В а т а г и н (делает еще одну жалкую попытку уйти от разговора). Японцы-то нашу рыбку принимают…
К у д и н о в. Первая очередь гидросооружений должна создаваться в твоем районе. Будешь ли ты отстаивать это или хотел бы теперь пересмотреть?
В а т а г и н. Если руководство говорит, значит, оно правильно говорит.
К у д и н о в. Вот так вираж! А свои соображения у тебя есть?
В а т а г и н. «За» или «против»?
К у д и н о в. Кто ж тебе станет подсказывать «против»?
В а т а г и н. Вот именно. Я всегда в ногу пойду.
К у д и н о в. Куда пойдешь?
В а т а г и н. Я-то?
К у д и н о в. Ты. В данном случае. Куда?
В а т а г и н. Смешно, извини, Илья Степаныч! Как это — куда? Да куда скажут.
К у д и н о в. Я приехал к тебе советоваться. От твоего мнения многое зависит.
В а т а г и н (с неожиданной искренностью). Эх, Илья Степаныч!
К у д и н о в. Хоть кое-что.
В а т а г и н. О-о-хо-хо!
К у д и н о в. А может быть — и все.
В а т а г и н. Как это — все? Кто же примет в расчет мое мнение? Какой-то задрипанный секретаришка. Сидит где-то у черта на куличках. А если подсчитать, проанализировать — по старинке в нашей местности жить невозможно! (Вытаскивает из кармана бумаги.) Вот, прикидывал я. Сидели несколько ночей, выверяли, пересчитывали. Члены бюро, актив…
К у д и н о в. Ага! Значит, думаете!
В а т а г и н. Не идиоты же мы, Илья Степаныч. Мы ж эту землю… чтоб она, как жемчужина всей страны…
К у д и н о в. И бумаги подготовил, а все-таки на всякий случай смылся от меня. Дай-ка просмотрю. (Берет бумаги.) Неофициально.
В а т а г и н. А черт с ней! Пускай официально. Если хочешь, на трибуну выйду. Краевую. В Москве! Я ж все продумал.
К у д и н о в (читает материалы Ватагина). Интересные соображения. Почему же ты со мной петлял?
В а т а г и н. Хотел понять, как теперь сам ты, после московской припарки.
К у д и н о в. Эх, брат… И понял?
В а т а г и н (снова насторожился). А не понял?!
К у д и н о в. Вот так и живем. (Обнял Ватагина.) Ты ведь светлая голова, Максим Федорович. Не тебе дурачком прикидываться.
Входит Р ж а н о в а. Красивая, тридцати семи лет. Твердая мужская походка. Лицо открытое, одухотворенное.
Р ж а н о в а. Здравствуйте, Илья Степаныч. (Протягивает руку Кудинову. Покосилась на Ватагина, протянула и ему руку.) Соседушка, привет. Не удивляйтесь, Илья Степаныч.
К у д и н о в. Садитесь, Римма Сергеевна.
Р ж а н о в а. Вы, говорят, уже у Бакашина, у Веткина побывали… Вот, у Ватагина теперь.
К у д и н о в. Я и к вам собирался заехать.
Р ж а н о в а. Не дождалась.
К у д и н о в. Спасибо, что прилетели.
В а т а г и н. Я не мешаю?
Р ж а н о в а. Да ну, соседушка. Нисколько. Мнение свое хочу высказать, Илья Степаныч. В открытую. Люблю такие, знаете, мужские беседы. Район мой, как известно, не последний. Между прочим, по территории равен Бельгии. Лечу и думаю: скорей получить новые указания, в масштабах района исправить ошибку. Бюро райкома мы еще не собирали, но — советовались. Единодушная, решительная самокритика.
К у д и н о в. Единодушная?
Р ж а н о в а. Да! Правда, кое-кто еще в плену самолюбия. Мол, тут, на место, виднее, ничего пересматривать не надо. Пришлось этих доморощенных стратегов причесать против шерсти. (Ватагину.) У тебя-то, сосед, как на этот счет?
В а т а г и н. У меня?.. Кх-м… Полный порядок.
К у д и н о в. Если не ошибаюсь, Римма Сергеевна, в вашей Бельгии партийные организации на каждом руднике, в каждом леспромхозе. В совхозах и колхозах — тоже. Неужели ж повсюду к составлению плана отнеслись безответственно?
