Нахрен. Я хочу быть единственным, кто прогонит её печаль.

Я останавливаюсь на парковке у дома Холланд и выключаю зажигание. Раньше я не был в её квартире и хочу исправить это прямо сейчас. Я приглашу себя сам, если она этого не сделает самостоятельно.

— Ты поднимешься? — спрашивает она с удивлением.

— Да, — я не даю Холланд возможности поспорить со мной по этому поводу и, открыв пассажирскую дверь, выхожу из машины. Она берёт предложенную мной руку, и я позволяю ей вести меня по огромному количеству ступенек в маленькую квартиру на чердаке.

Говоря «маленькая», я имею в виду комнату, в которой находится кровать, два кресла, холодильник, выглядящий так, будто прибыл прямиком из 60-х — маленький, с зеленоватым оттенком, а также здесь раковина, плита с двумя конфорками того же оттенка, что и холодильник, узкая книжная полка и дверь, ведущая в ванную комнату, не достаточно большую даже для ванной и вмещающую только душ, туалет и раковину с подставкой. Я поворачиваюсь кругом и вижу всё помещение. У неё даже нет телевизора. Здесь только одно окно, круглое и миниатюрное. Оно выглядит так, будто даже не открывается.

Мой первый порыв — собрать барахло Холланд и унести её задницу к себе. Она заслуживает лучшего, чем это. Требуется огромное самообладание, чтобы сдержать своё желание.

Холланд скидывает свои простенькие шлёпки и стаскивает джинсы. То, как она выглядит только лишь в паре розовых хлопковых трусиков и майке, заставляет окружающее меня пространство исчезнуть. Я срываю очки с лица, оставляю их на книжной полке и делаю несколько шагов, что разделяют нас.

Холланд покусывает губу, пока расстёгивает мою рубашку. Верный знак, что у неё есть накипевший вопрос, но по своему обыкновению, она не задаёт его. Я хочу знать, что у неё на уме.

— Что? — выпаливаю я.

Её взгляд перемещается вверх к моему лицу.

— Я просто думала о твоём отце.

— Вау, — выдыхаю я. — Я тебе уже наскучил?

Она смеётся, сдергивая рубашку с моих плеч, и скользит губами по моей груди. — Он всегда был слепым?

— Нет, — отвечаю я. — Это состояние. Болезнь. Пигментный ретинит. Клетки в его глазах мертвы. Это был долгий, медленный процесс, забиравший всё больше и больше его зрения, пока ничего не осталось.

— Это болезненно?

— Сначала были головные боли, небольшое головокружение, ничего слишком плохого. Но не глаза причиняют ему боль сейчас, — объясняю я. — Предполагалось, что витамин А поможет замедлить потерю зрения, но его употребление в больших количествах погубило печень.

— Мне жаль.

Я киваю в ответ, готовый сменить тему.

— Я просто думала, — начинает Холланд мягко, — о твоей скопофилии. Как это всё, возможно, связано, — она смотрит на меня сквозь свои густые ресницы, и её вопрос ясен.

— Ты думаешь, что всё обо мне выяснила, да?

— Да, — искренне отвечает она. — Я только не могу разобраться во всей этой ситуации со связыванием женщин.

Я грубо посмеиваюсь, уважая её выбор слов.

— Ты думаешь, что должна быть серьёзная причина, из-за которой я люблю связывать женщин, когда их трахаю?

Холланд опускает руки на мой ремень и расстёгивает его, доставая из петель. Я удерживаю внимание на её лице, наблюдая, как её брови приподнимаются в согласии.

— Ну да. Ни это ли сила? Очевидно, что ты помешан на контроле, который, я думаю, опять же возвращается к твоему отцу. Ты не можешь управлять процессом его потери зрения, поэтому, возможно, ищешь контроль в других местах?

— Тут какая-то прямолинейная фрейдовская логика.

— Я права? — она тянет молнию и скользит пальцами в джинсы, обнаруживая меня твёрдым и готовым для неё.

Убираю её руки и освобождаю себя от оставшейся одежды.

— Ты когда-нибудь думала, что мне может просто нравится связывать женщин? — я подталкиваю Холланд грудью и опускаю её на кровать. — Что, возможно, я нахожу женщин безумно красивыми в их мягкости и гладкости. Грубые, шершавые верёвки, — Холланд упирается ногами в матрас, и я слегка толкаю её, заставляя полностью лечь. Взбираюсь на неё, накрывая всем своим телом. — И это слияние нежного и грубого… Это сильно возбуждает.

