Само собой разумеется, если его отец пропадет без вести, то начнется изматывающая процедура семилетнего ожидания, пока он не будет официально объявлен погибшим. Такой оборот событий Ричарду не улыбался, и, конечно, лучше всего отцу следовало бы умереть по правилам, как полагается, со свидетелями, чтобы ни у кого больше не оставалось никаких сомнений на сей счет. Тем временем заинтересованный человек может воспользоваться привилегией «предположения». Ричард мог распоряжаться состоянием, сохранять и впредь свое положение, но не — имел права наследовать титул.

Однако подобные мысли он оставил при себе.

— В любом случае, — твердо продолжал Ричард, — мне нужно возвратиться в Англию, чтобы получить повышение по службе. Если я этого не сделаю, то меня могут послать куда-нибудь в другое место, особенно в случае войны. Кардиган — человек пунктуальный до крайности, он рассчитывает, что я подам рапорт в указанный в договоре день, в указанный час. Нельзя легкомысленно относиться к получению капитанского звания в таком полку, как «Сборщики вишен».

— Но как ты заплатишь за него без отца.

— Об этом не беспокойся.

— Я потрясу новичков, не привыкать, — добавил он. — Если не повезет, то дядюшка Маркбай выдаст мне звонкой монетой — ты же знаешь, как тетушка жаждет увидеть меня снова в розовых панталонах!

Флер вздохнула.

— Я вижу, ты решительно настроен. Ну если ты должен ехать, то ничего не поделаешь. Но я с тобой не поеду. Я здесь дождусь возвращения отца. Не понимаю, как можно быть таким толстокожим, чтобы уезжать домой, даже не узнав, что с ним случилось. А если он попал в беду? Кто его спасет, если мы все уедем?

Ричард не скрывал своего удивления.

— Для чего ты морочишь мне голову? Прежде всего, что ты сможешь сделать, черт подери! Поедешь на санях в Сибирь с веревкой и лопатой, прихватив с собой бутылку бренди? Во-вторых, с каких это пор ты так стала заботиться о своем высокоученом родителе?

— Как ты можешь такое говорить! — возмутилась Флер. — Он мой отец, почему я не должна заботиться о нем?

— Ну, он о тебе никогда не заботился, — откровенно высказался Ричард. — Поэтому можешь приберечь свои слезы для того, кто их оценит по достоинству.

Флер стиснула зубы. Они упрямо смотрели друг на друга, и в эту минуту были так похожи на отца.

— Мне наплевать, что ты говоришь, — сказала наконец Флер. — Я никуда не поеду до тех пор, пока он не вернется или я не получу от него известия.

— Поступай как угодно, — ответил Ричард. — Но хочу предупредить тебя, Фло, я здесь с тобой не останусь. Я не могу пропустить своего повышения.

— Как знаешь. Но на свадьбу ты останешься, я на этом настаиваю.

— Я же тебе сказал, что останусь. — Ричард повернулся, собираясь уйти, как вдруг остановился и бросил на нее любопытный взгляд.

— Тебя не волнует это? Я имею в виду свадьбу. Мне казалось, что тебе когда-то нравился граф Карев.

Она улыбнулась про себя, отмечая неточность его выражения.

— Моя дружба с графом Каревым такова, что ее не в силах омрачить никакой брак. К тому же я очень люблю Милочку.

— Ах, вон оно что, — Ричард по-прежнему внимательно смотрел на сестру, словно не был до конца удовлетворен ее ответом. Потом, пожав недоуменно плечами, прогнал от себя эту мысль.

— Сегодня за обедом меня не будет — в офицерской столовой состоится особое мероприятие, и я пообещал Петру напиться с ним. Но ты не беспокойся, он у меня будет как огурчик к тому времени, когда прозвучит выстрел из стартового пистолета. Тебе только остается надеяться, что граф Карев не станет чесать в затылке, когда столкнется со стадом родственников этой девицы. Может, у него это отобьет желание с ней размножаться!

— Какой ты вульгарный, отвратительный мальчишка!

Ричард, широко ухмыльнувшись, вышел из комнаты.

