— В том лишь случае, сын мой, если Альберт захочет уступить нам замок.

— После сегодняшнего боя, мессир, мне что-то не верится, что у него есть шансы против вас…

— Как сказать… Парень он ловкий, и руку имеет крепкую, и вынослив, как мул… А я уже, знаешь ли, староват…

— Но ваш племянник все же уступает вам в опыте.

— Дело не в этом. Я еще не уверен, смогу ли я поднять на него меч. Ведь в его жилах — кровь моего брата… Если бы можно было отделаться таким поединком, как сегодня…

— Но это, мессир, будет лишь в том случае, если маркграф даст вам возможность претендовать на замок. По-моему, нам надо в первую очередь опасаться его.

— Итак, на замок претендуют четыре стороны, одна из которых — мы с тобой. Остальные три нам враждебны, правда, не каждая в равной степени. И, кроме того, каждая из этих трех сторон враждебна двум остальным. Что устраивает маркграфа? Моя немедленная гибель или отказ от прав на замок. Тогда потомки Альберта и этой майендорфской курицы на веки вечные останутся его вассалами.

— Это вы о госпоже Клеменции? — с невинным видом поинтересовался юноша.

— Это я об Агнес фон Майендорф, болван!

— По-моему, баронесса довольно мила!

— Сейчас это неважно. Важно другое. Маркграф был бы рад, если бы я погиб где-нибудь подальше от здешних мест. Вчера на пиру было не так уж мало людей, которые готовы посчитаться с маркграфом за старые обиды. Сейчас я могу стать опасным, даже если умру…

— Как это?

— Это долго объяснять… Да и рано пока что. Самое подходящее — убрать меня на этой дороге, так что надеюсь я сейчас лишь на свой меч да на ваши луки. В замке у маркграфа меня убить уже нельзя, там этому могут помешать. Кроме того, в замке полно соглядатаев, шпионов аббатства. Нельзя меня убивать и на обратном пути, потому что тогда монахи донесут до короля, что маркграф преступил клятву!

— А что помешает им донести, если нас убьют сейчас?

— После прибытия к маркграфу будет считаться, что я исполнил свой обет. Не забудь, что сейчас все зависит от Марко…

— Неужели он подведет нас?

— Нет, я верю ему. Мы слишком много вместе пережили. Но его-то как раз убить легче всего… Подумаешь, крепостной… Зря мы уехали так далеко вперед. А вчера, когда он напился… Признаюсь, я до смерти перепугался!.. Ну а монастырь… Сейчас монахам выгоднее всего, чтобы умерли все Шато-д’Оры — и ты, и я, и Альберт. Но перебить нас они должны только в определенном порядке. Если вначале погибнем мы с тобой, монастырь ничего не получит, даже если убьет Альберта. Альберт — вассал маркграфа, и его имущество отойдет к маркграфу по праву «мертвой руки». Поэтому монахи начнут с Альберта. Если они убьют его первым, то выиграют, но только в том случае, если к тому времени признают, что я исполнил обет. Понял, сын, в чем разница?

— Конечно. Когда вас объявят законным претендентом на Шато-д’Ор и маркграф выполнит все условия договора, монастырь сразу же уберет Альберта. Чтобы не доводить дело до судебного поединка.

— Молодец! Ведь поединок — это дополнительный шанс маркграфа. Запомни, договор был заключен только со мной. Альберт будет сражаться за сохранение вассалитета, а я — за освобождение от него. Если я буду убит в поединке, то Альберт не приобретет тех прав, какие получу я в случае победы.

— Убейте его, ваша милость, и дело с концом!

— Не так-то это просто! Одно меня утешает — на этой дороге нам надо опасаться только людей маркграфа.

— Ваша милость, — сказал Франческо, — все это, конечно, смахивает на правду, но точно нам ничего не известно… А вдруг монастырь и маркграф договорятся разделить наше графство? Или как-нибудь сговорятся друг с другом? Ведь сумели же они сговориться против вашего отца?

Ульрих помрачнел.

— Да, тогда все было бы гораздо хуже. Но я-то знаю, как трудно договориться о разделе имущества, когда хочется взять все и к тому же боишься, что тебя могут надуть.

— Но почему трудно? — возразил Франческо. — Ведь маркграф и Альберт могли бы договориться, потому что обоих вроде бы устраивает вассалитет Шато-д’Ора.

