— Хм, значит, не простые это очки, а волшебные! Посмотрим еще.

Пошел плотник к своему соседу с западной стороны, известному богачу, и надел очки. Видит, богач Эбису-сама, и жена его — Эбису, и красивая дочь.

— Ха, все чуднее и чуднее!

Пришел плотник к себе домой, взглянул на свои плотничьи инструменты, а вместо них — колотушка бога счастья.

Жена плотника толкла рис в ступе. Взглянул на нее муж сквозь чудесные очки.

— Вот тебе на! Жена-то у меня курица! — задохнулся плотник от удивления.

Толчет курица рис, глупо квохчет — ко-ко-ко, — ногами рисовые зерна разбрасывает, так и летят во все стороны.

«Беда! С такой женой я весь век в бедности проживу. Надо отправить ее восвояси», — решил плотник. С тех пор стал он находить у жены всякие провинности и наконец отослал назад, в ее родной дом. А потом вскорости женился на дочке западного соседа.

С тех пор плотнику повалило счастье и сделался он богачом не хуже своего тестя.

Вот что рассказывают в городе Сэндай.

У мастера, делавшего зонты на продажу, стояла в нише парадной комнаты глиняная фигурка старухи-ниточницы. Была она так похоже вылеплена, как живая.

Однажды мальчишка-ученик продевал нитки сквозь ребра зонтов. Дело у него не спорилось, все нитки спутались в клубок, не найдешь ни конца, ни начала, хоть плачь.

— Старуха-ниточница, старуха-ниточница, старуха-ниточница, — жалобно позвал мальчик, — помоги мне нитки распутать.

Вдруг спустилась старуха с полки и говорит:

— Как не помочь такому славному мальчику! Давай, сынок, я живо сделаю. — И распутала все нитки.

А вот что случилось однажды вечером. Залез в лавку грабитель. Лицо полотенцем обмотано до самых глаз. Завязал в узел все самые лучшие зонты, а люди в доме храпят что есть мочи.

— Чистая работа! Продам где-нибудь в дальней деревне.

Радуется грабитель, что все так легко получилось. Захотел он взвалить узел на спину, но не смог его и с пола приподнять — такая тяжесть.

— Это что за чертовщина!

Напряг все свои силы и попробовал еще раз. Узел ни с места.

Тем временем пропели первые петухи, а там и вторые.

— Вот незадача какая! Надо удирать отсюда! — Бросил грабитель узел и убежал со всех ног.

И тут послышался тихий смешок. Выскочила из узла глиняная старуха и быстро заковыляла к себе в нишу.

А вот что случилось в другой раз. Маленькая дочь хозяина пошла к подругам поиграть в прятки. Начало смеркаться. Дома хватились, что девочки нет. Поднялась тревога:

— Где она? Не стряслась ли с ней какая беда?

Вдруг смотрят: бежит девочка домой.

— Ты где была, зачем одна ходила?

— И совсем я не одна, а с бабушкой.

— С какой бабушкой?

— Да с нашей, с ниточницей. Она меня всю дорогу за руку вела.

Пошли поглядеть на полку в нише. А старуха забилась в самый дальний уголок, и лицо у нее виноватое.

Скоро о старухе-ниточнице пошла слава по всему городу.

Как-то раз один сосед зашел в гости к зонтичному мастеру и, попивая чай, сказал:

— У вас вот старуха, а у нас с давних времен стоит в нише глиняный старичок, славный такой.

В тот же день старуха-ниточница пропала. Пошли искать — а она в соседнем доме на полке рядом со старичком стоит. Сколько раз ни приносили старуху домой — она все убегала. Так и отступились.

И до сих пор в городе Сэндай стоят вместе две глиняные фигурки: старуха-ниточница и седобородый старичок.

Много лет назад приезжал в горные селения кукловод из театра Авадзи[209] по имени Маса-эмон. Повсюду шла о нем добрая молва. И вправду, он был мастером своего дела.

