Староста обрадовался:
— Значит, я зря тебя упрекал. Ты, Китиёму, умный человек. Спасибо тебе, спасибо.
Но время шло, старосте делалось все хуже. Жители села один за другим наведались к больному. Китиёму опять явился после всех.
Староста спросил еле слышно:
— Китиёму, привел ли ты врача?
— Нет, я решил, что вам уже не поможешь, и пошел к продавцу жареных лепешек и к гробовщику. Похороны готовить.
Староста от страха так и обмер.
Сказке конец, тян-тян, рисовый колобок.
115. Пожарная тревога
Однажды ночью в деревне, где жил Китиёму-сан, случился пожар. Китиёму-сан оделся, умылся, не спеша отправился к старосте и позвал тихим голосом:
— Господин староста, пожар! Господин староста, пожар!
Так тихо он говорил, что староста не проснулся. Но жена старосты случайно пробудилась и слышит: кто-то бормочет у ворот не поймешь что. Встала она поглядеть. А Китиёму все твердит одно и то же:
— Господин староста, пожар, пожар! Господин староста, пожар!
В испуге она разбудила мужа. Староста вскочил как сумасшедший и побежал на пожар. Но огонь уже погас. Дайкан сильно разбранил старосту за то, что тот запоздал. Пришлось старосте повиниться.
Вернулся он домой и призвал к себе Китиёму-сана:
— Послушай, Китиёму. Если в деревне загорится, разве можно так тихо будить? Надо, стучать ко мне в дом что есть силы и кричать во весь голос: «Пожар, пожар!»
— Слушаюсь, так и сделаю, — ответил Китиёму.
Глубокой ночью прибежал Китиёму, запыхавшись, к дому старосты с длинным шестом на плече. Бегает кругом дома и колотит шестом, не разбирая куда, и в окна, и в двери. Застучал по столбу и начал орать, надсаживаясь:
— Господин староста, пожар, пожар, большой пожар!
Староста закричал, бледный от испуга:
— Это ты, Китиёму-дон? Слышу, слышу! Не стучи так, не стучи, дом поломаешь. Где пожар?
Китиему спокойно отвечает:
— Господин староста, никакого пожара нет. Я только хотел узнать, хорошо ли я разбудил вас на этот раз?
116. Птица широкорот
Однажды Тайсаку стал рассказывать всюду, что слышал в горах крики птиц широкоротов.
Князю захотелось послушать, и он приказал сельской управе проложить в горах дорогу. Отправился он в горы, но услышал только воркование лесных голубей — ку-ку-ку!
Тогда призвал князь к себе Тайсаку и начал расспрашивать его. А тот в ответ:
— Правда, кричат широкороты. Сам слышал: кру-кру-кру.
Сильно разгневался князь:
— Да это же голуби!
Побранил он Тайсаку. Но ведь дорога-то в горах была уже проложена и крестьяне могли свободно ездить по ней со своей поклажей.
117. Охотник и его жена
Давным-давно жил охотник в добром согласии со своей женой. Но завел он на стороне возлюбленную и повадился ходить к ней каждый вечер. Домой он возвращался уже на рассвете. Жена всегда его ожидала, и неизменно у нее была наготове горячая вода. «В доме нет огня, а вода кипит. Чудеса, да и только! А ведь ночь холодная», — удивлялся охотник. Даже если солнце стояло высоко в небе, жена никогда не хмурилась и встречала мужа ласково. И вода в тазу всегда наготове, так и кипит!
«Странное дело! Не пойду я сегодня никуда, а подсмотрю, как жена кипятит воду без огня». Вечером охотник притворился, будто идет в горы, а сам спрятался и стал подглядывать в щелку ставен. Видит — жена налила воду в таз, поставила его себе на грудь и запела:
Сердце в моей груди
Пылает жарким огнем,
Но кто поймет, кто увидит,
Если дым не идет?
Высока Мацуяма-гора.
Дорога длиной в семь ри,
Кто, заблудившись случайно,
В такую даль забредет?
