— Зябрин,- спросил Лавров,- где любят селиться муравьи?

— В лесу под деревьями,- ответил Зябрин.

— На пригорках и в сухих местах,- добавил Лавров,- чтобы их водой не заливало, ельник от ветра защищал да солнышко грело…

Старшина достал из кармана носовой платок и натянул его над кишащим муравейником. На солнце блеснули тоненькие пущенные муравьями струйки кислоты, в нескольких местах платок стал влажным.

— Муравьиная кислота,- сказал Лавров,- для собаки очень острый запах. Могут быть ожоги на слизистой анализатора.

Саша не сразу понял, что старшина назвал анализатором собачий нос. Действительно, если у Саши от муравьев ноги горели, как от крапивы, то что же было бы с таким чувствительным органом, как анализатор? Но к чему все это объяснял старшина?

— Вот что…- посмотрев на ребят, сказал Лавров.- Бегите на заставу, поможете Зозуле боевой листок выпускать,- капитан ему приказал.

— Разрешите идти? — уже на бегу крикнул Славка.

— Катите! — ответил старшина, и ребята под дружный смех солдат припустили по тропинке.

Только отбежав немного, Саша сообразил, что Лавров просто отослал их домой. Зозуля прекрасно мог и без них выпустить боевой листок. И капитан поручил это дело не им, а Зозуле. Вот всегда так: дойдет дело до разбора каких-нибудь действий наряда или самых интересных занятий, так их со Славкой в два счета с этих занятий и выставят.

И Саша замедлил шаг, с неудовольствием окликнув убежавшего вперед Славку.

Наконец-то настал этот день! Пожалуй, сами участники обороны, которых должны были чествовать на празднике, не ждали его так, как ждали ребята.

С самого утра вся застава и гости — пограничники с других застав — выстроились на линейке.

— Товарищи,- сказал подполковник,- в день десятой годовщины героической обороны заставы поздравляю вас с высокими показателями в боевой и политической подготовке и благодарю за отличную службу.

— Служим Советскому Союзу! — дружно ответил строй.

Подполковник зачитал приветственные телеграммы, адресованные капитану Рязанову, старшему лейтенанту Лузгину, Лаврову и Зозуле.

— Пусть этот день,- сказал подполковник,- будет не только праздником, но и днем поверки нашего мастерства в боевой подготовке, а результаты соревнования — лучшим подарком нашим юбилярам.

— Объявляю порядок дня,- вышел вперед капитан: — с десяти до пятнадцати ноль-ноль — соревнования по стрельбе и физподготовке, после обеда торжественная часть… Дежурный, ведите на стрельбище!

высоким голосом запел Шакирзянов, и весь строй, подхватив песню, двинулся к стрельбищу.

Саша и Славка только и ждали момента, когда «юбиляры», как назвал их подполковник, уйдут с заставы.

Еще не смолкла песня, а они уже бежали к своей мастерской, устроенной в сарае. Возле конюшни дядя

Андрей кормил хлебом и сахаром белую лошадь, красавицу Осу. Цюра тут же прогуливал Серого.

— Посмотришь,- сказал Славка,- Цюра обязательно скачки устроит! Помнишь, еще Зозуля говорил? Цюра своего Серого все лето тренирует.

Дядя Андрей и Цюра легко вскочили в седла и шагом поехали по дороге.

А на Буяне Шакирзянов поскачет,- сказал Славка.- Буян всех обставит!

Буян, конечно, конь знаменитый, но Саше хотелось, чтобы выиграла Оса дяди Андрея. Она и в самом деле была похожа на осу — длинный поджарый корпус, небольшая с темными горячими глазами голова на изогнутой шее и, словно точеные, ноги с крепкими сухими мускулами, играющими под белой шелковистой кожей.

— Пожалуй, Оса обскачет Буяна,- сказал Саша. Он от души желал, чтобы дядя Андрей пришел на Осе первым.

— Ой, ты-ы! — презрительно протянул Славка.- Буяна обскачет?!

— Обскачет! — сказал Саша.

— Обскачет?!

— Посмотришь!

— А давай спорить,- предложил Славка,- если Оса обскачет Буяна, я тебе противогаз отдаю.