Р ж а н о в а. Илья Степаныч, в каком смысле вы меня спрашиваете? Я улавливаю в ваших словах…
К у д и н о в. А вы, пожалуйста, но улавливайте. Давайте поразмышляем.
Р ж а н о в а. Я же сказала, что безоговорочно принимаю указания руководства.
К у д и н о в. Почему?
Р ж а н о в а. Как это — почему?
К у д и н о в. Давайте обдумаем, взвесим.
Р ж а н о в а. Илья Степаныч, что ж тут думать, если нам прямо указано? Да уж вам ли не знать!
К у д и н о в. Нет, вы мне все-таки объясните. Ваши соображения: политические, экономические, прочие?
Р ж а н о в а. Никаких прочих нет и быть не может.
К у д и н о в. Давайте — без прочих.
Р ж а н о в а. Илья Степаныч, я же летела к вам не на экзамен.
К у д и н о в. Пожалуйста, не обижайтесь. Мне очень хочется вас послушать. Вот Максим Федорович даже некоторые расчеты подготовил. (Показывает бумаги Ватагина.)
В а т а г и н (поспешно). Илья Степанович… (Хватает и прячет в карман бумаги.)
К у д и н о в. Как видите, он очень ценит эти документы.
Р ж а н о в а. Что там у тебя, Ватагин? Покажи, поделись.
В а т а г и н. Рано… черновые наброски… Я пойду, Илья Степанович?
К у д и н о в (с улыбкой протягивает руку, прощаясь). Советую подумать над своими черновиками. Очень интересные мысли!
В а т а г и н (косясь на Ржанову). Да, да… я подумаю… (Уходит.)
Ржанова, лихорадочно соображая, смотрит ему вслед.
К у д и н о в. Так давайте же поразмышляем.
Р ж а н о в а. Сейчас?
К у д и н о в. Сейчас.
Р ж а н о в а. Я но готова, Илья Степанович. Разрешите в другой раз? До свидания. (Уходит.)
Входит С а м о х и н.
С а м о х и н. Товарищ Кудинов, на руднике имени Кирова сегодня в семнадцать ноль-ноль партийный актив.
К у д и н о в. Стало быть, прежде всего поедем на рудник… (Присматривается к Самохину.) Простудились?
С а м о х и н. Немножко.
К у д и н о в. Температура?
С а м о х и н. Нет.
К у д и н о в. Что-то наша Ниночка печальна?
С а м о х и н. Позвать?
Кудинов кивнул. Самохин выходит. Вскоре возвращается с Н и н о й Т а т а р к и н о й. Та кутается в шинель.
Н и н а. Летим?
К у д и н о в. Садитесь.
С а м о х и н выходит.
Н и н а (садится, отряхивается). Пса пригрела. Песик болтался тут под ногами. Голодный, дрожал. Я прилегла в дежурке поспать, а песик рядом устроился…
К у д и н о в (с улыбкой). Ни одно доброе дело не остается не отмщенным. Вы в последние дни какая-то… Случилось что-нибудь?
Н и н а. Все в порядке.
К у д и н о в. Аэрофлотское начальство не угнетает?
Н и н а. Наоборот. Вывесили. На Доску почета.
К у д и н о в. Отчего ж вы такая… потерянная?
Н и н а. Могла бы и сказать… Я иногда мечтаю: мы с вами в далекой командировке, где-нибудь в диком месте. Вот так бы, как сейчас… Океан — стеной, синий-синий, до неба. Долго-долго вдвоем… Месяца два.
К у д и н о в (пытается отшутиться). Позвольте, а Самохин? Он же всегда с нами.
Н и н а (вздохнув, принимает игру). Самохина мы уже съели.
К у д и н о в. Съели Самохина?
Н и н а. Ну да. Прежде аварийный паек, а потом его. И мы — вдвоем. Вот бы наговорились! Все бы вам сказала… Разрешите идти?
Кудинов с улыбкой кивнул. Н и н а уходит.
З а т е м н е н и е
Авансцена. Идет К у д и н о в, навстречу ему — Р ж а н о в а.
Р ж а н о в а. Илья Степанович… Летчица мне ваша подсказала, что вы на берегу… Вот почему я вернулась… Не простила б я себе малодушия! Должна вам сказать прямо… Я почувствовала вашу ориентацию. И я — в ужасе.