Вжимаюсь членом в её складки и проталкиваю трусики между половых губ. Я трусь об неё, наслаждаясь тем, как её нижнее бельё становится влажным от моих действий. Она открывает рот, вздыхая, и я, пользуясь преимуществом, погружаюсь внутрь. Захватываю её язык своими зубами. Я отключаюсь, посасывая и кусая, рывком задираю майку вверх, а лифчик вниз, освобождая грудь. Пальцами грубо щиплю её соски, превращая их в твёрдые бутоны. Холланд извивается подо мной, настолько податливая. Такая готовая. Я, блядь, люблю это.

Отпуская её затвердевшие соски, я тянусь между нами и дергаю трусики, пока ткань не сдаётся, разрываясь пополам. Мы кожа к коже. Она тёплая, влажная, и я не могу ждать ни секунды. Мне нужно быть внутри этой женщины так же, как нужно дышать.

Я толкаюсь в неё и наблюдаю за её лицом, когда погружаю себя по самое основание. Холланд зарывается головой в мягкое покрывало под собой, и её рот округляется в идеальную О. Явное удовольствие на её лице заставляет мои шары дёргаться в ответ. Я переношу свой вес на колени и нахожу руки Холланд. Складываю её ладони вместе, хватаю их одной рукой и фиксирую у неё над головой. Одним резким рывком я расстёгиваю застёжки на её лифчике и перетаскиваю его вверх, обматывая вокруг запястий Холланд. У кровати нет изголовья, что мешает мне надёжно закрепить руки, но когда я двигаюсь вниз по её телу, Холланд не прилагает никаких усилий, чтобы пошевелиться.

Я посасываю её грудь. Грубо хватаю плоть на бёдрах. Быстрее вколачиваюсь в неё. Все мои мысли только о ней. О том, чтобы доставить ей удовольствие. Заставить её кончить подо мной.

Я больше не знаю, кем являюсь. Я теряю себя в этой женщине и не могу найти ничего, на что мне было бы плевать.

Холланд напрягается всем телом, сжимая меня изнутри и давая знать, что она близко. Это ощущается восхитительно, но я, скрипя зубами, отстраняюсь. Жду, чтобы мы получили освобождение одновременно.

Она стонет с плотно закрытыми глазами. Содрогается всем телом, и, наконец, я отпускаю себя, находя свой экстаз вместе с ней.

Холланд

Сегодня мне некуда сбежать. Дженсен не двигается с моей кровати, и я не могу собраться с силами и попросить его уйти. Кончиками пальцев, он нежно проводит вверх и вниз по моей обнаженной спине.

— Поговори со мной о чем-нибудь, — говорю я, закрывая глаза и вжимаясь в подушку.

— Например, о чём? — спрашивает он, его голос низкий и мягкий, как расплавленный мёд. Пожимаю плечами.

— Я не знаю. О чём-нибудь. Я просто хочу слышать твой голос.

Дженсен затихает на несколько секунд, так что я неохотно открываю один глаз и обнаруживаю, что он наблюдает за мной. Я издаю стон, закрывая лицо руками. Он убирает мою руку, не позволяя спрятаться.

— Ты прекрасна, детка. Не скрывай это.

Я ворчу, но оставляю наши руки сплетёнными.

— Говори.

— Дай мне тему.

— Работа, — говорю я. — Ты сделал какие-нибудь новые снимки?

— Хм, — произносит он медленно. Я не знаю почему, но мои плечи деревенеют от отсутствия его подтверждения. Или, может быть, из-за отсутствия его отказа. — Тебя это будет беспокоить, если сделал?

Будет ли беспокоить меня? Я не знаю. Если так, то это будет первая вещь, о которой я начну волноваться за долгое время.

— Это твоя работа, — просто говорю я, не отвечая прямо на его вопрос.

— Да, — отвечает он. — Я сделал несколько снимков. Потому что это моя работа. Но я не спал ни с одной из моделей. Я не спал ни с кем, кроме тебя. Не спал ни с кем после нашего первого раза.

Моё сердце бьётся немного сильнее, немного быстрее. Я не знаю, что сказать. Что чувствовать. Где-то в животе ощущается странный трепет. Я немедленно подавляю это, потому что точно знаю, что это такое.