Услышал эту песню охотник и в первый раз понял, как страдает его жена. «Провинился я перед женой! Ведь я каждую ночь ходил к своей возлюбленной, что живет возле горы Мацуяма. Дорога туда дальняя, целых семь ри. Пока вернусь домой, на дворе уж белый день. У жены моей так горело сердце, что вода закипала у нее на груди. По правде сказать, недостойно я вел себя».
Вошел охотник в дом и сказал:
— Послушай, сегодня я только притворился, будто иду в горы. Теперь я знаю, что ты согревала воду огнем своего любящего сердца. Прости меня. Не буду я больше ходить к той женщине. — Начал он просить прощения, до самой земли кланялся.
С тех пор стал он верным, хорошим мужем, и супруги счастливо прожили свою жизнь.
118. Горшок белых хризантем
В старину, в далекую старину жил один князь. Была у него законная жена, но он о ней и думать позабыл с тех пор, как взял себе молодую наложницу. Дни и ночи проводил князь в покоях своей возлюбленной, а покинутая жена обливалась слезами. Только и утехи ей было, что играть на цитре.
Но вот однажды явился к супруге князя посланец от наложницы с просьбой дать на время цитру. Слова не сказала жена, отдала свою любимую цитру и стала играть на простом сямисэне. Хорошо она играла, заслушаешься.
Узнала про это наложница и позавидовала. Послала она слугу за сямисэном. Отдала жена и сямисэн. Только и радости у нее осталось: горшок хризантем. Были эти хризантемы белее первого снега. Целый день любовалась ими покинутая жена, утирая слезы.
Но вскоре явился посланный от соперницы: просит она отдать ей горшок хризантем. Отослала жена князя цветы вместе с таким стихотворением:
Я цитру свою отдала,
Я отдала сямисэн,
Любимого отдала я.
Так стану ли я жалеть
Вас, белые хризантемы?!
Поняла наложница всю низость своей души, и стало ей стыдно. Покинув дом князя, скрылась она куда-то, а князь снова вернул свою любовь жене.
119. Умная жена
Давным-давно жил на свете продавец чая.
Однажды пошел он торговать вразнос и увидел, что перед каким-то домом старик колет дрова на большом камне. Старик этот был когда-то самураем. Хоть и дошел до такой бедности, что сам колол дрова, но умел искусно владеть оружием.
Остановился торговец и стал поучать старика:
— Зря ты колешь чурки на камне. Промахнешься один раз и топор зазубришь — а ведь он у тебя новешенький.
— Но я ни разу не промахнусь, — ответил старик с самодовольным видом, — не попорчу топора. Давай биться об заклад. Если не будет на моем топоре ни одной зазубрины, значит, ты проспорил. Отдашь мешок чая, что у тебя за плечами. А если я попорчу топор, то куплю твой товар за любую цену, проси ты хоть десять, хоть двадцать рё.
«Ну, расхвастался старик», — подумал торговец и сказал:
— Согласен. Руби, а я посмотрю.
Старик начал махать топором и изрубил на камне в щелки всю наваленную поленницу дров. Но лезвие топора осталось целехонько: ни одной зазубрины!
Вернулся торговец домой со слезами на глазах и рассказал обо всем жене. Та сильно рассердилась:
— Рохля ты, как все мужчины! Завтра я сама пойду туда и, уж поверь мне, заберу весь наш чай обратно.
На другой день взяла она товар и отправилась к старику.
— Мой хозяин вчера бился с вами об заклад и проиграл целый мешок чая. Может, вы еще раз сегодня пойдете на спор? Если выиграете, я отдам полный мешок чая, что у меня на плечах. А если проиграете, то купите у меня и вчерашний товар, и весь сегодняшний по хорошей цене.
«Вот дура-баба, — подумал старик, — неймется ей, мало вчерашнего убытка».
— Что же, раз сами напрашиваетесь, будь по-вашему. Я еще раз выиграю заклад. — И с этими словами старик снова начал рубить чурки на том же камне, а женщина уселась перед ним и смотрела. А была она молода и хороша собой.