— Это потрясающе. Что она думает о том, чем ты занимаешься? Зарабатываешь на жизнь, продавая эротические снимки?

Я отвожу взгляд и делаю большой глоток вина. Мамы не стало уже давно, но я задавался этим же вопросом много раз. Что бы она подумала обо мне, моём образе жизни, если бы всё ещё была здесь?

— Я не знаю, — отвечаю я честно. — Она умерла до того, как я занялся эротическим искусством. Но она купила мне мою первую камеру, — я останавливаюсь, воспоминания больно ранят меня. — Надеюсь, она понимает, как много это для меня значит, знает, почему я это делаю, — я, наконец, смотрю вверх и встречаюсь взглядом с Холланд, её глаза блестят от влаги. — Мне бы хотелось думать, что она мной гордится.

Она прочищает горло, укладывая свою салфетку поверх тарелки, и слабо улыбается.

— Думаешь, она знает? Что она может видеть, кем ты стал?

Её голос хриплый, она как будто запинается, и я гадаю, говорим ли мы всё ещё обо мне.

— Я не знаю, — признаюсь я. — Жизнь — это постоянное сражение. Ты преодолеваешь одно препятствие и обнаруживаешь, что тебя ожидает ещё десять более серьёзных. Иногда я надеюсь, что она со мной, что я не сражаюсь в одиночку. В другие дни, я молюсь о том, чтобы она понятия не имела о том, что я совершил, и не знала о принятых мною решениях.

Она кивает и отворачивает голову в тот момент, когда слеза скатывается по её щеке и, скользя по подбородку, падает на грудь. Я передумал — маршрут моих губ поменялся.

Холланд

Как только мы заканчиваем убираться на кухне, Дженсен вручает мне новый бокал вина, берёт за другую руку и ведёт прямо в свою спальню. Он оставляет нежные поцелуи на моих веках, затем на щеках. Скользит губами по подбородку и вниз по шее, оставляя языком обжигающую дорожку на моей коже. Он очерчивает нежными поцелуями ключицу, овевая меня своим тёплым дыханием. Распахивает обёрнутое вокруг моего тела покрывало, позволяя ему упасть на пол у моих ног, и расстёгивает лифчик, роняя его сверху. Последний поцелуй он оставляет над моим сердцем.

Берёт мой бокал и опускает его вниз, после чего достаёт из второго выдвижного ящика в тумбочке четыре верёвки и тонкий чёрный шарф, которые бросает на кровать. Я завожу ногу назад, чтобы снять туфли, но он быстрым движением останавливает меня. Опускаю ногу обратно на пол, ожидая его указаний.

— Оставь их, иначе ты не будешь достаточно высокой.

Я выгибаю бровь. Достаточно высокой для чего? Он определенно меня заинтриговал. Его взгляд остаётся прикован к моему лицу, когда он обходит кровать и становится позади меня. Он вжимает свою грудь в мою спину и с силой хватает меня за бёдра, захватывая меня и наклоняя к себе. Мышцы моего живота напрягаются в предвкушении. Что я усвоила за короткое время, проведенное вместе, Дженсен никогда ничего не делает наполовину. Что бы он ни собирался со мной сделать — это будет безумно и горячо. И я не могу этим насытиться.

— Наклонись через перила у изножья, — приказывает он хриплым голосом, заставляя меня сжать бёдра. — Ноги и руки в стороны.

Я следую его указаниям и отвожу ноги и руки, раскрывая себя, пока не становлюсь похожа на морскую звезду, перегнувшись через изножье его кровати. Он начинает с моих лодыжек и привязывает ноги к ножкам кровати. Скользит руками вверх по задней части моих ног и гладит ягодицы, прежде чем исчезнуть. Затем он наклоняется надо мной и, касаясь холодными джинсами моей обнаженной кожи и налегая грудью на мою спину, привязывает мои запястья. Мои руки вытянуты прямо в стороны, но я замечаю, что в этой верёвке есть просвет, позволяющий мне немного двигаться. Последний — шарф. Он закрывает мои глаза и наклоняет ещё ниже, пока моя щека не прижимается к кровати. В такой позе мои плечи напряжены, и небольшая боль не слишком неприятна.

