Кит закричал: «Ах ты сумасшедшая с**а!», и Джо сказала: «Мама, какого черта ты делаешь?» Нам пришлось долго успокаивать Кита и объяснить Рейчел, почему этот поступок был по отношению к нему очень плохим. Наконец она снова села рядом с Джо, а Кит пошел к шесту для ныряния, где сел, разложил траву и начал скручивать еще два косяка. Рейчел даже не подняла на него глаз. Когда он закончил, то предложил один Рейчел: «Один — мне, покурить, а второй — вам, выкинуть в бассейн».

В тот же день Джо подошла к Киту и сказала: «Будь добр, моя мама никогда не видела кокаина, пожалуйста, пожалуйста, держи себя в руках». Он ответил: «Не волнуйся, дорогая, я огорошу её осторожно». Джо приготовила нам очень хороший обед, и когда мы все еще сидели за столом, поев, Кит объявил: «А теперь десерт». Он достал заначку с кокаином и рассыпал её по столу. Мы с Джо прямо подпрыгнули и начали смахивать со стола — я делал это первый раз в своей жизни. Мы с ней ушли в кухню — наверное, для того, чтобы решить, как нам поступить с Китом, как вдруг вошла Рейчел. Она сказала: «Вы понимаете, что он делает?»

Джо попыталась мягко объяснить: «Да, мама, но он занимается этим много лет, и ты должна понять…» Та посмотрела на меня и спросила Джо: «А Ронни принимает кокаин?»

Джо ответила ей: «Нет, нет, он не делает этого». А спустя три дня, когда мы с Китом были на ногах уже 72 часа, Рейчел подошла к Джо и сказала: «Теперь я знаю, что Ронни принимает кокаин». Джо снова попыталась убедить свою маму, что я этим не занимаюсь. Но Рейчел ответила: «Должно быть, немного. Последние три дня подряд он ходит с одной и той же соломинкой за ухом!»

Когда пришло время родиться Лие, мы были на вечеринке — так же, когда была вечеринка на Малибу, когда родился Джесси. Я занимался тем, что засекал продолжительность схваток у Джо, а также старался предстать добрым хозяином перед кучей людей, многих из которых я не знал (за исключением того, что большинство из них были дилерами). Джо пошла в ванную, у ней начали отходить воды, и я решил, что нужно её рассмешить, когда я засекал схватки. Она разозлилась на меня, закричала: «Оставь меня одну!» и стала смирной и тихой.

Вечеринка была в самом разгаре, но я волновался за неё и решил, что будет лучше, если позвонить доктору и проводить всех гостей. Доктор пришел, и когда она проснулась, то он стоял у её кровати и глядел на неё. Она опять по какой-то неизвестной причине стала злиться на меня. У Джо уже был ребенок, и она была уже опытна в искусстве рожать.

Теперь её схватки длились по две с половиной минуты, и доктор сказал, что нам нужно ехать в больницу, так что я повез её в «Седарз-Синай». Чтобы отвлечь её от боли, я начал шутить с ней, и моя муза повела себя как нельзя лучше. Спустя полчаса или вроде того родилась Лия. У нас появилось дитя нашей любви. Я ликовал, потому что это была первая девочка в семействе Вудов за многие поколения. Медсестра показала мне послед. Мне он показался очаровательным, как с другой планеты. Я был воодушевлен этим неописуемым нечто, которое остается с рождением твоего ребенка. Маленький пучок пурпурного веселья. Я был в одной комнате с Джо, одетый, как доктор, в фартук, перчатки, чехлы для ботинок и в маску и снимал всё это на кинокамеру. Медсестра все время говорила мне: «Не мешайте», а я всё продолжал отвечать ей: «Сами не мешайте, я это снимаю».

Спустя несколько часов прибыл Кит и сказал, что ему нужно увидеть Джо. Я сказал ему, что единственный способ, как он может попасть туда, чтобы увидеть её — это переодеться. Так что мы вдвоем оделись в операционную одежду. Я сказал: «Пойдем со мной», и мы помчались в восстановительную палату к Джо, как вдруг нас остановили медсестры.

Старшая медсестра гавкнула: «Подождите, кто же отец?» Мы с Китом ответили почти одновременно: «Мы оба». И она впустила нас обоих.