— Может быть, и устраивает… Хотя Альберт наверняка опасается, что, укрепив вассалитет, маркграф постарается просто убрать его и включить в состав собственного феода весь Шато-д’Ор.

— Как же все запутано, мессир! А каковы планы госпожи Клеменции?

— Вот этого, сын мой, наверное, даже Господь Бог не знает — да простятся мне эти слова… Конечно, ей хочется, чтобы Шато-д’Ор остался за ее сыном. Все же она двадцать лет распоряжалась в замке от имени Альберта. Вассалитет ей при этом не мешает. Понятно, что она была бы не против, если бы я сразу отказался от замка и подписал бумагу, которую мне вчера подсовывали. Для нее это было бы самое простое решение. Но вчера ночью… В общем, я понял, что у нее в запасе еще кое-что имеется… Впрочем, не уверен.

— О чем вы, мессир?

— Она может выйти за меня замуж!

— Как же ей это удастся? — спросил Франческо, озадаченно глядя на Ульриха. — Ведь надо, чтобы вы тоже захотели…

— Вообще-то это не противоречит обету, который я дал три года назад. Женившись на ней, я стану хозяином Шато-д’Ора и отцом Альберта… Но тогда возникает одно препятствие…

— Это вы обо мне? — догадался Франческо. — Но ведь Альберт старше меня, значит, он и будет вашим наследником… Чего же ей бояться?!

— Бояться она может только одного. Того, что мы с тобой задумаем лишить его права наследования. А как такой женщине с этим смириться? Ведь она убеждена, что, сделавшись ее мужем, я не пожелаю завещать все ее сыну.

— Значит, и я тоже мешаю Альберту?

— Покамест ты всего лишь мой оруженосец, понял? Я не тороплюсь провозглашать тебя своим наследником. Во всяком случае, до тех пор, пока маркграф не выдаст нам грамоту на безусловное владение замком. Возможно, это станет маленьким сюрпризом…

— Боюсь, это станет сюрпризом только для меня… И то лишь в том случае, если вас не убьют до этого…

— Знаешь, мне почему-то кажется, что этого не произойдет, — загадочно улыбаясь, проговорил Ульрих. — Бог или слуги Божьи не допустят этого!

— Возблагодарим же Господа за то, что, кроме маркграфов, он создал еще монастыри! — перекрестился Франческо.

Сзади послышался конский топот. Отец и сын обернулись. Марко, трусивший на своей кляче метрах в двадцати от них, выдернул из колчана стрелу и потянулся к луку. В следующее мгновение из-за поворота дороги выскочил всадник.

— Кто это? — прищурился Ульрих.

— Это оруженосец вашего племянничка, Андреас, — сказал зоркий Франческо. — Не иначе, мы что-то забыли в замке.

— Постойте! — закричал Андреас. — Погодите!

— В чем дело? — спросил Ульрих, когда Андреас, нагнав их, осадил свою кобылу.

— Мессир Ульрих, вам опасно ехать к маркграфу. Вас могут убить.

— Я знаю это. Но я полагаюсь на милость Божью…

— Мессир, вы не поняли. Вас обязательно убьют, если вы меня не послушаетесь!

— Ого! Что же я должен делать, господин оруженосец? Поджав хвост, сидеть в Шато-д’Оре?

— Ни у кого нет сомнений в вашей храбрости, — поклонился Андреас, — но вы станете жертвой подлого заговора. Вас убьют из засады, отравленной стрелой…

— Откуда тебе это известно?

— Сударь, я не могу вам этого сказать. Но если вы мне не верите, можете убить меня!

— Я верю тебе, но тем не менее поеду. Передай мою благодарность тем, кто заботится обо мне…

— Тогда позвольте мне, сударь, последовать за вами.

— Чем ты можешь нам помочь? — улыбнулся Ульрих. — Уж больно ты хлипкий…

— Пусть ваш оруженосец выпустит вверх стрелу, мессир Ульрих! — предложил Андреас.

Франческо поднял лук и наложил на тетиву стрелу, которая секунду спустя со свистом взмыла в небо. Андреас молниеносно вскинул лук — и выпущенная им стрела прервала полет стрелы Франческо.

— Недурно! — похвалил Ульрих. — Что ж, я бы с удовольствием взял тебя с собой, если бы знал, что ты действуешь от имени мессира Альберта…

— Я не имею права говорить, мессир, от чьего имени я действую.