Подытоживая ущерб, нанесенный лагерю, я заметил вдалеке своих собак. Меня разозлило их поведение во время нападения медведя, потому что оно было вызвано не столько страхом, сколько возбуждением, — оборвав привязь, псы бросились за сукой, у которой в то время был брачный период.

10 марта. Я связался с базовым лагерем и сообщил, что мне нужна палатка и провизия. Затем я стал ждать «налетчика», будучи уверен, что он вернется, чтобы перекусить еще раз.

Я беспокоился за карабин, так как при температуре -40° он мог замерзнуть или в критический момент дать осечку.

Из предосторожности я обработал спусковой механизм керосином, чтобы быть уверенным в его готовности. Приблизительно через 24 часа после своего первого нападения медведь появился вновь из-за гряды высоких торосов в стороне от лагеря.

Я расположился за санями и сквозь оптический прицел стал наблюдать за медведем. Он шел по направлению ко мне. Когда он был на расстоянии 50 метров, я нажал на спусковой крючок. Медведь встал на задние лапы, затем с громким рычанием снова опустился на все четыре и устремился к безопасным ледяным горам, Для верности я сделал еще несколько выстрелов. На этом все было кончено.

Вскоре над головой появился самолет, с борта которого мне сбросили новую палатку, пищу для собак и другие необходимые вещи взамен поврежденных, Сани опять были загружены полностью. Они весили белее 450 килограммов — для собак, находящихся в посредственной форме, это тяжелая ноша. Собак я покупал в Гренландии, в эскимосской деревне Канак, недалеко от Туле. Чтобы взять понравившуюся мне собаку, я часто был вынужден брать в придачу еще и плохого, непригодного пса. Результаты этого уже начали сказываться.

11 марта. Мы продолжаем битву с нашим вечным противником — арктическим океаном. Кажется, в этом ужасном районе не бывает ровного льда. Острые ледяные глыбы, через которые мне с собаками приходится пробираться, напоминают гигантские колючки. Сквозь них железным ледорубом я прорубаю собакам проход, и они, надрываясь, протискиваются по нему вместе с санями.

В этот день я преодолел всего два километра, а потратил на это 8 часов. Такое расстояние в обычных условиях я могу не спеша пройти за полчаса. Какое удовольствие наконец остановиться и разбить палатку! А как далеко мы продвинемся завтра?

12 марта. Полюс по-прежнему далеко-далеко впереди, Мороз (на термометре -38°) и ветер обходятся с нами жестоко. У меня сильно обморожены нос и подбородок. Участь собак немногим лучше. Их лапы иссечены льдом или повреждены в драках за еду или самку. Боль заставляет собак спать с вытянутыми, а не поджатыми под себя лапами. В результате они обмораживаются.

Две собаки пострадали так сильно, что я выпряг их из саней и пустил позади. Теперь в упряжке всего 15 собак, и наше продвижение вперед соответственно замедлилось.

В это время года солнце светит всего лишь девять с половиной часов в сутки и плывет низко над горизонтом. Приблизительно через три недели оно будет светить круглосуточно, улучшая видимость, но не повышая температуру.

Кроме всего прочего, я вынужден постоянно забираться на бесчисленные торосы, чтобы выбрать более или менее подходящее направление. Такая перспектива не вдохновляет.

Огромные гребни торошений напоминают мне каменные ограды, воздвигнутые людьми из племени шерпов на склонах Гималаев, где я совершал восхождения. Но те ограды — произведения искусства, эти же — словно возникшие наяву ночные кошмары.

16 марта. Этот день принес нам новую проблему. С наступлением весны мы с ней будем встречаться все чаще. Мы наткнулись на открытую полынью приблизительно 50 метров шириной, которая преграждала путь. В таких случаях остается только ждать, пока полынья через день-другой закроется. Наконец она сузилась до полутора метров, и я направил через нее своих собак. Пять из них при переправе намокли. Их мокрые шкуры через секунду покрылись ледяной коркой. Но минут через десять непрерывной гонки они уже опять согрелись.

