— Вы находите англичан более послушными?

— Никакого сравнения. Вот я сказал вашему отцу, что вам хотелось бы совершить верховую прогулку, он сообщил об этом вашему дяде, а дядя тете.

— Но как вам удалось убедить его в том, что я чахну на глазах и должна немного размяться?

Граф бросил на нее быстрый взгляд, и от него она вся вспыхнула.

— Если бы я сказал подобное, то беспардонно солгал бы. Но я ничего такого не говорил. Я привел его к этой мысли. В разговоре с сэром Ранульфом я просто пожаловался, что в парке как следует не поскачешь, потом заметил, что любой привыкший к свободе человек мечтает о прогулке верхом, потом поинтересовался, как, по его мнению, могли такое выносить юные леди, а в заключение предложил ему ответить, что, по его разумению, нужно в этой связи предпринять.

— И это все! Святая простота! Можете себе представить, как я изумилась, когда отец ни с того ни с сего осведомился о состоянии моего здоровья и поинтересовался моими шляпками.

— На вас очень миленькая, — заметил Карев, бросив взгляд на ее головной убор.

— Нет, эта не годится, при быстрой скачке она свалится. Отец забыл привезти мне ту, что нужно.

Вдруг граф стал серьезным.

— Да, я уже довольно долго знаю его, и от меня не ускользнуло, как мало он о вас заботится. Как, должно быть, вам не хватает матери! Я почувствовал ваше горе, когда на балу вы упомянули о ней, — продолжал он, еще больше понизив голос, — и я отлично понимаю, что вы чувствуете. Я знаю, что такое потерять мать, которую обожаешь.

Флер посмотрела на него в упор. Она не любила свою мать, ведь, по существу, она ее никогда не знала, Флер никогда не требовала ни любви, ни привязанности от своих родителей — ни от отца, ни от матери. Теперь она просто не знала, что ему ответить.

Она изменила тему разговора.

— Наверное, мне все же не придется сожалеть о том, что у меня нет подобающей шляпки для прогулки, судя по всему, она сегодня не состоится.

Но граф довольно весело воспринял ее явное огорчение.

— Не волнуйтесь, я все устрою, все, только не сразу.

— А теперь, не могли бы вы удовлетворить мое любопытство, — попросила Флер. — Как вам удалось так быстро завести знакомство с моим отцом?

— Это не было случайным знакомством, смею вас заверить. Я давно знал вашего отца по его репутации. Да, в самом деле! Чему вы удивляетесь? Неужели вам не известно, что в своей области он выдающаяся личность?

— Да, но всегда трудно считать отца большой знаменитостью. Однако я понятия не имела, что слава о нем долетела даже до России.

— Для науки преград не существует, — улыбнулся Карев. — Мой отец тоже оказался заядлым садовником, хотя, конечно, заурядным любителем. Когда он вышел в отставку с дипломатической службы, то целиком посвятил себя своему увлечению. Он значительно расширил теплицы в Шварццентирме — так называется наше поместье возле Санкт-Петербурга — и довольно долго пытался выращивать в них тропические растения в искусственном климате. Тогда он и заинтересовался садами. Кажется, у него хранятся все книги, все статьи, написанные вашим отцом.

— И этого оказалось достаточно, чтобы заманить его в свою западню? Нужно отдать ему справедливость — он все же не лев.

Карев пожал плечами.

— Сэр Ранульф подумал, что я разделяю интересы своего отца, хотя на самом деле это далеко не так, но я не стал его разубеждать.

— Какая беспринципность! Как же вы с ним встретились?

— Ничего не было проще. Каменский, наш представитель императора на выставке, попросил принца пригласить меня на заседание Королевского научного общества. Там принц и представил меня лорду Маркбаю. Я в разговоре намеренно коснулся увлечения отца, и Маркбай, ухватившись за такую возможность, за такое невероятное совпадение, представил меня своему свояку.

Флер очень позабавил его рассказ.

— Скажите, это у вас чисто русский талант, или же он целиком и полностью принадлежит только вам?

— И то, и другое. В России, если вы замыслили что-то сделать, вам придется либо пройти через длительную процедуру, либо искать более короткий путь к цели. Я отдаю предпочтение последнему методу.

