– Я не могу с этим смириться.

Он погладил мне волосы.

– Впервые в твоей жизни, Глория, тебе придется. И Ава счастлива. Счастливее, чем я ее когда-либо видел.

Я подняла голову и заглянула ему в глаза.

– Откуда ты знаешь?

Вид у него был смущенный.

– Мэтью звонил несколько раз. Он не был уверен, что твоих кратких разговоров с Авой было достаточно, чтобы дать нам знать, как хорошо обстоят у них дела.

Я снова опустила голову ему на плечо.

– Я жалею, что она не вышла за Фила.

С минуту он молчал. Цепи гамака скрипели, когда мы покачивались взад-вперед.

– Мы не всегда выбираем, кого нам любить.

Закрыв глаза, я дала его словам проникнуть в мое сознание, как стакану ледяного чая в желудок. Я понимала их справедливость, но не желала их слышать.

– Мэтью – хороший человек, – продолжал Генри, – и он любит Аву, и она любит его. Давай предоставим им быть счастливыми.

– Но как они могут быть счастливы? Что, если… – Больше сказать я ничего не могла. Страх тяжестью лег мне на сердце.

Он похлопал меня по плечу:

– Никаких «если», помнишь? Мы с тобой сошлись на этом.

Я опять посмотрела в его глаза, взгляд их был спокойный, разуверяющий. Это напомнило мне, почему я влюбилась в него. И почему он с таким успехом руководил похоронным бюро. Он умел принести душевный покой, не произнося ни единого слова.

– А разве ты не боишься? – спокойно спросила я.

– Я не позволяю себе бояться, – сказал он, как будто эмоциями можно было управлять. Как будто мать могла забыть, каково ей было держать ручки ребенка в своих руках.

Я покачала головой:

– У Мими снова приступ головной боли. Это всегда значит, что близится буря. – Я подняла глаза в чистое небо, где в приближающейся темноте зажигались звезды, и месяц словно улыбался нам знающей улыбкой. – Она никогда не ошибается.

– Мы подумаем об этом, если это нам будет необходимо. Так мы всегда поступали.

– Но сейчас речь об Аве, – сказала я, как будто это объясняло прошедшие тридцать четыре года.

Солнце опустилось глубоко за горизонт, последние его лучи падали сквозь лепестки магнолии и ложились на ступеньки веранды. Цикады завели свой последний дневной хор, и светлячки замелькали им в унисон. Я нежно поцеловала Генри в щеку и, резко оттолкнувшись, поднялась с гамака. Он закачался как пьяный мне вслед.

Я стояла, вздыхая, чувствуя, как он бьется о мои ноги. Я вошла в дом, дверь захлопнулась за мной, и листы газеты, что читал Генри, затрепетали, как мотыльки в сгущающемся сумраке.

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Май 2011

Я притормозила на парковке возле аптеки, которую заприметила по дороге на работу, надеясь приобрести не только садовые инструменты, но и найти фотоателье. В эти дни цифровых камер проявка исчезала, как и виниловые пластинки.

Я устала, но была приятно возбуждена после первого дня на новой работе. Это был обычный день. Я встретилась с коллегами и несколькими пациентками, выполнила кое-какую бумажную работу и узнала, где находятся комнаты отдыха. Хорошо было заставить мозги работать в другом направлении и – со временем – снова помогать младенцам входить в этот мир. Моя профессия всегда была для меня более чем карьера; она определяла мою личность. Я старалась теперь не думать, что Мэтью женился на двух акушерках и даже поощрял первую жену заняться этой деятельностью.

У входа в магазин я взяла небольшую тележку. Она могла мне понадобиться, если случится найти горшки для цветов – я намеревалась поставить их на ступенях у парадной и задней дверей. Несмотря на большое количество зелени, окружавшей дом, он выглядел унылым и заброшенным без цветов и кустарников в непосредственной близости. Хотя я обычно считала, что душистые цветы во дворе неуместны, я не могла отделаться от маминых наставлений. И мне захотелось, чтобы яркие оттенки многолетних растений украсили старый дом. Я старалась убедить себя, что это не имеет никакого отношения к рисунку Адриенны на стене в гостиной, где дом был изображен в его теперешнем виде. Как и с кухней, я испытывала потребность сделать его своим, насколько возможно отличающимся от того, каким его знала Адриенна. Получалось так, словно я хотела, чтобы ее призрак, не узнав дома, покинул его.