Каждый год весною устраивал Масаэмон представления, а потом возвращался на остров Авадзи и жил там до следующей весны. Кукол своих он отдавал на сохранение кому-либо из местных крестьян или содержателю балагана, и лежали они, запертые в сундуке, долгие-долгие месяцы.

Не могли куклы спокойно переносить эту обиду. Каждый вечер начинали они громко жаловаться.

— Мы не простые бесчувственные куклы! — сердилась самая лучшая из них, игравшая роли самураев. — Нас наряжают в одежды людей и выводят на сцену, чтобы мы людей изображали. В этом наше высокое призвание. А нас свалили как попало в сундук, словно старую, ненужную ветошь. О жестокость! О неблагодарность!

И даже самые простенькие куклы на последних ролях тоже громко роптали:

— Что у нас за жизнь! На тростях нас не водят, руки и ноги у нас повисли, как тряпки! Ведь этак можно и с тоски умереть!

Потом доставали они со дна сундука гонги и барабаны и поднимали страшный шум — гантян, докодон! Остановится запоздалый прохожий и прислушается: где это идет такое веселье?

Вначале жители села не особенно этому дивились. Думали они, что у хозяина кладовой, где стоял сундук с куклами, каждый вечер гости собираются. Но наконец пошли по селу толки и пересуды.

Как-то раз вечером один прохожий — видно, он был любопытнее других — тихонько заглянул в кладовую. Видит он: в кладовой ни души, но кто-то разглагольствует в углу, как заправский самурай:

— В былые времена не то что куклы, даже люди, проходя мимо меня, отдавали почтительный поклон, но ныне воцарились у нас невежество и грубость нравов!

«Чудеса, да и только! Как попал туда самурай?» — подумал прохожий и стал всматриваться еще пристальнее. Удивительное дело! Голос доносился из большого сундука!

Прохожий побежал к хозяину кладовой и рассказал ему обо всем. Поспешил хозяин в кладовую вместе со всеми своими домашними. А там стоит гомон многих голосов, гремят гонги, рокочут барабаны. И весь этот шум исходит из сундука, который оставил на сохранение Масаэмон с острова Авадзи, но открыть сундук нельзя — ключа нет.

Сейчас же послали гонца на остров Авадзи к Масаэмону. Приехал он. Отпер сундук, смотрит: лежат в нем куклы тихо и смирно, будто ничего и не было.

Как раз в это время остановился в том же селе проездом знаменитый сказитель дзёрури[210] из Эдо по имени Такэмото Гидаю[211]. Дошел до него слух об этом необыкновенном случае, и захотел он посмотреть на кукол своими глазами. Заглянул в сундук и головой покачал.

— То же самое случилось однажды и у нас в Эдо, — поведал Гидаю. — И по той же причине. Бросили кукол в кучу как попало и оставили лежать, словно старый хлам.

— Что же теперь делать?

— Это ведь куклы-актеры. Если уж приходится убирать их на время, то надо это делать бережно и уважительно, щадя их чувства, — говорит Гидаю так, словно он сам, своими ушами слышал жалобы кукол. — Вот почему у нас в Эдо есть хороший обычай, — добавил он, — утром и вечером вынимать кукол из сундука и устраивать с ними торжественное шествие. И уж во всяком случае, надо бережно убирать их после представления, иначе куклы обижаются, как люди… И каждый актер их поймет!

С тех пор Масаэмон с острова Авадзи всегда следовал этому доброму совету, и куклы у него никогда больше не роптали на свою судьбу.

В старину жил в селении Таяма человек по прозванию Богач Стрекоза. В молодости был он трудолюбивым крестьянином. Неожиданно досталось ему большое богатство, но именной печати у него не было. Попросил он у местного правителя:

— Пожалуйте мне именную печать богача.

— В доме твоем хранятся многие сокровища, — ответил правитель, — но ведь главное сокровище — дети. Есть ли они у тебя?

— Да, у меня есть дочь, дарованная мне буддой Дайкити-нёрай-сама[212].

Правитель пожаловал ему печать богача, призвал к себе дочь и увез девушку с собой. Она была до того красива, что сам князь взял ее в жены.