26 марта. Дела наши идут не так уж плохо. Сегодня мы прошли двадцать километров. По мягкому, рыхлому снегу собаки бегут, выставляя передние лапы далеко вперед, высоко закинув голову, словно плывут. Несмотря на то что я скармливаю каждой из них полный рацион — более фунта пеммикана и специального собачьего питания, они постоянно голодны. И хотя я внимательно за ними присматриваю, они успели съесть сыромятные ремни упряжки, кнут из тюленьей кожи и даже мои перчатки.

Из-за необходимости двигаться вперед я сплю всего пять-шесть часов за ночь. К концу дня борьба со льдами настолько изнуряет, что мои ноги начинают ныть, и я чувствую себя так, будто тело мое уже мне не принадлежит. Иногда я засыпаю, едва войдя в палатку. Вчера, когда я...

К утру я успел забыть о том, что хотел написать вчера. К тому же 1 апреля — особый день. Самолет с припасами для нашей экспедиции сумел-таки сесть на узенькую полоску ровного льда, которую я обнаружил между торосами. По моей просьбе на нем были доставлены более легкие, чем прежние, и меньшие по размеру сани, две свежие собаки взамен израненных и провизия на две следующие недели пути: пеммикан и корм для собак, мороженое тюленье мясо, керосин, инструменты для починки саней, новая камера и пара перчаток.

Он же доставил и пищу для меня — мороженое мясо карибу, бисквиты, сахар, ворвань, соль, кофе и джем. На его борт погрузили мои старые сани и двух собак-инвалидов. С ревом самолет поднялся ввысь, и я вновь остался один.

Я очень рад, что меня снабдили провизией, особенно оленьим мясом. Я ем так, как едят мои собаки, — один раз в день в конце перехода и всегда холодную, не приготовленную мной специально пищу. Мясо карибу и в сыром виде приятно на вкус и является деликатесом, а времени на приготовление пищи у меня нет. Более того, если я буду варить мясо внутри палатки, пар кристаллизуется на ее стенках и образует постоянную корку инея.

4 апреля. Сегодня я обнаружил, что мою экспедицию ожидает непредусмотренное пополнение: одна из моих собак по имени Сиро заметно округлилась и, наверное, в течение этой недели ощенится.

Что делать, когда это произойдет? Никогда раньше мне не доводилось принимать щенков. Что ж, Арктика учит импровизации...

5 апреля. Мороз остается прежним. Мои утренние работы с секстаном затруднены из-за северо-восточного ветра, который кусает руки, как рой разъяренных пчел. Пальцы становятся непослушными и теряют чувствительность, словно они стали чужими. Я прячу руки внутрь своих штанов, сделанных из шкуры белого медведя. Острая боль на время возвращается, а затем исчезает.

С большими трудностями и предосторожностями я смог установить свои координаты: 85°19'2", 69°25'2". Я нахожусь в 246 километрах от мыса Колумбия и почти вдвое дальше — в 520 километрах — от Северного полюса. Я снова взял курс на север.

К сегодняшнему дню я преодолел уже достаточно ледяных преград, чтобы пасть духом. Если бы у меня были компаньоны, я мог бы разделить с ними непрекращающиеся тяготы по рубке льда, прокладыванию пути через торосы и не был бы вынужден в одиночку помогать собакам тянуть сани. Но разве я могу жаловаться? Я сам, добровольно избрал одиночный поход.

После долгого монотонного пути, пожалуй, единственное развлечение — собаки. Ни одна из них не похожа характером на другую, В упряжке есть собака, которая постоянно тянет вправо; есть другая, тянущая всегда точно по центру, и еще одна, постоянно берущая влево. Есть собака, которая тявкает даже тогда, когда кнут к ней не прикасается, и другая, которая всегда молчит, как ее ни стегай. Еще есть собака, которая тянет что есть мочи, стоит мне только приподнять кнут. И наконец, есть собака, которая во время пути искоса глядит на меня, как бы спрашивая: «Неужели ты не видишь, что я стараюсь изо всех сил?»