По совету Чарли мы решили посмотреть, на что этот маленький рокер способен. Когда он вышел на сцену, мы все — а особенно Кит — немного удивились, так как на нем были надеты дождевой плащ и чулки. «Вот проблема — это как присудить себе нечто перед тем, как ты это заслужил», — сказал Кит. Толпа также была немного удивлена и начала кидаться в парня фруктами и овощами. Но довольно скоро стало ясно, что этот парень — и впрямь особенный. Он привнес на сцену ощущение шика. Так ТАФКАП, артист, ранее известный как Принц, стал звездой.

Спустя 5 лет я и Стинг вместе с Принцем играли «Miss You» на «Уэмбли-Арена». К тому времени у Принса появился значительный антураж, и он был плотно окружен кучей огромных черных телохранителей. Если тебе нужно было поговорить с ним, то тебе приходилось протискиваться сквозь эту гору мускулов. И когда ты, наконец, добирался до центра, то обнаруживал там этого тихого маленького паренька. Настоящий джентльмен. Но то, что всегда поражало меня в нем — это его любовь к музыке. Он дышит ею и засыпает с ней.

Одна из важных характеристик музыкантов, которые действительно источают музыку, это — то, что у них первоклассные группы, и Принц не был исключением. Из-за того, что этот концерт организовывался очень быстро, у нас не было времени репетировать, так что когда наступил вечер, этот коротышка спросил: «Что вы будете играть, когда настанет переход от припева к куплету?»

Я предложил переход вообще убрать. Он понял, и его группа тоже поняла — они были очень взаимосвязанными, — и я выступил с ними так, как будто мы играли вместе много лет.

За кулисами я обнаружил маленькую девочку, которая выглядела совершенно потерянной, и я спросил её, всё ли у неё в порядке. Она сказала, что да. Я спросил: «Может, тебе помочь найти твоих родителей?» Она ответила, что все нормально. Оказалось, что это была Кайли Миноуг.

После этого мы с Принцем все время встречались в штатской обстановке. Но все время одна и та же старая проблема — мы сталкивались друг с другом в клубе или баре, где музыка была такой громкой, что нормально разговаривать бывало просто невозможно. Мы решили, что единственный способ преодолеть это — в том, чтобы петь свои разговоры друг другу.

И для Джо, и для меня эти года в Нью-Йорке были похожи на одну большую вечеринку с кучей алкоголя, кучей таблеток и кучей курева. Мы также немного прошвырнулись по центру города в Париже вместе с Китом. Я не колюсь, так что мы только курили. Мы всё еще называли это ГС — грязные сигареты. Джо только затягивалась разок-другой и никогда не считала, что это для неё — проблема, пока однажды утром она не проснулась и так захотела ГС, что когда узнала, что у меня их больше нет, то разразилась слезами. Это был первый раз, когда мы все увидели, как это влияет на неё. Она сказала мне: «О Господи, мне нужно остановиться!», что она и сделала — прямо тогда и сразу. Ей в этом плане повезло, потому что она может сказать себе, что что-то зашло для неё слишком далеко, я этого делать больше не хочу, я прекращаю. Мне тоже хотелось бы делать так, но я не могу…

Когда Джо завязала с ГС, то больше к этому не возвращалась, и после Парижа она больше не прибегала к услугам леди, по крайней мере преднамеренно. После того, как мы переселились из Гринвич-Виллидж в тот замечательный особнячок на Уэст 78-й, то нам довелось познакомиться с настоящей пчелиной маткой всех дилеров — с женщиной, которая называла себя Бетси.

У нас не было никаких мыслей в то время по поводу того, насколько значительна она была, или что она была Врагом Народа № 1 и самой разыскиваемой женщиной в городе Нью-Йорке. Мы просто хорошо поладили с ней, у ней был потрясный кокаин, и вокруг — столько наличности, что она обычно жалела нас. Она знала, что у нас нет денег, так что она дарила нам пластиковые сумки с остатками, которыми мы и воспользовались. Однажды наступил день, когда мы наскребли остатки кокаина для дорожки, и когда мы оказались в центре города, то Джо стала чувствовать себя больной, как собака, и это оказался последний день, когда она принимала героин. Также это оказался едва ли не последний раз, когда мы делали дела с Бетси.