— А если Буян первый, я тебе якоря и «колорадского жука» отдам!

Саша и Славка ударили по рукам.

Наконец-то двор опустел, и можно было приниматься за дело. Саша побежал к дому и заглянул в окно.

— Тетя Нюра, можно? — крикнул он.

Ребята втащили в комнату и на видном месте поставили настоящую этажерку, которую они сами выстрогали, сколотили и покрасили.

Нюра расстелила на верхней полке этажерки салфетку, связанную специально к этому дню, а на салфетку поставила цветы. Дядя Андрей давно собирался сделать себе этажерку для книг, да последнее время все ему было некогда. Теперь вот придет домой, а этажерка уже готова.

Для Зозули Нюра приготовила целую пачку нот. Тут были и песни советских композиторов, и сборник танцевальной музыки, и вальсы Штрауса, и даже ноктюрны и полонезы Шопена.

Но пора было идти к Лаврову, и ребята, перебежав двор, осторожно пробрались в его комнату. Там Саша прибил полку, Нюра поставила на полку цветы и фотографию Кати. Рядом с цветами ребята положили все альбомы старшины. Когда они были здесь на разведке, Славка заметил, что один альбом Лавров отложил в сторону и не дал им смотреть. Ну, раз не дал, значит и не надо. Но все-таки сейчас Славка, мимоходом заглянув в него, позвал Сашу, и они увидели, что в этом альбоме, куда ни повернись, всюду была Катя. Катя и сидит, Катя и стоит, Катя сетку тянет, Катя улыбается, Катя цветы нюхает, Катя домой пошла — все Катя да Катя! И что он нашел в этой Кате!? Сколько бумаги перепортил! Славка даже смотреть больше не стал.

Нюра отобрала у них альбом, дернула их за носы и сказала, чтоб они не лезли в дела, которых не понимают. А разве они не понимают? Они понимают…

Но полка — это был еще не самый главный подарок. Предоставив Нюре хозяйничать в комнате, Саша и Славка занялись делом.

Рядом с комнатой у Лаврова была небольшая каморка, оборудованная старшиной под фотолабораторию. Здесь ребята поставили в углу на высокую подставку бочонок, который опять-таки дала им Нюра, налили его доверху водой и повесили длинную резиновую трубку, чтоб устроить сифон, потому что для промывки пластинок обязательно нужна была проточная вода. Опустишь конец трубки в бочонок, а другой перевесишь через край, воду потянешь в себя — и побежит струйка, пока вся вода из бочонка не вытечет.

Когда они совещались с Зозулей насчет подарка Лаврову, тот им прямо так и сказал, что фотография — «темное и мокрое дело», и умывальная раковина в лаборатории обязательно нужна.

Раковину помог им сделать Цюра, впаяв жестяной патрубок в оцинкованный таз.

На складе у него оказалась покореженная выхлопная труба от какой-то подорвавшейся на мине автомашины. Цюра подобрал ее возле дороги и приберегал до случая. Вот случай и подвернулся! Он сам опилил ножовкой и выровнял край трубы, потихоньку от Лаврова прикинул, как ее нужно было изогнуть, теперь только оставалось вывести трубу через пол в фотокомнате Лаврова.

Вот тут-то уж пришлось им помучиться как следует. Саша и стамеской половицу долбил, и ножовкой пилил, и топором ее тюкал. Славка раз двадцать выбегал во двор и лез под дом.

— Еще давай! — как из-под земли кричал он, и Саша опять долбил, пилил и тюкал. Наконец в отверстии показался свет, и от земли потянуло свежим сыроватым воздухом. Вдвинув трубу, они укрепили ее чурками и битым кирпичом, дырку в полу замазали глиной, а из-под дома прорыли канавку, чтоб вода стекала за казармой по склону,

И вот настал долгожданный момент. Саша, Алька и Нюра вышли из дому. Славка остался в комнате лить воду.

— Давай! — крикнул Саша.

Наступила тишина. Вдруг из-под дома побежал ручеек, растекся по пригорку и скрылся в зелени.

— Хватит! Идет! — крикнул Саша, но Славка, наверное, расстарался, включил сифон и налил целый таз: ручеек все бежал, Нюре даже пришлось постучать в стенку.