Стряхнув листву с плаща, она двинулась через высокий вереск, отвела ветку огромного, в человеческий рост куста дрока и прошла под ней. Ее левая нога попала в лужу, плеснувшая во все стороны вода намочила ей плащ, сапоги и нижнюю юбку.

— Ох…

Она остановилась, чтобы посмотреть, сильно ли испачкалась — и зажала рот ладонью, чтобы подавить крик, готовый с силой вырваться у нее из горла. Она наступила не в лужу.

Это было озерцо свежей дымящейся крови, в котором лежал труп мальчика.

Флоранс сразу узнала следы и поняла, кто был убийцей, кто раздробил лицевые кости несчастного ребенка и стащил с них кожу. На месте живота она увидела огромную дыру, в которой влажно поблескивало красным и зеленовато-серым. Кишки отсутствовали.

А еще бестия сожрала мясо с рук своей жертвы. Вероятно, в отчаянии мальчик пытался сопротивляться, но против такого противника оказывались бессильны и бывалые солдаты.

— Милостивый Боже, сохрани меня от…

Флоранс еще удалось перекреститься, а после ее вырвало на труп — так быстро подкатила к ее горлу тошнота. Она пошатнулась, едва не упала спиной в дрок, но, поймав, ее поддержали крепкие руки.

Девушка вскрикнула. И одновременно ее телом завладела странная сила. Словно глядя со стороны, она увидела, как выхватывает стилет с серебряным клинком, который ей полтора года назад подарила аббатиса, и вслепую бьет за спину. Клинок натолкнулся на сопротивление, мужской голос громко выругался, но не дал ей упасть.

— Беги, луп-чгару! — с яростью фурии выкрикнула она. — Иначе серебро принесет тебе смерть!

И снова ударила своего невидимого противника, который на сей раз ее выпустил. Девушка упала в лужу крови. С ужасом она перекатилась, попыталась подняться на ноги, но раскисшая земля скользила под руками. Грязь и кровь летели ей в лицо, лишая возможности видеть.

Полу ослепнув, обхватив рукоять обеими руками, она снова ткнула перед собой стилетом. Наконец ей удалось встать, и она бросилась бежать. Жаркая волна прокатывалась по ее телу, наделяя крыльями и придавая неожиданную скорость. От напряжения и страха у нее должно было бы перехватить дух, но она бежала все дальше, одновременно неловко стараясь протереть рукавом глаза, которые жгло болью.

Внезапно перед ней возникла какая-то тень.

— Это я, Флоранс! Пьер! — услышала она знакомый голос возлюбленного.

И верно. Ее возлюбленный зажимал колотую рану в боку, на вторую — в бедре он не обращал внимания, она была не столь опасной.

— Пьер? — с облегчением воскликнула она и недоуменно опустила стилет. — Пьер! Боже мой, я тебя ранила! Как ты тут оказался?

Она видела, что его испачканная кровью рубашка расстегнута, штаны и кафтан — тоже окрашенные красным — сидят криво. Нет, кровь не его, столько крови он не мог потерять. И вид у него был какой-то отстраненный, словно он только что очнулся от глубокого забытья.

«Это кровь мальчика!»

Флоранс попятилась.

— Не подходи! Стой, где стоишь! — Ее голос прервался. — Откуда у тебя на одежде кровь?

— Прошу тебя, Флоранс! — Он затряс головой. — Я не виноват!

— Не виноват? — Она побледнела как полотно. — Святые угодники Пьер! Ты… ты бестия?

Она пошатнулась, ноги сами собой понесли ее назад, прочь от человека, которого она любила и внезапно начала бояться. Жар у нее внутри нарастал, окружающее все больше тускнело перед слезящимися главами.

— Это проклятие!

Он неуклюже сделал шаг вперед, с мольбой протягивая к ней руку. Флоранс движение не разглядела и неверно его поняла. Лезвие взметнулось и глубоко вошло ему в руку. С криком он ее отдернул.

— Пьер! Я…

Она не знала, что ей делать. И больше всего жалела, что ударила так сильно. Перед глазами у нее немного прояснилось.

За спиной у нее зашуршали кусты, из которых вывалился Антуан. Черные волосы потными прядями падали ему на лицо, мушкет он тащил за собой за ствол, от него воняло вином. Одежда висела на нем в беспорядке, и кровью он был залит не меньше брата.

