Так мальчик стал настоятелем храма Умпэндзи. Понемногу выучился он читать сутры. Как-то раз положил он свой рисунок кошки перед статуей Будды, а сам читает молитвы. Вдруг кошка зашевелилась, сошла с рисунка и стала настоящей кошкой. Стали они жить в храме вдвоем.

Уйдет настоятель к кому-нибудь из прихожан, а кошка храм сторожит и хлопочет по хозяйству. Вернется он, а к его приходу все готово, и чайник на огне.

Шли годы. Настоятель уже стал немолод, а кошка совсем постарела. Забросили прихожане храм Умпэндзи, перешли к настоятелю другого храма. Был он хитер и речист и убедил их в своей святости. Дошло до того, что старику-настоятелю и его кошке порой есть было нечего. Худое настало у них житье.

Однажды настоятель вдруг заметил, что у кошки вместо одного хвоста сделалось несколько. Распушила она свои хвосты и подметает ими храм, словно метлой.

— Неужели моя кошка превратилась в чудовище? — огорчился настоятель.

— Не печалься, дедушка, — отвечает кошка. — Стала я от старости оборотнем и уйду доживать свой век в горы. Но раньше я хочу помочь тебе. Вот послушай! Через три дня в доме того богача, что живет у подножия горы, будут похороны. А я обращусь в огненную колесницу ада[116] и сделаю вид, что хочу унести покойника. Ты ударь своими четками по гробу — и колесница тотчас исчезнет.

Настоятель кивнул в знак согласия, и кошка ушла из храма Умпэндзи неведомо куда.

Через три дня пошел настоятель в деревню, что стояла у подножия горы. Собралось там множество народу по случаю похорон одного из родственников местного богача. Приглашен был и настоятель другого храма. Но когда понесли гроб на кладбище, вдруг на небе показалась черная грозовая туча и потоками хлынул дождь. Засверкали молнии, спустилась с неба страшная огненная колесница, летит прямо к гробу, чтобы унести покойника в ад! Настоятель другого храма только трясется от ужаса, а все с воплями мечутся, не зная, что делать.

Но настоятель храма Умпэндзи подумал: «Это все проделки моей верной кошки!» Смело подошел он к гробу и ударил по нему раз-другой четками. И вдруг дождь кончился, небо прояснилось, и огненная колесница исчезла. Смотрят — а покойник по-прежнему мирно лежит в гробу. Все изумились. Велика святость настоятеля из храма Умпэндзи, если ему покорны силы ада! Все перепуганные грешники бросились за помощью к старому настоятелю, и у него снова стало много прихожан.

В старину это было, в далекую старину. Как-то раз под вечер постучал нищий паломник в ворота большого дома. Попросил пустить его на ночлег. А хозяином того дома был староста, первый на деревне богач. Известно, кошка и староста без добычи не остаются. Хозяйка в ту пору сидела за ткацким станом. Прогнала она паломника: «Уходи, бродяга, куда сам знаешь!» Ничего не сказал паломник и тихо побрел прочь.

А в самом конце деревни стояла кособокая хижина, крытая тростником. Постучал паломник в дверь. Медленно, медленно, еле волоча ноги, вышли к нему навстречу из дверей старик со старухой и говорят, опечаленные:

— Не обессудь! Горько нам отпускать тебя с пустыми руками, но сам видишь, как мы бедны. Нет у нас в доме ни зернышка риса, ни лишней одежонки.

— Не тревожьтесь, ничего мне не надо, только пустите меня переночевать. Лягу я на голом полу, а голову положу на край очага.

— Ну что ж, коли так, милости просим, — приветливо отвечают старики. Провели они гостя в свою тесную хижину.

Говорит паломник старухе:

— Прости, что докучаю тебе, но наполни водой самый большой котелок и повесь над очагом.

Послушалась старуха. Когда закипела в котелке вода, достал паломник из своей монашеской сумы горсточку риса и стал сыпать в воду по зернышку.

Вдруг — что за диво! — котелок до краев наполнился рисом, белым, как утренний снег, мягким и рассыпчатым… То-то обрадовались старики! Совестно им было, что гость хозяев угощает, но под конец сдались они на его уговоры и поели досыта. Не часто случалось старикам отведать белого риса.

