Особенно он любил те минуты, когда дюжина мужчин выбиралась из пещеры, готовясь к охоте, – двенадцать человек, ведомые единой волей, и часто воля эта была его. Он помнил, как еще мальчишкой удивлял старых охотников своим странным чутьем земли и способностью предсказывать, где укрывается животное. «Иди с нами и покажи, где прячется лев», – часто звали они его с собой, и он, присматриваясь к почти невидимым следам львиных когтей, вел их на запад от Ревущего моря и наконец, указывая на заросли, говорил: «Он там». В противоположном направлении он искал тропы, ведущие к морю Шепотов, и вел по ним своих людей в поисках оленей. Те панически срывались с места, когда Ур и его охотники шли по их следу. Но не так это было про сто. Охотникам Ура приходилось по три или четыре дня идти по следу льва, пока наконец зверь не забирался в укрытие, где они, вооруженные стрелами и копьями, вступали с ним в схватку.

Но самая лучшая часть любой охоты наступала, когда они нападали на след дикого вепря и шли по нему в далекие дикие места к югу от вади, где пещерные люди вступали в царство таинственных болот – острые шипастые лианы цеплялись за плечи, и вязкая грязь хватала за щиколотки. Несколько дней охотникам приходилось осторожно прокладывать путь сквозь топи, пока наконец, ко всеобщему восторгу, они не настигали чудовищного зверя, дикого кабана, весившего не менее шестисот фунтов, с блестящими клыками и свирепой мордой. И пусть даже они загнали его чуть ли не до смерти, охотники всегда опасались изогнутых лезвий его клыков, которые могли располосовать человека или швырнуть его в воздух. Для таких людей, как Ур, последний момент охоты на кабана.мог кончиться смертью, и он гордился, что в середине жизни, от двадцати до двадцати четырех лет, он нередко возглавлял своих охотников, указывая им, что делать и куда перемещаться на последнем этапе битвы.

Но сейчас дом у источника близился к завершению, и Ур переживал, что, когда он будет закончен, ему придется покидать пещеру и одиноко жить в доме, открытом штормам и ветрам. Дом, который строили его жена и сын, не отличался особыми удобствами, да и крыша в нем протекала. Он был беззащитен перед огнем, и порывы ветра легко проникали сквозь стены; но у него были огромные преимущества перед пещерой – он лучше проветривался, что было полезно для здоровья, в случае необходимости его можно было перенести в другое место или достроить. Дом можно было разместить поближе и к источнику и к полю. Но самое большое преимущество было в том, чего старик не мог предвидеть: в пещере предки Ура жили скорее как животные. Им приходилось обитать там, где располагалась подходящая пещера, и довольствоваться ее размерами; и в мыслях и в действиях они были ее пленниками, а когда люди старели, их убивали или оставляли умирать от голода, потому что пространство пещеры требовалось молодым семьям. Но, построив дом, Ур становился в нем хозяином, а дом – его слугой. И хотел он того или нет, ему придется привыкать к новому образу мышления.

Когда дом был окончен, Ур неохотно собрал в пещере свою семью. Многие были готовы поднять Ура на смех из-за его дурацкой ошибки, но воздержались, зная его репутацию охотника. Он собрал свои четыре копья, две шкуры, чашку, каменный молот и направился к узкому выходу, но, поняв, что прощается с прошлой жизнью, остановился и еще раз бросил взгляд на мрачные стены, которые со дня рождения оберегали его. В противоположном конце пещеры тянулся сумрачный туннель, уходивший в темноту. Повернувшись лицом к свету, Ур миновал порог и сбежал по тропинке к роднику. Бросив копья у стены, он сел и долго смотрел на светлые ошкуренные стволы деревьев, которые образовывали стены. Они казались ему чужими и странными.

