Светя фонариком, Павел Незымаев стоял молча, пока Олег читал письмо.
Ссылаясь на просьбу Хованского, Боярский рекомендовал Чегодову срочно отправиться в Киев — разрешение на поездку подписано самим генералом Науменом; там необходимо сойтись поближе с сотрудником контрразведки НТС Николаем Шитцем, возглавляющим сейчас украинскую резидентуру «Зондерштаба Б»; установить, является ли Шитц родственником гауптштурмфюрера СД Эбелинга? Находясь в Берлине, Шитц был весьма близок к Байдалакову и принимал косвенное участие в попытке наладить связь НТС с англичанами. Надо, писал далее Боярский, узнать: 1) работает ли Шитц в гестапо? 2) каковы его взгляды на связь с англичанами? 3) насколько он близок с Эбелингом? 4) известно ли что-либо Эбелингу об англичанах?
Наконец давалась явка в Киеве на крайний случай и «ящик» на Подоле в женском монастыре.
Были копии донесений и записка Вюрглера Байдалакову, где он сетовал на то, что в Киеве НТС представлен весьма слабо…
— Все понятно, — проговорил Чегодов, поджигая спичкой письмо, пряча записку Вюрглера в карман.
Фонарик погас, они сели на скамейку, помолчали.
— Уезжать в Киев нужно немедленно, — не торопясь проговорил Незымаев. — Повезло тебе, вовремя подоспела командировка… А то пришлось бы уходить к партизанам…
— Мой отъезд похож на бегство, Каминский заподозрит неладное. Чего доброго, арестует! Он ведь с немцами не очень считается!
— Вырваться из заколдованного круга нам помогут Редлих и разрешение Наумена; покажи Роману записку Вюрглера.
— Это только записка, а не официальный приказ о моем переводе в Киев, который должен поступить из Берлина, или Варшавы, либо из Смоленска от Околова… Редлих не дурак!
— Если Редлих не поможет, позвони в Смоленск Околову, скажи, что имеются особо важные сведения, и уезжай, а тем временем Граков в Берлине подготовит приказ о твоей официальной командировке в Киев…
— А если ему это не удастся?
— В любом случае оставаться здесь больше нельзя.
— Хорошо, Павел, поеду. И спасибо тебе за все! Прощай!
Незымаев крепко пожал Олегу руку и скрылся в темноте. А Чегодов до утра не мог уснуть…
2
В начале сентября 1943 года Чегодов уже был в Киеве. Он разгуливал с дочерью тетки Гарпины и дяди Никифора по разрушенному Крещатику, с недоумением читая его новое название — Эйгорнштрассе; любовался с Владимирской горки темным плесом Днепра Славутича, далекой Русановкой, Оболонью и размышлял о предстоящих встречах с подпольщиками.
Смоленск, Витебск, Локоть… — все это уже было позади.
Что ждало в Киеве теперь?
Сегодня Олег попросил Оксану проводить его на бульвар Шевченко. Дочь тетки Гарпины, чернобровая и черноокая хохотушка, звонко смеялась, показывая белые зубки, рассказывала на своей певучей «украинской мове» о том, что килограмм хлеба в Киеве теперь стоит двести пятьдесят карбованцев, стакан соли — двести карбованцев, что бульвар Шевченко назвали Ровноверштрассе…
— А теперь, Оксана, — Олег легонько тронул девушку за плечо, — идите домой, спасибо, что довели до бульвара, — и ласково поглядел в ее глаза.
Удивление мелькнуло в ее глазах.
— Да, да! Идите, идите, я сам найду дорогу домой.
— Не понимаю, Олег Дмитриевич, — покачала она головой, — вы же сами просили меня показать Киев…
— Простите, Оксана, — замялся Чегодов, — хотелось бы одному научиться ориентироваться в городе. — Он глянул на наручные часы, время показывало, что скоро должен появиться из присутствия его бывший помощник по контрразведке Николай Шитц.
— Ну, смотрите сами, — обиженно фыркнула девушка.
Бульвар Шевченко выглядел малолюдным. Олег зашагал к полуразрушенному дому. И тут из-за угла появился высокий, тощий Шитц с унылым лицом, под руку с блондинкой, в которой Чегодов узнал его жену.
Увидав Олега, она первой кинулась к нему.
— Олег!
— Здравствуйте, Татьяна и Николай! — Он обнял их. — Вас я никак не ожидал увидеть вдвоем! Георгий Околов говорил, что сюда направили только мужчин.
В поцелуе, которым Татьяна обожгла Олега, он почувствовал зов о помощи… В тот же момент он заметил, что кто-то наблюдает за встречей, и, повернувшись, встретился глазами с грузным мужчиной, типичным украинцем, который стоял чуть в сторонке и внимательно его разглядывал…
Протянув Олегу руку, незнакомец отрекомендовался:
— Вадим Майковский.
