— Полагаю, что один, если то, измышленное вами дитя, не юноша, — ответил Ульрих, несколько опешив.

— Так знайте, мессир, ни одного сына у нее нет, ни одного!

— Ха-ха-ха! — расхохотался Ульрих. — А кто же такой Альберт, позвольте спросить? Уж не девушка ли?

— Именно так, мессир! Попросите-ка вашего племянника, если он не девушка, показать свою грудь! Клянусь честью, на это он не решится! Потому что он — не мужчина и даже не девушка, а прелюбодейка и распутница — такая же, как ее мать!

— Эй, старая перечница! — зазвенел в тишине резкий и взволнованный голос Альберта. — Если ты, старый козел, наживший сифилис через задний проход, называешь меня распутницей, то я тебе тоже могу сказать: ты старая баба и тебе нечего показать из своих штанов!

Вся стена Шато-д’Ора заржала этой весьма не женской остроте.

— Если ты мужчина, — крикнул Альберт, — то выходи на поединок, померяемся силой! Попробуй-ка победить эту распутную девку! Ха-ха-ха-ха!

— Ведьма! Ведьма! — задребезжал епископ в свой рупор.

— Ну и что?! — смеясь, прокричал Альберт. — Неужто его преосвященство недостаточно свято, чтобы противостоять во имя веры какой-то ничтожной ведьме?! Ведь вы же спасаете души людские от дьявола! Выходите, ваше преосвященство! А если боитесь, вышлите кого-нибудь посмелее! Вам ведь не привыкать прятаться за чужую спину!

Пока Альберт издевался над епископом, к Ульриху подошел Марко и сообщил:

— Ваша милость, ты уж прости, что я в ваши дела суюсь, но, по-моему, пора этим рясникам в атаку… А то к утру, не иначе, они сбегут… А недорубленный да недокорчеванный лес опять вырастет…

— Скоро вассалы подойдут, — сказал Ульрих, — нам полегче будет!

— Это как сказать. Они вон ночью штурмовали, да сколько людей угробили, а нам-то днем придется. Много наших погибнет.

— Так что же мне приказать, что ли, епископу? Он и против Альберта выехать боится…

— То-то, что боится! А почему? А потому, что отряд ждет, тот, что Вальдбург расколотил. Вот как услышит, что отряд его из башни вырвался, так и расхрабрится… Кумекаешь?!

— Ох и прожженный же ты злодей! — восхищенный догадкой, воскликнул Ульрих. — Сам, за монахов, нас атаковать будешь?

— Атаковать не атаковать, а поорать мы с ребятами сумеем, — почесав пузо под кольчугой, сказал Марко. — Мечами о щиты поколотим, повизжим. А ты своим вели кричать: «Монахи сзади, монахи сзади!» Пускай по стене помечутся, вроде и впрямь перепуганы… Только объясни им, что это игра.

— Ладно, — усмехнулся Ульрих и пошел вдоль стены, объясняя воинам, как им следует себя вести в новой ситуации…

А через несколько минут все двадцать латников под предводительством Марко выскочили во двор, подняв у подножия донжона невероятный гвалт и шум. Им помогали женщины и ребятишки, верещавшие и визжавшие на разные лады. Латники фехтовали мечами, стараясь погромче ими лязгать, а женщины и дети били палками по медным тазам, котлам и сковородкам. На стене, якобы в панике, метались воины, истошно вопя:

— Монахи в тылу! Обошли нас! Пропали!

Розыгрыш удался блестяще. Епископ, услышав шум, возликовал и велел трубить атаку. Звук рога совпал с моментом, когда над холмами появился алый краешек утреннего солнца. Толпа монахов, двигаясь по дымящимся руинам хибарок, где проживали дворовые и ремесленники, с пением боевых псалмов пошла на приступ. Епископ был так уверен в успехе, что не оставил в резерве никого, кроме брата Леона да нескольких человек своей личной охраны. Монахи волокли с собой удлиненные лестницы. Беспрепятственно достигнув второй стены, они приставили к ней свои лестницы. А тараном вновь принялись молотить по воротам. Выждав, пока все монахи соберутся под стеной, Ульрих махнул мечом. Взревел боевой рог Шато-д’Ора. Десятки стрел в упор ударили по столпившимся монахам, пытавшимся выломать двери в опорные башни. Кипящая смола, на сей раз уже не случайно, выплеснулась на головы осаждавших, долбивших тараном ворота. Две баллисты с опорных башен посылали в толпы монахов булыжники размером с человеческую голову. Встреченные градом стрел, монахи не выдержали и бросились бежать. За ними с дикими визгами и воплями из опорных башен выскочили весьма странные люди — в звериных шкурах, с топорами, косами, «моргенштернами», с боевыми цепями и кистенями.