Семья уже довольно долго прожила в этом доме, и, наконец, сын Ура понял, что не стоит ждать, пока весенние посадки к осени превратятся в зерно и оно случайным дождем просыплется на землю. Если приберечь часть урожая, держа его в сухих мешках из оленьей кожи, то весной семена можно будет рассадить в специальном месте, и злаки пойдут в рост там, где нужно. С этим открытием семья Ура оказалась на пороге натурального хозяйства. Она этого, конечно, не знала, но, если удастся обеспечить достаточные запасы пищи, изменения бытия пойдут просто с невероятной скоростью: через несколько тысяч лет поднимутся города и появится цивилизация. Люди получат возможность планировать загодя, и каждый будет заниматься своим делом. Они поймут, как важно строить дороги, по которым можно будет быстро доставлять продукты, и создадут финансовую систему для своевременных платежей. Сложная система связей в обществе стала воплощаться в жизнь в тот момент, когда сын Ура обратил свое внимание на дикое зерно.

Жена Ура первой оценила перемены, которые принесло открытие ее сына. Стоял осенний день, сияющий золотом опадающих листьев. Она, поднявшись на скалу, дождалась возвращения мужа из болот, помогла втащить на скалу тушу вепря, где ее предстояло разрубить на куски. Она слушала песню, которую пели мужчины:

Это была красивая песнь, и жене, мужу которой воздавалось должное, было приятно ее слушать, но, поглядев со скалы на охотников, в тот момент, когда они прошли мимо созревающего поля, она в первый раз подумала, что такие люди, как Ур, не должны, подобно мальчишкам, носиться по болотам, а обязаны оставаться поближе к дому, оберегая зерно; ее охватила такая грусть, что захотелось убежать от торжествующих мужчин и всплакнуть над потерянной простотой жизни. Она видела, что весь ее образ жизни изменился, когда она стала приручать тонкие стебельки диких злаков. Она понимала, что охотникам придется оставить дубовые чащи, где бродят олени, и им больше не придется бродить по мрачным болотам, где прячутся дикие вепри. В те дни, когда ее отважный молодой супруг вел за собой охотников, она любила его и чувствовала за него боль, смысла которой сама не понимала.

И вряд ли она понимала, что вслед за появлением зерна даст о себе знать более сложная проблема – настолько непростая, что ее нельзя было выразить словами. Приручая дикие растения, жена Ура была смела и проницательна, а теперь она стала задумываться о невидимых силах, которые властвуют над людьми. Она быстро осознала, какое воздействие на таких людей, как Ур, окажет необходимость трудиться на земле, и она же первой осознала, пусть и не полностью, влияние сил более мощных, чем сами охотники.

Десятки тысяч лет человекоподобные существа, жившие у этого источника, медленно, шаг за шагом устанавливали отношения с окружавшими их молчаливыми, но грозными силами. И в ледниковый период, и в годы иссушающей жары они учились сосуществовать с этими силами, хотя не понимали ни их, ни их взаимоотношений; даже не давали им имен, но подсознательно воспринимали их как источник высшей силы. С трудом, со многими потерями установилось равновесие между жизнью и смертью, и люди опасались нарушить его. По ночам, когда могучие бури ревели над лежащими к югу горами Кармеля, было ясно, что дух урагана разгневался на людей и хочет уничтожить их. Как иначе можно было объяснить слепящее сияние молний, которые расщепляли деревья, и лес занимался пламенем? Чем иным объяснить неожиданное появление над головой грозовых облаков, наполнявших вади водой, потоки которой начисто смывали все в округе? Как иначе понять, почему вода срывала с места неподвижные валуны, размером куда больше человека, и поток уносил их? Ясно, что дух урагана разгневан какими-то поступками людей и жаждет мести. Так же вела себя и вода. Порой она любила людей и преданно служила им. А иногда, случалось, гневалась на них и уходила, заставляя людей влачить существование на грани смерти. Даже вода источника вела себя подобным образом, когда, преисполнившись раздражения, исчезала в провалах неизвестных пещер, и, лишь когда люди были близки к гибели, она радостно выплескивалась обратно, принимая поцелуи иссохших от жажды детей. Воздух, дух смерти, нес с юга жгучие ветра; дух открывал тело женщины, и новый человек появлялся на свет. Дерево давало плоды или оставалось бесплодным – все важное в природе зависело от воли некоей силы, которая то помогала человеку, то выступала против него.