Она жила на Уэст 79-й Стрит, и мы не знали, что копы фотографировали всех, кто входил к ней или выходил. Я пришел к ней рассчитаться. Стояла зима, и на мне была большая меховая шуба с большим меховым капюшоном. Когда показались копы и заставили нас дать показания о Бетси перед большим судом присяжных, мы впали в панику. Они принесли фотографии со мной, которые сделала команда полицейских следователей, и спросили, узнаю ли я этого человека, разодетого как модное эскимо. Мне не хотелось в этом участвовать, и я все время говорил: «Не знаю, кто это, но шуба хорошая…» Мы не смогли помочь им, но копам наша помощь была особо не нужна — у них было на Бетси целое дело, и они упрятали её на долгий срок.

Вокруг наших детей вертелись наркотические дела — они ничего не могли с этим поделать, но замечали всё. Джэми обычно спускался утром вниз, и если на подносе оставались бычки от косяков, то он утаскивал их. Он и Лия часто видели людей, которые лежали без чувств в нашей гостиной. Однажды Джэми обнаружил кого-то на софе, подумал, что этот мужчина ему очень знаком, и глядел на него, пока не узнал в нем Кристофера Рива, который был в отключке. Он побежал к нам и закричал: «Вы погубили Супермена!» У нас дома проходило столько вечеринок, что порой происходили разные инциденты. Когда владелица нашего дома попыталась подать на нас в суд за то, что поверх занавесок были следы от сигарет, мы решили узнать, в чем же дело. Джо нашла кинопленку, которую мы считали нашей, и оказалось, что на ней эта владелица была запечатлена голой с плюшевым мишкой между ног. Она немедленно свернула свое дело, когда мы вернули ей фильм.

Всей семьей мы много веселились, и это, наверное, потому, что наши дети очень забавные. Как и их родители. Джо переодевалась в пасхальную зайчиху и прятала в саду яйца. Мы пели и плясали вокруг них, и я снимал каждую вечеринку. Но Джэми и Лия были самыми большими озорниками. Джэми приделал хлопушку к сигарете Кита, она взорвалась ему в лицо, и Кит потом бежал за Джэми со всех ног, размахивая ножом и крича на чем свет стоит. Однажды утром Лия и Джэми вошли к нам в спальню, чтобы разбудить меня и Джо, увидели, что мы спим голышом, достали свои кисточки для рисования, раскрасили мой член зеленым цветом и сказали, что он — маринованный.

Все вокруг знали нас как крепкую, счастливую семью. И Джо, и я росли в безопасной атмосфере любви, и мы установили её и в нашем роду. Хорошая семья — это все, что нужно для полного счастья, и все вокруг нас, включая Кита, видели это. Когда Кит был еще совсем юным, его мама Дорис выгнала его отца Берта, и хоть я и не знаю всю историю, но в конце концов Кит потерял контакт со своим папой. Ему было около 18-ти, когда это случилось, примерно в то же время, как он покинул колледж искусств, и Берта не было в его жизни все последующие 20 лет и 1 год. И вот однажды ни с того ни с сего в 1982-м они снова законтачили, и Кит решил встретить своего папу в «Редлендсе».

В то время я был в Англии, где записывался, и я побывал в в этом прекрасном доме Кита (где собирались семьи и Ричардсов, и Вудов) в тот день. Когда он сказал мне, что приедет его папа. Я знал, что, скорее всего, он захочет остаться один, потому что после всех этих лет им надо было многое понять вместе. Так что я сказал, что мне нужно идти, но Кит попросил, чтобы я остался.

Я сказал: «Не думаю, что это будет тебе необходимо».

Но Кит настаивал. «Я не могу встретить своего папу сам по себе, — ответил он, — потому что я толком не знаю его».

Так что я остался с ним, и мы с ним прильнули к подоконнику, где смотрели на машины, пока одна из них не остановилась.

Кит сказал: «Иди, встреть его».

Я ответил: «Я не могу…»

Кит очень нервничал, и это очень удивило меня, так как я никогда раньше не видел его нервничающим. «Давай, — он начал пихать меня во входную дверь, — пригласи его внутрь».