Начальник СП-3 Алексей Федорович Трешников записывал в дневнике: «Все же домики — удобная штука: бушует метель, несутся тучи снега, сдираемого с поверхности льда, а в них тепло, светло и уютно. Правда, далеко не безопасно: ведь в любой момент и в любом месте может произойти новый разлом льдины... Слышен страшный шум подвижек льда и торошения... Странно, при ветре торосит, в штиль тоже торосит, при прохождении циклона торосит, при антициклоне торосит...»
От первой до двадцать восьмой не было почти ни одной дрейфующей станции, которой бы удалось избежать опасных торошений и подвижек.
Льдина СП-7 раскололась... в день открытия станции. Льдину СП-5 за год дрейфа ломало 25 раз. Льдину СП-6 раскрошило так, что станцию пришлось немедленно эвакуировать. Да что там льдины — они всего лишь скорлупки при их трехметровой толщине. На отдельные «кубики» раздробило ледяной остров СП-19, а ведь его толщина была более тридцати метров.
Суровые испытания выпали на долю участников дрейфа СП-14. Дневник начальника станции Юрия Борисовича Константинова:[39]
Станция неуклонно двигалась к архипелагу Де-Лонга. Расстояние все сокращалось, и вот 24 ноября, впервые за семь месяцев дрейфа, на горизонте показалась земля.
Участники экспедиции Де-Лонга заметили остров Жаннетты, находясь севернее его на 90 километров. Станция подходила к острову с юго-востока. СП-14 приближалась к острову зимой, в наступающей полярной ночи, и, естественно, землю заметили со значительно меньшего расстояния.
Во второй раз, в другом веке, к острову вместе с дрейфующим льдом подходили люди. Никто не мог с уверенностью сказать, как сложится судьба станции. Не вызывало сомнений только то, что дрейф в районе архипелага не будет легким.
25 ноября до острова оставалось 15 километров. Близость острова стала сказываться на дрейфе льдины. Как правило, дрейф льда очень «чутко» реагирует на ветер. Усиливается ветер — скорость дрейфа возрастает, стоит ветру стихнуть — дрейф прекращается. Направление движения льда тоже зависит от ветра. Обычно дрейф отклоняется от направления ветра вправо на 30—45 градусов. Это отклонение связано с влиянием на движущийся лед силы вращения Земли. Такая связь ветра и дрейфа отмечалась до момента сближения с островом. А вот теперь дрейф совершенно не подчинялся ветру. Льдина вдруг останавливалась, хотя ветер продолжал дуть с прежней силой, затем медленно начинала двигаться, останавливалась снова... 27 ноября, несмотря на свежий (7 метров в секунду) северо-восточный ветер, льдина вдруг остановилась. Трос с грузом, опущенным на дно, стоял вертикально, не отклоняясь. Сутки простояли неподвижно, и, только когда ветер зашел к северу, льдину медленно понесло на юго-запад. Дрейф был слабый, льдина двигалась неравномерно, толчками. Пройдет немного, остановится, через два-три часа дрейф возобновляется, и снова остановка. Казалось, на пути у нас стояла преграда, которая мешала продвижению поля станции. Такой преградой был остров Жаннетты. Изменение дрейфа не могло не сказаться на состоянии льдины. С восточной стороны возникали торошения. Сначала шум торошений был слабым, но постепенно зона сжатий приближалась к станции. Неприятный глухой хрустящий звук, напоминающий шум гигантских жерновов, приближался с востока. Льдину несколько раз слабо толкнуло, и все стихло. Западная и северная части льдины были целы, а от восточной оторвало изрядный кусок. Пострадала взлетно-посадочная полоса — длина аэродрома сократилась вдвое. Трещина прошла рядом с домиком радиостанции, отколола склад с продуктами. Площадь льдины сократилась на треть.
На наше сообщение о новом разломе из института пришел приказ о сокращении состава станции. На станции оставляли десять человек. Экспедиционную группу и аэрологов необходимо было вывезти на материк. На оставшуюся часть полосы мог сесть только маленький Ан-2.