— Теперь я сомневаюсь в вашей надежности.

— А вы больше всего печетесь о надежности, мисс Гамильтон? — спросил Карев, пристально посмотрев на нее. Даже если Флер знала ответ на такой каверзный вопрос, она и тогда не смогла бы ответить. Через несколько секунд он пришел ей на помощь. — Не пора ли нам теперь поразмяться, что скажете?

— Но каким образом?

— Никогда не задавайте такого вопроса! Просто доверьтесь мне и развлекайтесь!

Бесполезно, — убеждала себя Флер, — перенимать его методы. За удивительно короткое время, не дав ей возможности даже понять, как ему удалось все так ловко устроить, граф выделил из участников пикника с полдюжины седоков, наиболее склонных к риску, включая, вероятно из соображений соблюдения приличий, мисс Кавендиш. Развеяв все страхи тетушки Эрси, которая теперь сама активно призывала их промчаться по открытой местности, Карев повел свою группу на легком галопе через луг.

Самое главное заключается в том, — подумала Флер, переводя Оберона на удобный шаг, — что он старался держаться в тени. Вон сейчас он скакал в центре всадников, рядом с мисс Кавендиш, создавая у всех впечатление, что и его увлекает вперед только воля большинства. Серая лошадь графа очень хорошо скакала, и он спокойно и уверенно направлял ее, словно всю жизнь провел в седле. Он и в самом деле прекрасный наездник, — с радостью отметила Флер. — Высочайшего класса.

— Любопытно поглядеть на него в деле, как вы думаете?

Повернув голову, она снова увидела рядом с собой Джерома. Размышляя над его вопросом, Флер решила, что не станет на него отвечать, слишком опасно. Она, подняв брови, проворчала в ответ что-то невразумительно-нейтральное.

— Я имею в виду графа, — пояснил Джером свою мысль. — Я слышал, что он большой мастер выходить из трудных ситуаций, все же весьма поучительно наблюдать за ним вблизи.

— Я вас не понимаю, — проговорила она, чувствуя, что сейчас это самый подходящий ответ, и, чтобы сбить Джерома с толку, добавила: — Он прекрасный наездник.

— Да, причем на серой лошади де Берга, а она с большим норовом.

— Я сразу поняла, что он взял ее не напрокат. А кто такой де Берг?

— Лучший друг лорда Кардигана. Местный повеса. В игорных клубах и на скачках известен по кличке «Эсквайр ада».

Флер посмотрела на его изборожденный морщинками профиль.

— Вы этого не одобряете?

— Берг обычно никому не доверяет своих лошадей.

Флер почувствовала его скрытый укор.

— Как они познакомились?

Теперь Джером посмотрел на нее.

— Граф Карев, похоже, знаком здесь со всеми. — Он слегка унял шаг своего мерина и продолжал: — Несколько дней назад вы уверяли меня, что у вас с ним поверхностное знакомство, а сейчас я вижу, что он завязал чуть ли не интимные отношения с леди Маркбай.

Флер вспыхнула.

— А моя тетушка Венера разъезжает в карете с мистером Полоцким, дядя Фредерик обедает с бароном Брунновым. Боже, мне нужно напомнить членам своей семьи, чтобы они не забывали попросить у вас разрешения, когда им вздумается завязать дружбу с человеком русского происхождения!

Джером от досады кусал губы.

— Прошу меня извинить, — тихо произнес он. — Я был дерзок с вами. — Флер не стала заострять на этом внимание. Через минуту он продолжал, но без прежней самоуверенности: — Я забочусь о вашем благополучии и хотел только вас предостеречь. В своей стране Карев пользуется отнюдь не безупречной репутацией…

— Вам лучше позаботиться о себе самом. Граф Карев — друг моего отца, — сухо ответила Флер, пришпоривая Оберона. — Ну, теперь наконец перейдем на галоп!

Оберон был только рад этому и ринулся вперед, он пролетел всего несколько ярдов, но охватившее его возбуждение тут же передалось остальным лошадям. Все они резво помчались по открытой местности. Флер, бросив взгляд на мисс Кавендиш и убедившись, что с ней все в порядке, еще больше отпустила поводья.