— Вот видишь? — с ликованием воскликнула Венера. — Вот в чем собака зарыта! Все дело в твоей личной гордыне, твоем тщеславии. Опасайся греха гордыни, Флер. Не твоей, а рукой Божией вершится их судьба. Разве не так? А ты становишься между человеком и его свободным волеизъявлением. Если Богу угодно послать ему испытания, чтобы закалить его душу и испытать ее, какое ты имеешь право вмешиваться?
— Ах, полноте, тетушка, можно ли причинить вред душе бедной женщины, если передать узел с пеленками для ее новорожденного ребенка?
Дискуссия продолжалась, темы ее к взаимному удовлетворению все расширялись, блуждая от теологии к филантропии, от философии к скалистым ландшафтам, антропологии и древним культурам. Когда они добрались до спартанцев, бросавших на произвол судьбы слабого ребенка, тетушка Эрси от скуки и непонимания заумных слов, вполне естественно и незаметно, впала в освежающий сон.
Флер и ее тетушка Венера больше всего на свете обожали четкие, разящие наповал аргументы в жарком споре, которые тренировали и укрепляли интеллект, хотя их взгляды и расходились по многим, если не большинству, предметам. Такими упражнениями они занимались уже многие годы. Венера сыграла огромную роль в воспитании Флер.
Мать Флер была младшей из трех дочерей в семье изгнанников графа и графини де Ври, которые в 1793 году бежали из революционной Франции, захватив с собой две большие парусиновые сумки с драгоценностями, которые стоили целого состояния.
В то время графиня была на последних месяцах беременности, и Венера, обладавшая комплексом тщеславия, гордилась тем, что ее зачали на территории Франции, что, как она понимала, делало ее куда более француженкой, чем ее родных сестер. За первыми родами последовали другие, но, к сожалению, все мальчики умерли, и в семье остались только три дочери — Венера, которая родилась в 1801 году, Арисия, родившаяся в 1804 и Федра, появившаяся на свет в 1806.
Венера, первенец графа и графини, была любимицей отца. Он всегда относился к ней как к связующему звену с родиной. Поэтому граф постоянно уделял ей много внимания и дал превосходное образование. Но печальные события на родине превратили его в отшельника. У него был трудный характер, и, хотя он научил Венеру здраво мыслить и посвятил дочь в такие предметы, которые в те времена считались неподходящими для девушки, граф проявлял к ней мало нежности. В библиотеке отца никогда не играли, там не раздавался детский смех. Венера превратилась в серьезную неразговорчивую девушку. Отец ее все более ожесточался, глубже уходил в себя, заражая свою воспитанницу интеллектуальным высокомерием.
Арисия с Федрой, воспитанные полностью матерью, выросли в миловидных дурочек, которых и ожидало общество того времени. Несмотря на то, что отец все дальше отстранялся от мира, его дочери заключили счастливые браки. Венера вышла замуж за сэра Фредерика Хоара, сына банкира; Арисия — которая, переделав свое имя на английский лад, стала Эрси — взяла в мужья лорда Маркбая, а Федра вступила в брак с сэром Ранульфом Гамильтоном, баронетом со скромным достатком, который уже завоевывал славу знаменитого ботаника.
Несмотря на трудности переживаемого времени, все мужья дочерей семейства де Ври успешно построили свою карьеру. Сэр Фредерик, считая, что отцовский банк ограничивает рамки его деятельности, добился своего избрания в парламент. Он без особых усилий пережил реформы 1832 года, стал другом такой непопулярной личности как Эдвин Чедвик и начал проявлять особый интерес к народному здравоохранению и общественным работам.
Лорд Маркбай тоже вполне овладел искусством выживания, хотя в его случае все решила не яркость талантов, а скорее отсутствие оных — в этом он черпал свою силу. Лорд никогда ни с кем не ссорился, никогда не выражал оригинальных идей, просто был прирожденным придворным. Процветая во время мягкого правления Вильяма-моряка, он добился еще большего по восшествии на трон юной королевы. При нем состоялся переезд двора из замка Сент Джеймс в Букингемский дворец, он без особого ущерба для себя пережил чистки в дворцовой страже, проведенной лордом Мелбурном и принцем Альбертом, и наконец был назначен королевским хранителем мантий. Маркбай достиг таких вершин только потому, что относился к числу немногих придворных его ранга, обладающих безупречной честностью. Эрси была принята на службу во дворец в качестве фрейлины королевы, ее восхищение монаршей четой и благодарность за их милость были обеспечены высоким доходом до конца дней.