Полеты ночью над дрейфующими льдами на одномоторном самолете связаны с большим риском. Найти посадочную площадку в темноте невозможно. Вынужденная посадка может окончиться серьезной аварией, поэтому полеты ночью вне трассы запрещены. Ввиду исключительных обстоятельств — необходимости эвакуировать людей — летное руководство экспедиции разрешило выполнить несколько рейсов...
Каждый, наверно, еще надеялся, что вдруг что-нибудь произойдет, приказ отменят, что это просто недоразумение. Но приказ действовал. Глухо захлопывалась дверца, пилот на прощание махал рукой и поднимал машину в воздух. Остающиеся чувствовали себя неловко. Но ведь никто не был виноват в том, что работы сократили. И никто не мог сказать, что ожидает оставшихся темной полярной ночью...
Не прошло и недели после последнего разлома, как снова трещина. Еще один кусок откололо. Трещина прошла рядом с жилым домиком и соединилась с покрытым тонким льдом каналом, возникшим после разлома 30 ноября. От аэродрома осталась полоска длиной в 300 метров. Узкая, шириной всего в два сантиметра, трещина отделила домики радистов и метеорологов от лагеря. Через два дня при очередном сжатии трещина разошлась. Оставлять радиостанцию на оторванном куске было опасно. Перевозка заняла целый день. Теперь радиостанция и домик метеорологов стояли в самом центре льдины. Перенесли радиомачты и метеоплощадку.
После переезда жизнь на станции около трех недель шла относительно спокойно. Слово «относительно» имеет тот смысл, что само по себе ожидание и неизвестность, когда, где и в каких масштабах случится очередной разлом, требует определенного напряжения сил. Не проходило ни одного дня, чтобы с какой-либо стороны льдины не было слышно шума торошений. Постепенно по краям льдины вырастали валы торосов. При очередном сжатии вал торосов с неприятным скрежетом и приглушенным писком наползал на льдину. Куски льда громоздились друг на друга, вал рос на глазах, наконец льдина не выдерживала его тяжести. Обломившийся кусок погружался в воду, вал немного оседал, затем снова начинал свое движение. Постепенно торошение замирало, чтобы через некоторое время начаться в другом месте. Ощутимее стали толчки. Раньше, когда льдина была большой, толчков мы не замечали. Сейчас, находись на небольшом обломке, мы отчетливо ощущали все сжатия.
Наступило самое глухое, самое темное время года. Солнце не показывалось совсем. Горизонт круглые сутки был темным. Только иногда небо озарялось холодным светом полярного сияния.
Последний день декабря посвятили подготовке к встрече Нового года.
Первый тост за уходящий год. Каким он был для «четырнадцатой»? Можно подвести итоги девяти месяцев дрейфа.
Льдина станции уменьшилась в шестьдесят раз, сейчас ее площадь едва превышает две десятых квадратного километра. На две трети сократился состав станции. Но все же, несмотря на все трудности, разломы, переезды, станция живет и наблюдения продолжаются. А самое главное, ни один из нас не спасовал перед трудностями, не посетовал на тяжелую работу.
В январе, как мы и ожидали, дрейф изменился на северо-западный, льдина стала приближаться к острову, и снова начались разломы. 5 января оторвало еще один кусок с восточной стороны льдины. Аэродром уменьшился на 50 метров. Оторвало и унесло ту часть льдины, где раньше стояли домики радистов и метеорологов. Трещина прошла под полозьями домика, подготовленного к отправке. Едва успели оттащить его ближе к центру, как этот кусок вместе с небольшим запасным складом продуктов я двенадцатью баллонами с газом развернуло и унесло.
Ночь надоела. В темноте очень трудно ориентироваться, особенно во время разломов. Не видно всей картины разрушения, переезды приходится проводить «на ощупь», по памяти.
23 января до острова оставалось 20 километров, 24 января — восемь с половиной. Вечером 24 января льдина снова лопнула. Трещина прошла по юго-восточной части, отделила гидрологическую палатку, склад с продовольствием. Начавшаяся метель приостановила эвакуацию. В темноте при снегопаде наводить переправу через расширяющуюся трещину было опасно.