяжелее воздуха) появились за несколько лет до его предсказания.
По мере того как приближался XX век, Жюль Верн все чаще задумывался о необходимости новых научных или технических принципов. В романе «Пятьсот миллионов бегумы» (1879) герой говорит пушечному фабриканту Шульце: «Вы вот все строите пушки все больших размеров. А теперь назрела потребность в принципиально новых средствах войны». И честолюбивый заводчик посвящает его в свою тайну. Его «секретным оружием» оказывается… гигантская пушка — некое предвосхищение «Большой Берты», построенной во время Первой мировой войны. Она стоила огромных денег, но каждый ее выстрел поражал в среднем одного человека. При всей своей потребности в принципиально новых открытиях Жюль Верн долго не мог их сделать. В романе «В погоне за метеором» он нащупал наконец нечто действительно новое — аппарат, способный управлять полем тяготения, в «Необыкновенной экспедиции Барсака» ввел в действие недавно изобретенный беспроволочный телеграф и предсказал дистанционное управление машинами и приспособлениями — словом, заметно отошел от элементарной механики, которая была своего рода «рабочим инструментом» в его ранних произведениях.
В качестве предсказателя будущего начинал и ранний Герберт Уэллс. Речь идет не о его научной фантастике, которая была оценена не сразу, а о книге «Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль», изданной в самом конце 1899 года в английском журнале «Фортнайтли ревью» и вскоре опубликованной в виде отдельного издания, причем несколькими тиражами, и не в одной только Британии[98]. Попутно Уэллс вносил дополнения и примечания в каждое новое издание.
В начале века недостатка в предсказаниях на следующие сто лет не наблюдалось, но все равно книга Уэллса сразу же выделилась из числа остальных. В связи с этим Бертран Рассел называл Уэллса освободителем мысли и воображения, который, рисуя привлекательные и непривлекательные картины возможного общества, «открыл молодым людям глаза на разные варианты будущего, о которых они иначе бы не задумались»[99].
Некоторые из его предсказаний осуществились гораздо раньше, чем предполагал фантаст. За два года до полета братьев Райт он заявил, что летающий аппарат тяжелее воздуха будет создан только к 1950 году, а тот построили сразу после очередного издания этой книги. Но особого значения это не имело: Уэллс ведь писал не столько о самом научном и техническом прогрессе, сколько о его влиянии на человеческую жизнь и мысль. В области материального прогресса как такового он более или менее подробно разрабатывал только вопрос о средствах транспорта и путях сообщения. Да и то потому лишь, что это оказалось отправным пунктом всей его концепции. Уэллс решил поговорить о мире, в котором практически «исчезнут расстояния». Тем самым народы сблизятся и возникнут предпосылки для Мирового государства. Именно эта идея начинает проглядывать, пока еще робко, в первом политическом трактате Уэллса. Со временем она целиком завоюет его мысль. «Человечество в процессе становления» (1903) назовет он свой следующий трактат. И хотя книга получилась неудачная, заглавие ее определило ход мысли Уэллса на всю оставшуюся жизнь. Человечеству предстоит еще долгий путь развития, в том числе и духовного. А духовно объединившееся человечество потребует и новых, более широких, ломающих национальные границы форм государственной организации. Человеческая мысль становится все сильней — почему бы и миру не объединиться на рациональной основе?
Правда, в «Предвидениях» требования рациональности настолько подчиняют себе требования гуманности, что порой этот трактат начинает напоминать рассуждения солдата-артиллериста из «Войны миров».
Вряд ли стоит говорить о многочисленных частных промашках Уэллса, из которых основной можно назвать предсказание о ходе будущей войны и ее главной военной силе — отрядах велосипедистов, вооруженных неким подобием современного автомата. На военные предсказания Уэллса очень повлияла изданная по-французски книга поляка И. Блиоха «Возможна ли ныне война»[100], а кроме того, начавшая в то время только формироваться «теория малых армий» (ее приверженцами были и М. Н. Тухачевский, и Шарль де Голль), приобретшая популярность в 20-е годы XX века, но довольно быстро отвергнутая. Однако в основном Уэллс поражает точностью многих своих предсказаний. Так, говоря о влиянии средств транспорта на всю экономическую жизнь страны, он интересовался и многими частностями. Им было предсказано, например, появление вагонов-ресторанов, функционирование железных дорог в связке с автомобильным транспортом: индивидуальным легковым и грузовым. В пределах этой книги Уэллс начинает спорить со своей недавней идеей о безграничном расширении больших городов, где главным средством сообщения станут бесконечные движущиеся платформы, продемонстрированные перед этим на Всемирной выставке в Париже. На этот раз Уэллс говорит о том, что люди будут жить в уютных пригородах, наслаждаясь общением с природой. И там же разместятся больницы, магазины, школы. В области градостроительства этот англичанин до мозга костей отдает предпочтение отдельным коттеджам, хотя и по-новому оборудованным — горячим водоснабжением, электричеством и другими удобствами. Людям не придется, как его матери, бесконечно мыть полы и выносить мусор. Отпадет необходимость в прислуге, для приготовления пищи будут использоваться электрические плиты. И никто не захочет работать на других. В этой связи Уэллс делает обширный экскурс в историю демократии: рухнет разделение на лендлордов и многочисленный рабочий класс; большую часть общества составят инженеры, техники и лица, связанные с обслуживанием машин, таких как тот же велосипед или — в недалеком будущем — автомобиль. Останется в стороне, пожалуй, духовенство, но и оно преобразуется, поскольку люди грядущих поколений будут изначально религиозны, из-за сильно развитого чувства долга. В корне изменится положение женщины. Брак станет расторжимым. Государство возьмет на себя заботу о детях, рожденных в браке или вне брака. Все это составит основу Новой республики, в которой возобладают элементы социализма. Впрочем, путь к становлению подобного рода социализма окажется очень не простым. «Загромождать» его будут войны, конфликт языков, расовые неурядицы.
Из общественных тенденций XX века, которые действительно предугадал и вернее всего предсказал Уэллс, — та, которая в реальном воплощении его ужаснет и оттолкнет, — фашизм. А в своем романе-предупреждении «Освобожденный мир», посвященном книге физика-атомщика Фредерика Содди «Интерпретация радия» (1908), Уэллс на заре XX века с тревогой писал о необоснованности оптимизма большинства ученых, связанного с открытием ядерной энергии. Он изобразил наш мир с его возможностями технологической и социальной революций стоящим на пороге самоуничтожения.