Сэр Ранульф на избранном поприще тоже добился успеха, став признанным авторитетом в науке разведения орхидей, написал несколько книг и монографий, а также, получив почетную ученую степень в Кэмбридже и Эдинбурге, был избран членом «Британского общества садоводов». Ему дали должность особого консультанта по орхидеям в королевском саду в Кью, а в 1840 году он возглавил ботанический комитет Королевского научного общества, пост президента которого пять лет спустя перешел к принцу Альберту.
Браки старших сестер оказались бездетными, а Федра родила сэру Ранульфу — несмотря на его продолжительные отлучки за границу и участие в различных ботанических экспедициях — мальчика и девочку: Флер родилась в 1826 году, а ее брат Ричард — в 1832. Два года спустя, после продолжительной болезни, подорвавшей окончательно ее здоровье, Федра умерла. Их союз нельзя было назвать особенно счастливым, хотя, вероятно, никто из супругов не отдавал себе в этом отчета. Многочисленные знакомые считали Ранульфа добрым, покладистым человеком с мягким приятным характером, который в своих отношениях с окружающими доходил до ненужного им потакания. Его недюжинный интеллект был настолько сконцентрирован на науке, что он просто не обращал ни на что другое никакого внимания. Сэр Ранульф никогда не сердился, не оскорблялся и не желал изменять себя.
Он женился на Федре, потому что его пленила ее красота, она подходила ему по возрасту и была из хорошей семьи. Сэр Ранульф привез избранницу в свой дом, и, выделив ей щедрое содержание, забыл о ней. Он продолжал заниматься карьерой, подолгу не бывал дома, но когда возвращался после длительных отлучек, то обычно запирался либо у себя в кабинете, либо в теплице. Жену свою он совсем не замечал, и его не волновало, как она живет, не страдает ли от одиночества, от скуки. Федра, слабая, нервная, недалекая женщина никак не могла понять, что происходит в ее жизни, — для этого у нее не хватало ума. Тогда она внушила себе, что страдает какой-то болезнью, чтобы хоть такими ощущениями заполнить внутреннюю пустоту.
С сожалением надо признать что Венера, эта сильная независимая женщина с острым интеллектом, наверняка могла бы стать превосходной парой для Ранульфа. С ней он скорее всего обрел бы счастье. А Фредерик, простой, сердечный и симпатичный человек, куда лучше подходил бы Федре, о которой он непременно заботился бы и, конечно, баловал, а она нарожала бы ему кучу детей. Он так о них мечтал. В устремлениях сэра Ранульфа дети не играли существенной роли. Он понимал, что ему нужен сын, чтобы унаследовать его состояние, но если бы было возможно купить уже «готового к употреблению», то он не нашел бы в этом ничего предосудительного.
Флер родилась во время одной из самых продолжительных отлучек отца, и это обстоятельство сразу настроило Федру против дочери. У нее были трудные роды, и после этого она постоянно чувствовала себя одинокой, всеми покинутой. Венера, отказавшись от удовольствий светского сезона, приехала ухаживать за сестрой. Она постоянно злилась и не: выражала Федре никакого сочувствия. Если бы только Ранульф был дома, — размышляла Федра, — все-наверняка бы образовалось.
В честь мужа, считая свою находку чрезвычайно удачной, она назвала девочку Флер (Цветок), что, по мнению молодой матери, сочетало ее национальность с навязчивой профессией отца. После почти годичного отсутствия Ранульф вернулся. Уезжая, он и понятия не имел, что его жена беременна. Он с радостью, но без особого интереса, отнесся к факту рождения дочери, но когда Федра сообщила ему о своем гениальном выборе имени, он захохотал, чем, несомненно, глубоко задел ее чувства, поставив самым фатальным образом под вопрос любую возможность добрых отношений между матерью и дочерью.
