Оригинальное название: Cheryl McIntyre «HARD», 2015

Шерил МакИнтаер «Безжалостный», 2016

Переводчик: Кристина Ивановская

Редактор: Елена Скворцова

Вычитка: Екатерина Шевчук

Оформление: Иванна Иванова

Обложка: Врединка Тм

Перевод группы: http://vk.com/fashionable_library

Холланд

Чтобы понять, как я оказалась способна на поступки, которые совершала, действия, которые предпринимала, решения, которые продолжаю принимать, думаю, сначала вам нужно понять, почему я такая, какая есть. Вот тогда, возможно, вы сможете судить меня.

Своего мужа, Даррена, я встретила на первом курсе в колледже. Он заканчивал учёбу и был на финишной прямой от выпуска. Это не было любовью с первого взгляда. Не для меня. Я не влюбилась в него по уши, после нашего первого свидания. Вместо этого, всё произошло медленно, естественно и абсолютно неожиданно. Сначала он был моим другом, а уже потом — парнем. Сначала он стал человеком, которому я всецело доверяла, а уже потом — любовником. Я всегда считала его милым с этими белокурыми кудрями и ямочками на щеках. Милым и добрым. Надежным. У него была голова на плечах, и он знал, чего хочет от жизни. Он всегда знал, как заставить меня смеяться, и частенько это делал. На нашем первом официальном, как настоящей пары, он признался, что для него всё это немного странно, потому что как только встретил меня, он понял, что хочет быть со мной навсегда. Именно в тот момент я поняла, что хочу провести остаток жизни с ним. Мы поженились через неделю после моего выпуска.

Через несколько месяцев, я получила, как мне тогда казалось, самые худшие новости в моей жизни: моя мама, мой единственный и лучший друг, умерла. А ведь я разговаривала с ней в то утро. Она давала мне семейный рецепт ирландского кофейного пирога, который я хотела испечь для моего молодого мужа. Мы смеялись над тем, как много виски нужно в рецепте, и что Даррену пирог точно понравится. Всё было в порядке.

Мне позвонили спустя два часа, когда я уже сидела за столом на своей новой работе и быстро пролистывала ленту на Фейсбуке, стараясь не упустить ни одной новости из жизни моих друзей. Так это и случилось. Аневризма. Маме было 45. Она была такой молодой. Слишком молодой.

Мама была для меня намного больше, чем просто мама. Она также стала мне отцом, когда того не стало рядом с нами. Она была моей жилеткой, в которую я могла поплакаться, как в детстве, так и в подростковом возрасте. Она была первой к кому я обращалась, когда у меня был плохой день. Первая, с кем я хотела поделиться хорошими новостями. Она научила меня завязывать шнурки, кататься на велосипеде, красить ресницы, флиртовать с мальчиками, готовить вкусную еду, менять колесо, водить машину... Она вдохновила меня проехать через всю страну, чтобы воплотить в жизнь все свои мечты. Она была моим советчиком, учителем, наставником. Она дала мне жизнь, мудрость, дружбу и любовь. И оставила меня навсегда в одно мгновение.

Скорбь, которую я чувствовала в тот момент, из-за её потери была непреодолима. Я была уверена, что не существует боли сильнее во всём мире.

В то время я много полагалась на Даррена. Пожалуй, слишком много. Он больше не был мужем или партнером, он был вынужден принять на себя роль психолога. Не могу сказать, сколько раз он приходил в тёмный дом и находил меня в постели. Я была больше похожа на комок из нервов, слёз и душевной боли. Некоторые дни были хуже, чем другие. Иногда я забывала, что её больше нет, и вспоминала только тогда, когда набирала номер её телефона. Такие дни были хуже, потому что я чувствовала, будто снова только что потеряла её, и потому что не могла поверить, что позволила себе забыть. Как такое можно забыть?

Проходили месяцы, и я плакала всё меньше и меньше. Время помогло мне вынести правду. И тогда я узнала другую новость, казалось, лучшую в моей жизни за последнее время.

Я была беременна.

Я вылетела из приёмной врача с телефоном в руке, с волнением набирая мамин номер. Только после того, как услышала до боли знакомую запись голосовой почты на её номера, я поняла, что сделала. Снова.

В ту ночь я плакала сильнее, чем когда-либо до этого. Мама никогда не встретится со своим внуком. А что ещё хуже, так это то, что мой ребёнок никогда не узнает, какой замечательной была его бабушка.

Она пропустит первые слова, первые шаги. Пропустит первый день садика, школьные спектакли, выпускной. Она пропустит всё это, а я буду скучать по ней.

Чего я точно не ожидала, так это того, что ребёнок исцелит мои душевные раны ещё до своего рождения. Радость, которая объединяла нас с Дарреном, вскоре смыла скорбь утраты. С каждым днём малыш внутри меня рос ребенок, и боль от того, что своих родителей у меня больше нет, утихала.

Подруга детства, Алиса, которая уехала вместе со мной на другой конец страны, чтобы поселиться со мной в одной комнате, занимала меня покупками детской одежды и шоппингом для беременных. Даррен и я проводили выходные, обустраивая детскую: покупали мебель и собирали её дни напролет.

Несмотря на то, что я не могла разделить это с мамой, я была счастлива. Со мной был Даррен. И Алиса. И с каждым днём внутри меня рос мой ребёнок.

Калеб родился через две недели после годовщины маминой смерти. И он стал самым прекрасным, что я только видела в своей жизни. Густые белокурые волосы, большие голубые глаза, десять пальчиков на руках и ногах — абсолютное совершенство. Я не чувствовала пустоты, когда он покинул мою утробу. Всё было наоборот. Меня переполняли чувства любви и возможностей. Всё казалось на своих местах, у всего была цель, и всё происходило по определённой причине.

Даррен и я были типичными молодыми родителями. Если Калеб не спал, то всегда был у кого-то на руках. Мы посетили курсы по оказанию первой медицинской помощи и уроки приёмов искусственного дыхания. Мы читали статьи и книги о том, как стать родителям, которые всё делают правильно. Я кормила малыша грудью, даже когда соски были потрескавшимися, и боль была непреодолимой. Даррен никогда не пропускал своей очереди, чтобы поменять подгузник посреди ночи. Не важно, какими уставшими мы были, мы никогда не шли в обход правил. Я гордилась им, как своим мужем и отцом Калеба. Я гордилась собой, как женой и матерью.

Я плавала в своём пузыре блаженного счастья почти только полгода, прежде чем всё пошло не так.

Они сказали, что это был СВДС. Синдром внезапной детской смерти. Они так говорят, когда не знают, почему здоровый, счастливый, крепкий малыш однажды просто не просыпается.

Я думала, что мы, наконец, получили небольшой перерыв, и Калеб проспал всю ночь. Мы с Дарреном выспались и вспомнили какого это снова проснуться отдохнувшими.

Но когда я подошла к его комнате, что-то — какая-то материнская интуиция — подсказало мне, что что-то не так. Я на носочках подошла к его колыбельке, над которой мы с Дарреном промучились шесть часов, прежде чем, наконец, собрали её, и сосредоточилась на его груди, в бледной голубой пижамке с собачками. Это была моя любимая пижама. Она так шла к цвету его глазок.

Я долго всматривалась, ожидая, что она поднимется и опустится. Но ничего не увидела. Я коснулась рукой его груди и замерла, уверенная, что ошибаюсь. Как же иначе…

Но мой мальчик лежал неподвижно. Я ощущала его холодную кожу даже через ткань.