Чувствую, что он отходит, и напряженно вслушиваюсь, пытаясь определить, каковы будут его следующие действия. Его волосы касаются моего бедра, и я ахаю от неожиданного прикосновения. Обеими ладонями он гладит меня сзади, массируя, в то время, как его губы двигаются вверх по ноге.

— Не двигайся, — шепчет он.

Время останавливается, пока он крепко удерживает меня руками, лаская ртом вверх и вниз мои ноги. Я хныкаю от потребности. Я так заведена, что мне просто необходимо почувствовать его внутри, чтобы успокоить боль. Без предупреждения, он убирает руки, раскрывает меня и скользит языком между моих ягодиц, вылизывая быстро и жёстко. Я втягиваю поражённый вдох и выпускаю его со стоном.

— О, мой Бог, — задыхаюсь я. Это неожиданно чувственное ощущение. Ещё одно впервые для меня. Держать своё тело неподвижно очень тяжело. Я хочу толкнуться назад к нему. Хочу уползти прочь. Блядь, я хочу больше.

Он проталкивает два толстых, длинных пальца в мою киску, прокручивая их, и я не знаю, сколько ещё смогу выдержать. Это чувствительная перегрузка. Мои ноги слабеют, но я заставляю себя стоять, связанной, как есть. Наклоняюсь немного вперед, позволяя своей верхней половине перенести большую часть веса на кровать.

Дженсен отстраняется, его рот и пальцы покидают меня. Мне кажется, я слышу шлепок прежде, чем чувствую его. Может быть, я просто слишком шокирована, чтобы осознать, что он действительно меня ударил. Жжение начинает распространяться по моей голой заднице. Прежде чем я успеваю отреагировать, его язык скользит по ожогу. Он дует на мою кожу, мгновенно охлаждая её. Мурашки покалывают мою плоть, и я дрожу.

— Я сказал не двигаться, — произносит он, и клянусь, я слышу сожаление в его голосе. Он отступает назад, и мои глаза наполняются нежеланной влагой под повязкой, это скорее рефлекторная реакция, чем реальная тревога. Я прислушиваюсь к его шагам. Услышав звук щелчка его камеры, я понимаю, что в его голосе, возможно, было не раскаяние. — Мне бы хотелось, чтобы ты могла увидеть, как потрясающе смотрится на тебе отпечаток моей руки. Как татуировка или клеймо… — Он позволяет своим словам повиснуть между нами, и ещё один щелчок камеры — единственный звук в тихой комнате. Он обходит кровать несколько раз, пока я по-прежнему остаюсь неподвижной. — Так красива.

Слышу, как расходятся металлические зубчики на его молнии. Слышу тихий шелест, когда его джинсы падают на пол. Я ожидаю, что он войдет в меня сзади, но Дженсен ни разу не делал того, что я ожидаю. Что-то холодное и мокрое струится по верёвке и по моему запястью. Затем по-другому. Терпкий запах вина наполняет воздух. Я в замешательстве, потому что не понимаю, зачем он льёт вино на связывающие меня верёвки.

Но у него всегда есть мотив.

— Это должно удержать тебя на месте, — бормочет он близко к моему уху.

Быстрый поток мурашек пронизывает мой позвоночник, когда я чувствую, как верёвка вокруг моих запястий затягивается. Медленно, но уверенно, приятно сжимая. Я понимаю, что он полностью контролировал всю ситуацию. Меня. Дёргал меня за ниточки, как кукловод. Он намеренно оставил достаточно пространства, связывая меня, и делал то, на что, он знал, я отреагирую. Несмотря на то, что он говорит, он хотел, чтобы я двигалась. Хотел меня наказать. Шлёпнуть меня. Даже то, что я зашла в комнату с вином, было просчитано, он знал, что собирается использовать его, чтобы затянуть верёвки.

Я, наверное, должна быть напугана. Большинство других женщин, наверное, были бы.

Но я не такая, как другие женщины.

Дыхание Дженсена щекочет мою шею.

— Ты готова для меня? — он дразнит мой вход головкой члена, потирая меня и скользя вверх и вниз по моему возбуждению.

— Да, — выдыхаю я. — Я готова для тебя.