Шитц, указывая глазами на Чегодова, проговорил:
— Это мой бывший начальник контрразведки НТС в Белграде, Олег Дмитриевич Чегодов. — Затем перевел взгляд на Майковского: — А это — шеф криминальной полиции Киева, мой нынешний начальник.
— Какими судьбами ты, Олег, попал в Киев? Впрочем, погоди, мы тут живем за углом, зайдемте в дом. Ты из Берлина? Или от этого «Кругом-да Околова»? — спросил Шитц, не скрывая неприязни к начальнику «Зондерштаба Р» города Смоленска.
— «Кругом-да Околова»! Интересно бы на него посмотреть. Надо же! — засмеялся Майковский.
— Нет, я не от Жоржа. Я приехал из провинции, из поселка Локоть. Слыхал про бригаду Каминского? Так вот, я оттуда. Приказали: «Срочно ехать в Киев».
— Мне Байдалаков писал, что направляет группу наших ребят в Киев. Но тебя, Олег Дмитриевич, никак не ожидал… А о Каминском… Целые легенды еще в Берлине ходили. Байдалаков на его войско сильно рассчитывает. Бригадный генерал, награжден Железным крестом, кучей орденов, создал самостоятельный округ, свою газету выпускает! — вспоминал Шитц.
Олег усмехнулся.
— Тысяча человек из этой «железной бригады» переметнулись к партизанам. Расстрелян как предатель руководитель его разведки и начальник полиции Брасовского округа Масленников!
— Масленников? — от удивления вскинул голову Вадим Майковский. — Мы вместе учились на юридическом факультете! Неужели он предатель? Невероятно!… — И погладил ладонью свой сразу вспотевший лысеющий череп.
— Немцы расстреляли. Уж очень они подозрительны… — Чегодов вздохнул. — Но тысяча солдат из бригады ушли к партизанам! Это точно.
— Точно, не точно, какая разница? — перебила вдруг Олега Татьяна и, взглянув предостерегающе, крепко сжала ему руку. — Помните, Олег Дмитриевич, как вы учили меня тайнописи? И остальным хитрым наукам? Как приезжали к нам в Земун?…
Олег не забыл, как Таня принимала его в своей уютной квартире, когда мужа не было дома; и ее экзальтированную любовь к нему, и то, как перед его отъездом в Румынию рыдала у него на плече, понимая особым женским чутьем, что это их последняя встреча. Тогда он отмахивался от всей этой «сентиментальщины», чтоб не раскисать из-за «бабских слез»…
— Вот тут мы и живем, заходите, — и Шитц жестом указал на отворенные ворота, где стоял часовой.
Квартира, обставленная «с бору, с сосенки», показалась Олегу неуютной: большая столовая, гостиная, кабинет, спальня, какие-то прихожие, гардеробные, коридорчики, кладовки… В ней чего-то не хватало, словно из нее вынули душу. На стенах висели картины в овальных и квадратных рамах, в углу перед образами в серебряных окладах теплились лампады; на подоконниках совсем нелепо стояли в кашпо какие-то цветы…
Прислуга тотчас принялась накрывать на стол. Поставили шесть приборов. Шитц, поглядывая на большие стенные часы, стрелка которых приближалась к пяти, пригласил гостей в гостиную.
Воспользовавшись этим, хозяйка шепнула Олегу: «Будь осторожен в словах!» — Потом, громко извинившись перед Майковским, направилась в кухню.
— Вадим, — виновато начал Шитц, — я пригласил в дом Чегодова как стопроцентно нашего человека. Надеюсь, он будет работать с нами. — Шитц переводил взгляд то на Майковского, то на Чегодова.
Олег молча, с любопытством изучал начальника киевской полиции.
— «Зондерштаб Р» проводит свою деятельность через межобластные резидентуры, — откашлявшись, заговорил Майковский. — Вся освобожденная советская территория делится на пять разведывательно-резидентских областей: А, Б, С, Д, Е. Область Б дислоцируется в Киеве. Руководящий состав «Зондерштаба Р» и резиденций создан из «солидаристов» и действует в тесном контакте с контрразведывательными органами СД и ГФП, фельд- и оргкомендатурами. — Майковский достал из кармана жестяную коробочку, вынул леденец и положил его за щеку. — Итак, мы все связаны с Германией и зависим от успехов ее вермахта. А успехов становится все меньше и меньше… В Красной армии появились в большом количестве танки и орудия, большевики создали огромную силу… Немецкие генералы ломают сейчас голову: почему у этих «унтерменшей» орудия и танки стали лучше, а стратегия и тактика — талантливей и мобильней, чем у «гениального фюрера». И боятся, что придется им падать на колени… перед Западом, который все равно захочет увидеть Россию очищенной от большевизма… Так что же нам делать? — Майковский остановил взгляд на Чегодове.