— Черти-и-и! — взвизгнул кто-то из монахов.

Разбойнички Вальдбурга блестяще умели действовать против ошеломленного и бегущего противника — лихо рубили монахов топорами, ссекали головы косами, расшибали черепа палицами, цепами и «моргенштернами». На плечах монахов они влетели в опорные башни, а оттуда — на первую внутреннюю стену. Оба участка внешней стены между двумя парами опорных башен были очищены от монахов. Вместе с разбойничками на первую внутреннюю стену ворвались и наиболее стойкие бойцы из латников Вальдбурга в своих зеленых плащах. Воротная башня первой стены, которую держала лишь горстка охранников епископа, была атакована с обоих концов, и телохранители епископа были изрублены.

— Сдавайтесь! — торжествующе вскричал Вальдбург, занося меч. — Ваше преосвященство, вы мой пленник!

Епископ с бледным, искаженным злобой и страхом лицом отстегнул меч и рукоятью вперед подал его Иоганну… Тут же его связали и накинули на шею веревку.

Монахи оказались в полном окружении. С четырех сторон — высокие каменные стены, а со стен — стрелы, камни, кипящая смола. В обгорелых, местами еще тлеющих бревнах сгоревших хижин не спрячешься. Монахи в панике бросались то на стену, которую защищал Ульрих, то на стену, захваченную Иоганном, то пытались прорваться через ворота, молотя в них тараном, то карабкались на лестницы. Но все тщетно. Не нанося врагу никакого урона, сами они гибли десятками… Весь двор между двумя внутренними стенами был завален убитыми и ранеными. Вопли отчаяния и ужаса перемежались с проклятиями в адрес епископа… И наконец монахи, оставшиеся в живых — а таковых было не более полусотни, — бросили оружие и, воздевая руки к небу, рухнули на колени посреди двора, моля о пощаде. Таковая и была им дарована, но свободы Ульрих им не обещал. Латники Шато-д’Ора и Вальдбурга, а также разбойники снимали с монахов оружие, выворачивали карманы, после чего отправляли в подвал Шато-д’Ора. Там неудачливых завоевателей заковали в цепи и, по уже известному нам порядку, погрузили в «каменный ящик». Когда эта работа близилась к концу, к Шато-д’Ору стали один за другими подходить отряды вассалов и тех самостоятельных владетелей, которые приняли знак на башне замка за призыв к восстанию против маркграфа. Обнаружив, что дело идет пока лишь о драке с монахами, они не торопились разъезжаться по домам. Вблизи Шато-д’Ора были разбиты шатры, построены шалаши, а командиры осаждали Ульриха предложениями. Очень скоро Ульрих понял, куда клонят его несколько припозднившиеся помощники. Однако пока он не дал им никакого ответа, сославшись на необходимость заняться заделкой повреждений замка, отпеванием и похоронами убиенных.

Напившись до свинского состояния, маркграф проспал до полуночи. Проснулся он в дрянном настроении, похмельный и злой. Голова у него раскалывалась, во рту было кисло, в животе крутило. Осушив еще пару кружек вина, он слегка приободрился и приказал привести бабу. Услужливые холопы забегали по замку и вскорости притащили в опочивальню к повелителю добрый десяток заспанных и растрепанных служанок, кухарок и портомоек. Все эти видавшие виды лахудры ужаснули бы своим видом самого небрезгливого мужчину XX столетия. Но в те времена народ был попроще, да и господа не избалованы. Маркграф выбрал из всего предложенного ассортимента кухарку с арбузообразным бюстом и толстенными ляжками, а прочих велел гнать в шею. Положив разоблаченную до последней нитки бабищу на свое ложе, маркграф окунулся в этот океан плоти и чуть было в нем не утонул, ибо баба была из той серии, которые прощают все, кроме полового бессилия. Маркграф же, имея подорванное алкоголем и прочими пороками здоровье, был, как говорится, уже не тот. Он честно исполнил все, что мог, но увы, этого было мало ненасытной, плотоядной кухарке. Оттащить ее от его светлости удалось только с помощью двух стражников. Маркграф велел бабу высечь, а сам от расстройства опять впал в пьянство. Пил он до тех пор, пока не вбежал уже известный нам кавалер де Ферран и не доложил, что около Шато-д’Ора разворачиваются весьма серьезные события.