В конце февраля 1980-го мы с Джо решили выбраться на солнышко подальше от безумного Лос-Анджелеса.

Место, которое мы выбрали — Сент-Маартен, небольшой островок недалеко от Барбадоса — похож на водяной черный Вегас. Разделенный на две половины — голландскую и французскую, — островок словно создан для богатеев.

По приземлении на эту тропическую жемчужину, и когда я ступил на этот доминион и в эту страну, за мной осторожно наблюдал один офицер. По моем прибытии он немедленно спросил меня о назначении моего бумбокса «Шарп». Тот весил тонну и звучал соответствующе, но он, видимо, недоумевал, что я собираюсь с ним делать. Включи его или продай. Этот парень сразу же невзлюбил меня. Я был уверен, что увижусь с ним еще раз.

Спустя 4 дня после этого «теплого» приема мы решили посмотреть, каков этот город ночью, и оказались в казино. Дружелюбный крупье представил нас нескольким бездельникам и их подружкам. Этих парней звали Луиджи и Мохаммед. Мы спросили, могут ли они нам достать немного курева, но у них его не было, так что мы покинули казино и больше о нем не вспоминали.

Втайне от нас Луиджи и Мохаммед выследили место нашей дислокации после того, как засекли няню Джэй на местном рынке. Решив поближе примазаться к нам, следующим вечером они постучали к нам в дверь с подарками. В их конвертах было курево, которое было нам нужно, а также кокаин — та субстанция, за которую, как мы думали, нам ничего не будет. Но мы как бы открыли банку с гадами: мы попали в ситуацию, которую любой желал бы избежать, а именно — это были неприятности с законом, смягчающие обстоятельства и тюремное заключение.

Эти парни и их подружки пришли к нам на вечеринку. Мы были взаперти у себя дома 4 часа. Почему мы были заперты, оставалось абсолютной тайной для нас с Джо, пока мы, наконец, не поняли, насколько серьезными были наркотические дела этих парней. Обнаружилось, что охранник территории, на которой находился наш дом, заметил, как ребята повесили на дерево сумку с 22-мя килограммами кокаина снаружи дома. Их преследовала полиция, после того раскопала их контейнер у близлежащего холма. Они перевезли свой товар в взятом мною на прокат автомобиле, который я одолжил им, когда они сказали, что одна из их подружек больна, и не могли бы они отвезти её домой. Возвратившись в наш дом, они продолжили вечеринку, и ничего неординарного вроде не произошло.

Позднее оказалось, что эти парни — члены крупной международной наркокартели. Когда полиция пришла к нам с этими известиями, я сидел один на верхнем этаже своего роскошного 4-х этажного убежища, словно созданного для сочинения песен. Я бренчал в манере Бобби Уомэка и реггея, подбирая новые гитарные риффы на своем драгоценном Серебряном Добро.[31]

Няня Джэй громко позвала меня своим нью-йоркским эллафицджеральдовским голосом:

«Вуди, здесь полиция!»

Я подумал: «Вот забавно, кажется, я не приглашал их на свой сейшн». Джо видела, что полиция болтается возле дома, из окна в ванной, которая была этажом ниже. Она тоже позвала меня: «Ронни, спускайся сейчас же — тебя хочет видеть полиция». Я остановил бурный поток своего музыкального творчества, в который был погружен, и с неудовольствием спустился вниз по лестнице с гитарой в руке, чтобы узнать, из-за чего весь этот бесполезный сыр-бор. Я увидел Джэй, а с ней — троих офицеров, и споткнулся на последней дубовой ступеньке, уронив свою Серебряную Добро.

«Вы — Рональд Вуд?»

БУМ.

«Черт, я только что уронил свою Добро, не могу в это поверить, офицер, а вы?» — воскликнул я в сердцах, поднимая свою разбитую малышку.

«Конечно — похоже, это хорошая гитара. Вы — владелец этого транспортного средства?» — спросил он, показывая на мою машину, припаркованную снаружи.

«Нет, я взял её напрокат».

«Она причастна к преступлению».

«Не понимаю, как это может относиться ко мне».

«Ваша подпись стоит на документе на прокат, который доказывает, что вы несете ответственность за всё, к чему она причастна. Можем ли мы обыскать помещение?»

Весь в мыслях о своей крепкой уцелевшей гитаре, я не придал большого значения этому вторжению.