Увидев, кто перед ним, он рассмеялся.

— Ах, вот как, монашка и мой братик, — с запинкой пробормотал он.

Его зеленые глаза устремились на Флоранс, но никак не могли сфокусироваться на ней — слишком велико было воздействие алкоголя. Он поднял повыше ногу, до колена испачканную запекающейся кровью ребенка.

— Только посмотрите, во что я наступил! Какое свинство! Ты почти обглодал мальчишку! — он раскатисто и мерзко рассмеялся.

— Вы оба бестии, оба!

Флоранс одновременно кричала и плакала, махала кинжалом то в сторону Пьера, пытающегося перевязать рану шарфом, то Антуана. Жаркий свинец тек по ее жилам, голова болела. Она боялась, что вот-вот лишится рассудка, и боролась с подступающим безумием.

— Я? — Антуан попытался возмущенно выпрямиться, прижимая руку к груди. — Я выпил вина, а по дороге вляпался в кровь. Когда пошел за помощью, то услышал твои вопли.

Он сделал шаг к ней, но, замахнувшись, она вонзила стилет ему в предплечье. Раздалось шипение, в воздухе запахло жареным, и он взревел:

— Безумная! — Обстоятельно подняв мушкет, он попытался его зарядить, но неловкие от алкоголя пальцы то и дело соскальзывали с курка. — Я тебя пристрелю, святая ты мышка, а потом займусь тем, чем хотел заняться в часовне, если бы не этот…

Прыгнув на брата, Пьер отбросил его в заросли дрока. Оба скрылись за густыми зелеными ветками. Смех Антуана превратился в ужасное ворчание, куст ходил ходуном.

«Господи, помоги мне!» Страх дурманил ее мысли, и она всецело положилась на инстинкты. Повернувшись на каблуках, Флоранс бросилась бежать, как еще никогда в жизни не бегала. Она неслась по каменистому лугу, много раз падала, но снова поднималась на ноги, порвала платье и все равно слышала за спиной злобный вой бестии.

Девушка бежала во власти непреодолимого, туманящего разум ужаса. Вскоре она вообще перестала воспринимать окружающее, которое слилось в пятнистую зелень под ногами и темную голубизну над головой, а ее ноги механически поднимались и опускались, и она уже не слышала ничего, кроме собственного дыхания. И жуткого воя бестии, который следовал за ней повсюду.

— Нам эти вещи больше не нужны. Отдайте их нуждающимся, — сказала жена кабатчика, одетая лучше четырех крестьянок, которые вместе с ней стояли посреди швейной мастерской. Отдав Григории узел, она подождала похвалы и благословения за доброе дело.

Такие желания аббатиса охотно исполняла. Она перекрестилась.

— Господь возрадуется вашим делам, Он вспомнит о них, когда вы предстанете перед Его судом.

Кабатчица опустилась на колени, и аббатиса положила руку на ее склоненную голову.

— Идите с миром, да пребудет с вами благословение Божье, пусть Он наставит вас и защитит.

— И от бестии тоже? — нерешительно спросила кабатчица. — Пожалуйста, благословите меня и от бестии тоже.

Крестьянки, нетерпеливо ждавшие своей очереди, обменялись многозначительными взглядами и, сдвинув головы, зашушукались. Уже давно ни одна из них не решалась заговорить вслух про существо, которое король объявил убитым, но которому было наплевать на указы его величества.

— Ее застрелили. Можешь не…

— Прошу вас, достопочтенная аббатиса, — не унималась кабатчица, требовательно схватив подол рясы. — Дайте мне защиту Всемогущего от посланницы дьявола. — Смирившись, Григория благословила ее против бестии, и лишь тогда просительница поднялась с облегчением. — Спасибо, достопочтенная аббатиса. — Словно прощаясь, она погладила стопку одежды, которую пожертвовала монастырю. — Пусть новому владельцу она принесет больше счастья.

— О чем вы, милая? — поинтересовалась аббатиса.

— Думаю, несчастного сожрала… сожрала она. Бестия, — сказала, оглянувшись на крестьянок, кабатчица. — Он появился на нашем постоялом дворе, как раз когда впервые услышали про бестию. Однажды он не вернулся в свою комнату, все вещи бросил. А теперь пусть они послужат какому-нибудь другому несчастному.

Григория нахмурилась.