Размножаться! — нужно же такое придумать. По сути дела, конечно, такова цель любого брака, если повнимательнее разобраться. Семья, выращивание генеалогического древа. Рождение сына, продолжение рода. Флер, сидя перед зеркалом в ожидании возвращения Кати, предавалась размышлениям по поводу этой серьезной проблемы. Ей не хотелось думать об этой стороне брака, но все же ей очень хотелось знать, отдавала ли себе Милочка отчет в том, что следует за обрядом бракосочетания, или же ее мать отведет ее в сторону и обо всем расскажет потом?

Само собой разумеется, молодые девушки слышали рассказы, толком не понимая их, о первых брачных ночах, о невестах, поседевших от ужаса за одну ночь, о чудовищных воплях, доносившихся из-за закрытых дверей спальни новобрачных. У мужчин, конечно, были «некоторые свои позывы». Но что, черт подери, они при этом делали? Флер просто не имела никакого представления об этом, хотя и пыталась понять. С одной стороны, все это было так противно, а с другой — предусмотрено самой природой и поэтому не могло быть неестественным.

Ей приходилось встречаться со многими женщинами легкого поведения в своей жизни, и у нее была не одна возможность расспросить у них обо всем, но ей этого никогда не хотелось. В любом случае, они это делали без особого принуждения и предпочитали такое занятие стирке белья или мытью полов и лестниц, чтобы заработать себе на жизнь. Неужели все это настолько плохо?

Вчера ночью Флер охватило еще большее смущение от таких размышлений, когда к ней в спальню вбежала Милочка для последней, как ей показалось, ночной беседы. Из-под ее чепца торчали папильотки. Собачонки забрались следом за ней в постель. Впервые Флер не возражала. Та, которая поскромнее, вдруг ткнулась мордочкой ей в ладонь, и она рассеянно начала ее гладить по головке.

Милочка сидела, скрестив ноги, на кровати, выпростав обнаженные розовые ступни из под края ночной рубашки. Лицо у нее сияло от едва сдерживаемого возбуждения, которое, казалось, мешает ей говорить.

— Ну, моя любовь, значит все произойдет завтра! — проговорила Флер. — Вы волнуетесь?

— Да, конечно. Но, Флер, вы когда-нибудь думали о том, что происходит потом — ну, после свадьбы… что происходит?

Флер почувствовала, как у нее вспыхнули щеки.

— Думала ли я об этом? Не очень. Конечно, я была еще совсем ребенком, когда умерла моя мать, но, если бы я собралась замуж, то мне, наверное, обо всем рассказали бы тетки. — Она, замолчав, откашлялась. — Ну, а ваша мама… я имею в виду… она…

— Нет, — ответила Милочка, — но мне только что обо всем рассказала Нюшка! — Она раскачивалась взад и вперед, и казалось, что охватившее ее возбуждение вот-вот прорвется наружу. — Когда она готовила меня ко сну, вот только что, она рассказала мне. Флер, как же это все ужасно!

Она захихикала, но тут же приложила к губам палец. Глаза у нее широко раскрылись, и в них Флер видела испытываемый ею ужас и что-то другое. Флер это озадачило. В глазах Милочки была какая-то дьявольская радость, такое выражение можно увидеть в глазах ребенка, который намеревается совершить чрезвычайно скверный, но блаженно приятный поступок — например, наворовать персиков в оранжерее!

— Может быть, все не так ужасно? — спросила Флер, надеясь и страшась одновременно Милочкиных откровений.

Но она благоразумно ответила:

— Нет, я не могу вам передать, но это отвратительно!

Потом она, поцеловав Флер в щеку, убежала. Она еще долго слышала ее смех. Ужасно? Флер вновь мысленно вернулась к возникшему у нее в сознании образу: вот стоит Милочка и запихивает в рот зрелый большой персик, сок течет у нее по подбородку, по рукам, а на лице написано невиданное блаженство.

Но когда наступил торжественный момент, когда Флер впервые увидела невесту во всем блеске, когда та выходила из своей спальни в сопровождении гордо вышагивающих позади матери и няньки, у нее на лице уже не было прежней радости. Милочка побледнела, как простыня, а в глазах у нее застыл ужас. Она так напряженно, так чопорно держала себя, словно опасалась, что стоит ей прикоснуться к любому предмету, как она сама тут же рассыплется.