Я стояла в фотоателье, доставая из сумки катушки с пленками, когда я услышала, как кто-то меня окликнул. Я обернулась и увидела Джона МакМахона у кассы недалеко от выхода. Он подошел ко мне с упаковкой крема после бритья и двумя пачками фотобумаги.

Я неуверенно улыбнулась, вспомнив, как я видела его на вечеринке у Тиш, когда он сказал мне на прощание: «Будьте осторожны, Ава. Он не тот, за кого вы его принимаете».

– Привет, Джон. Как поживаете?

– Я полагаю, мне следовало бы задать вам этот вопрос.

– Пожалуйста, не надо, – сказала я, поворачиваясь к нему спиной. – Он мой муж, и какие бы у вас ни были с ним разногласия, это дело вас двоих.

Он помолчал немного:

– Простите. Вы правы. Я не хочу, чтобы мой конфликт с ним помешал моей дружбе с вами.

Я снова повернулась к нему:

– Я надеюсь, мы можем быть друзьями. И надеюсь, что вы и Мэтью уладите свои отношения.

Он присмотрелся ко мне с задумчивым видом.

– Я тоже, – сказал он, посмотрел на кучу катушек на прилавке передо мной. – Вы по-прежнему пользуетесь обычной камерой? – спросил он, широко раскрыв глаза.

– О нет, – покачала я головой. – Эти пленки… я их коллекционирую.

Он приподнял бровь.

– Это мое хобби. Я нахожу их на гаражных распродажах и проявляю. Я знаю, это глупо, но это меня занимает.

– Это вовсе не глупо. Это действительно здорово. У каждого человека есть своего рода страсть к подсматриванию за чужой жизнью.

Я смутилась:

– Я не подсматриваю, это просто…

– На самом деле вы этим самым и занимаетесь. Это свойственно всем людям в той или иной форме. – Я заметила, какими темными казались его зрачки на фоне голубовато-зеленой радужки, придавая особенную остроту его взгляду.

Я покраснела и испытала облегчение, увидев подошедшего к прилавку приемщика. Пока я написала на конвертах всю полагающуюся информацию и оторвала квитанции, я заметила, что Джон отошел к кассе. Я надеялась, что он уйдет, помахав мне на прощание, и мне не придется с ним больше разговаривать. Независимо от того, что я сказала о возможности для нас стать друзьями, я не думала, что Мэтью будет склонен увидеть это в том же свете.

Я поблагодарила служащего и покатила тележку, отыскивая вход в отдел садоводства. И как раз снимала с полки большущий горшок из глины, когда вновь появился Джон.

– Позвольте мне вам помочь, – быстро подошел он ко мне, взял горшок из моих рук и осторожно водрузил его в лоно тележки.

– Спасибо, – чуть улыбнулась я, отряхивая руки. Возможно, мне не удалось бы поставить эту посудину так же бережно, как это сделал он. Скорее всего, я бы вообще его кокнула, бока у него были такие гладкие, что скользили в руках… Было бы очень жалко – горшок именно такой, какой и нужен. И все же присутствие Джона вызывало у меня чувство неловкости.

– Вы на меня сердитесь? – спросил он. Его необычные глаза просветлели.

– Нет, разумеется нет, – поспешила ответить я, избегая его взгляда и опуская в тележку лопату и два маленьких горшка в придачу к большому.

– Хорошо. Потому что я собирался попросить вас показать мне фотографии, когда их проявят. Я ведь тоже фотограф. – Он слегка потряс пакетом с фотобумагой. – Хотя то, чем я занимаюсь сейчас, это сканирование старых снимков и воспроизведение их в разных размерах. Искусства здесь особенного не требуется, но это весьма любопытно.

Его открытая улыбка и непринужденная манера смягчили меня. Я подумала – была ли Адриенна такая же?

– Вы профессиональный фотограф? – спросила я.

– Нет – это просто хобби. Но мне это нравится. Вообще-то я – продавец страховых полисов. – Он усмехнулся, и на его правой щеке образовалась глубокая ямочка. – Нужно же бывает о чем-то поговорить на вечеринках…