Только кончили они втроем ужинать, как отворилась дверь на кухне и в дом весело вбежала дочка стариков о-Коно. Была она девушка хорошая и душевная, но собой черна и дурна, все лицо в рябинах, гладкого места нет.

О-Коно прислуживала в доме у старосты, и ей частенько позволяли относить отцу с матерью, что она со дна котлов и чашек наскребет. Вот и нынче вечером принесла она полную миску с верхом бурого пригорелого риса, а старики говорят ей с довольной улыбкой:

— О-Коно, доченька о-Коно, сегодня мы сыты: наш гость угостил нас на славу.

Застыдилась о-Коно, услышав это, закраснелась вся и стала благодарить гостя.

А старик со старухой сетуют:

— Ах, горе, горе, добрая у нас дочка, да только сам видишь, собой нехороша. При нашей-то бедности где найти ей жениха?! А ведь так бы хотелось — она у нас уж в возрасте!

— Это небольшая беда, — отвечает паломник. — Не печальтесь, я вам помогу.

Вынул он из рукава черное-черное полотенце:

— На, девушка, возьми! Станешь мыться в чане, потри этим полотенцем лицо.

Вернулась о-Коно к своим хозяевам и согрела воду для вечернего купания. Первым в чан полез сам хозяин, потом все его домашние по очереди, а дочка стариков окунулась, как всегда, самой последней. Взяла она черное полотенце и с опаской легонько потерла свои щеки. Но что это?! Шершавая кожа стала вдруг мягкой и нежной, словно шелк. Шею потерла, шея стала гладкой-гладкой.

Страх взял девушку, выскочила она не помня себя из чана и побежала к зеркалу. Смотрит — все рябины сошли с лица, сияет оно нежной белизной. Стала о-Коно красавицей, каких мало.

Увидела это чудо жена старосты и приступила к девушке с допросом: как, да что, да почему. Рассказала о-Коно все, как было. Захотелось хозяйке испытать на себе чудесную силу полотенца. Попросила она его в долг, один раз потереться. На другой вечер залезла жена старосты в чан последней, чего отроду с ней не случалось, и давай тереть лицо полотенцем. Стало оно гладким и нежным. Потом руки потерла. Сделались руки мягкими и белыми, словно свежие рисовые лепешки.

Обрадовалась хозяйка, трет себя полотенцем с головы до ног. Насилу-то насилу решилась она вылезти из чана, приговаривая:

— Ну, хватит! Уф, устала! Зато теперь меня и не узнаешь — такой я стала красавицей!

Но не тут-то было! Ее белые-белые ноги и белая-белая спина словно приросли к чану! Как ни билась жена старосты, сколько ни старалась, а так и не смогла вылезти. Завопила она во весь голос. Прибежала о-Коно, схватила хозяйку за руки, хочет вытащить ее из чана, да не может. Что тут делать?

Просит хозяйка:

— Беги скорей, о-Коно, ищи того паломника, что дал тебе черное полотенце! Приведи его сюда, пусть освободит меня силою своих чар.

О-Коно со всех ног бросилась к себе домой. Видит: паломник все еще гостит у стариков — уговорили они его пожить денек-другой. Привела о-Коно паломника к своим хозяевам. Взглянула на него жена старосты и обомлела: ведь это тот самый нищий, кого она вчера от ворот с бранью прогнала!

А нищий знай себе тихонько посмеивается.

— Хорошо, — говорит, — я согласен освободить тебя. Но только вот мое условие: устройте наперед веселый пир и созовите всю свою родню — и ближнюю и дальнюю.

Много времени не прошло, собрались родичи старосты в парадных покоях для гостей. Увидел паломник, что все в сборе, и неторопливо подошел к чану с водой, где сидела хозяйка, плача и охая. Вынул он из рукава зеленую бамбуковую палочку. Светилась-сверкала она ярким огнем. Взмахнул паломник бамбуковой палочкой и прочитал заклинание. В тот же миг жена старосты отлепилась от чана. Обрадовалась она, наспех нарядилась и побежала к гостям.

Еще веселее стали гости пировать, пили вино, пели песни и шумели, а о паломнике и думать забыли. Даже и не поблагодарили его. Вдруг он словно из-под земли вырос посреди парадного покоя и крикнул громовым голосом: