Постоял продавец, подумал и пошел назад к старухе.

— Ты чего опять заявился? Сказала тебе: пошел вон.

— Да ведь я тебя тот раз плохо разглядел. Глаза пылью запорошило. Вот теперь протер и вижу: ведь ты совсем молоденькая.

— Сколько же мне, по-твоему, лет?

— Да лет девять-десять.

— Ты что? Как это может быть?

— Оговорился я. Лет тебе девятнадцать-двадцать. Ну, может статься, двадцать один.

Просияла старуха и купила у продавца весь его товар.

Вернулся домой старик, а в доме — гора хурмы.

— Ты зачем столько хурмы накупила?

— Да уж очень продавец попался разумный. Посмотрел на меня так зорко и говорит: лет тебе девятнадцать-двадцать, а может, двадцать один. Верно подметил.

— Постой, постой, старуха! Сколько будет девятнадцать и двадцать? Тридцать девять. А прибавь двадцать один, вот и все шестьдесят. Так ведь?

Тут спохватилась старуха, да поздно.

Продавец-то был честный, солгать посовестился.

Как-то раз приглянулась одному женатому человеку бойкая соседка.

Стал он похаживать к соседке в гости.

«Моя хозяйка с ней и в сравнение не идет, — думает он. — Чумазая уродина, глядеть противно».

А жена у него была работящая. С самого раннего утра до позднего вечера, нечесаная, неубранная, ходила она в затрапезе. Никогда и в зеркало не посмотрится — все некогда!

Однажды муж сказал ей:

— Опротивела ты мне, видеть тебя больше не хочу, уходи из моего дома.

Что ж оставалось делать бедняжке? Стала она готовиться в дорогу. Вещи свои связала в узел. Надела самое свое нарядное платье, красиво причесалась, набелилась, нарумянилась и стала куда милее соседки.

Поглядел на нее муж и раздумал с ней расставаться.

Кончила жена свои сборы и, по обычаю, склонилась перед мужем в низком поклоне:

— Прощайте, живите в добром здоровье. Спасибо вам за то, что так долго заботились обо мне. Простите, если чем досадила.

Только собралась она выйти через черный ход из кухни, как муж загородил ей дорогу:

— Не смей идти через кухню в таком наряде! Это моя кухня. Ступай другим ходом.

Хотела было жена выйти через спальню. Муж опять стал на дороге:

— Не смей выходить через спальню! Это моя спальня.

Что будешь делать? Жена пошла было через гостиную.

— Куда идешь через гостиную?! — закричал муж. — Ты ведь не гостья, порядки знаешь!

Остановилась жена:

— И отсюда нельзя, и оттуда нельзя! Тогда уж я и не знаю, как мне выйти из дому.

— А не знаешь, как выйти из дому, дуреха, так и сиди дома.

С тех пор перестал муж ходить к соседке.

Жил в одной деревне человек по имени Сэйдзо.

Как-то раз гулял он с приятелями по горам. А в густых зарослях травы лежал заяц и спал мертвым сном, разомлев от дневной жары.

— Глядите, вон там дохлый заяц валяется! — крикнул один из приятелей.

Сэйдзо сразу же заткнул себе нос:

— То-то я давно уже чую: несет откуда-то падалью!

Услышал заяц человеческие голоса, как подпрыгнет! — и дал стрекача.

— Крепко же спал этот заяц, — засмеялся другой приятель.

— То-то я уже давно приметил, как в траве длинные уши шевелятся, — подхватил Сэйдзо.

С тех пор как начнет кто-нибудь поддакивать то одному, то другому, так про него говорят: «Ну, да у него, как у Сэйдзо-сана: заяц то живой, то дохлый».

В старину некий зять впервые собрался посетить своего тестя. Приятели стали советовать:

— Ты смотри, приготовь какой-нибудь занятный рассказ. Если будешь молча уплетать за обе щеки, люди тебя засмеют. Улучи удобную минуту и начинай рассказывать.

Пришел зять к тестю в дом. После обычных приветствий принесли столик с яствами. Угощают дорогого гостя вином и разными кушаньями.

В разгар пирушки зять упер себе в колени хаси и заговорил с таким значительным видом, будто хочет поведать что-то любопытное:

— Скажите, господин тесть, случалось ли вам когда-нибудь видеть бекаса, толстого, как бочка?

— Нет, не случалось.

— Неужели? Ну и я тоже не видел.

На том конец рассказу.

В одном городке была гостиница. Хозяйка ее все время только и думала, как бы заграбастать денег. Прикидывала в уме и так и этак.

Наконец вспомнилось ей, что люди говорили, будто трава-дурман туманит ум и отшибает память[169]. «Отлично, отлично, лучше и не надо. Накормлю гостя дурманом, а он, смотришь, забудет кошель, набитый деньгами. Стану первой богачкой в наших местах», — размечталась хозяйка.

В тот же день к вечеру в гостиницу пожаловал гость, по всему видать — человек денежный. Хозяйка живехонько взялась за стряпню, и каждое блюдо — умани, суп, маринованные овощи — все приправляла дурманом.

Подивился гость, не очень-то угощение пришлось ему по вкусу. На другое утро чуть свет отбыл он из гостиницы. Хозяйка бегом в комнату, где гость ночевал, и ну шарить во всех углах:

— Эй, эй, позабытые вещи, объявитесь-ка, где вы?

Но ничего не нашла. Какое там кошель, даже веревочки гость не оставил. «Вот тебе и на! Но ведь что-то должен был он забыть. Что же?» Скрестила руки на груди и задумалась. Вдруг пришла ей в голову ужасная догадка: «Да ведь это я сама забыла! Забыла получить плату за постой. Я ведь тоже порядком наелась дурмана, когда пробовала кушанья».

Невзвидела света жадная хозяйка. Выскочила на улицу, как была у себя дома, нагишом, и бросилась догонять гостя. Запыхавшись, спрашивает у каждого встречного:

— Куда пошел большой узел, пятьдесят выпученных глаз, на спине полосатый человек?

Прохожие думают с жалостью: «Спятила, бедняжка, чушь мелет!» — и идут себе дальше.

Заплетается у жадной хозяйки язык от дурмана, и невдомек людям, что она хочет сказать: «Куда пошел человек лет пятидесяти, пучеглазый, на спине у него полосатый узел?»

Так и не догнала хозяйка гостя. Осталась ни с чем.

В старину жили по соседству два скупердяя. Однажды один скупердяй послал к другому своего сынишку с просьбой:

— Понадобилось мне вбить гвоздь. Одолжите мне ненадолго ваш железный молоток.

Другой скупердяй призадумался:

— А скажи, какой гвоздь будете вбивать, деревянный или железный?

— Железный, — ответил мальчик.

— Хм. Небольшая, по правде сказать, услуга, рад бы одолжить молоток, да вот сейчас припомнил, что уже дал его кому-то на время.

Вернулся мальчик с пустыми руками и рассказал отцу, как сосед стал отнекиваться.

— До чего люди бывают жадны! — подивился отец. — Ведь это же надо — расспрашивать, какой гвоздь, деревянный или железный! Молоток, видишь ли, бережет — вот и сплел небылицу. Совести в нем нет. Ну, вот что, делать нечего! Придется забить гвоздь собственным молотком.

Однажды отправились три паломника на поклонение в храмы Исэ. По дороге они заспорили.

— Если мы найдем на дороге тридцать золотых, — говорит один, — надо разделить деньги поровну, по десять монет на каждого.

— Нет! — кричит другой. — Кто первый заметит, тот пусть и берет себе большую долю.

— Несправедливо это! — возражает третий. — Надо делить поровну, чтобы никому не было обидно.

— Да ведь есть же такой обычай на оленьей охоте: кто первый попадет в оленя стрелой, тот и берет себе его голову. И тут то же самое: кто первый заметит деньги, тот пусть и берет себе большую долю.

Спорят паломники, ссорятся, кричат!

Попался им навстречу торговец маслом. Услышал он их спор, поставил на обочину кувшин с маслом и взялся их рассудить:

— Вот что, дорожные люди, надо сделать так. Прежде всего положите сюда найденные деньги.