Жить в единении с природой, на мой взгляд, — понятие далеко не абстрактное. Потому что природа — это и воздух, которым мы дышим, и вода, без которой не мыслим прожить и день, и хлеб нас насущный. Сможет ли без всего этого существовать человек? Нет. Так почему он своими руками разрушает условия, столь необходимые для собственной Среды обитания?

Этот вопрос возникает после того, как прочитана последняя страница книги. Ее появление надо рассматривать как объективное порождение самой жизни, где человек переступил дозволенную грань в своих взаимоотношениях с природой. Чтобы еще раз убедиться в актуальности сказанного, давайте вспомним слова, которые прозвучали с трибуны декабрьского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС: «Современные масштабы и темпы развития производительных сил требуют изменения отношения к вопросам, связанным с охраной окружающей среды и рациональным использованием природных ресурсов. Это задача большой экономической и социальной значимости. Ведь речь, по существу, идет, о здоровье людей и о бережном, хозяйском подходе к национальному богатству страны. Более того, это вопросы и будущего. От их решения зависят условия, в которых будут жить последующие поколения».

Книга Николая Балаева — его личный вклад в осуществление партийных решений.

Эрнст Бессмертных,

главный редактор журнала «Природа и человек»,

кандидат исторических наук.

— Ноль восемьдесят шестой, отвечайте, — сказал Диспетчер.

— Слушаю, — отозвался Командир.

— Закончили работу у геологов?

— Да. Топаем домой.

— Тут телеграмма от колхозников, — помолчав, сказал Диспетчер. — Просят санрейс в верховья Пегтымеля, пастух в третьей бригаде заболел. Это от вас недалеко, почти по маршруту.

— Давай привязку, — сказал Командир.

— Нюансик есть, — сказал Диспетчер. — Синоптики наколдовали фронт с востока, вам навстречу. Со снегом. Ветер пятнадцать метров, порывы до двадцати пяти. Часа через два будет в вашем районе.

— Не пугай, — Командир усмехнулся. — Ведь знаешь, раз больной — полетим. Да и два часа — пропасть времени.

— Да, но нас уже прихватывает, — сказал Диспетчер. — Через полчаса порт закроем, только «Як» рейсовый с материка примем. По времени и вы бы успели, если без залета в бригаду…

— Ты чего говоришь? — спросил Командир недоумевающе.

— Да я о другом, — заторопился Диспетчер. — Радист как?.. Ну… Вывозить-то больного придется в соседний район, в Певек.

— А-а-а, — сообразил Командир и повернулся к люку, из которого торчала голова Радиста: — Ты как?

— Какой вопрос? — сказал Радист. — Только пусть там встретят. Ну, машину к трапу, вещички помогут…

— Радист у нас на высоте! — скаламбурил Штурман и показал большой палец. — Увидятся после пурги. Год ждали, а пару дней…

— Встречей сам займусь, — заверил Диспетчер. — Организую, как в лучших домах. Печь натоплю, водовозку поймаю, в лавку, если надо будет… И к самолету с машиной сам слетаю…

— Лады, — сказал Радист. — Приветы, конечно. Будь.

— Порядок, — подытожил Командир. — Давай координаты.

— Три яранги в среднем течении Быстрой, перед входом в Долину Озер, на берегу ручейка. Кроха ручеек, без имени-отчества.

— Знаю, бывал, бригадир там хитрый — мудрый сказочник Пынчек, — сказал Командир и кивнул Штурману. — Отметь. Все. — Он подождал, когда Диспетчер отключится, и принял решение: — Пойдем напрямую. Через эту… как ее… Ы-мыс-кыл… Язык сломаешь!

— …кын! — завершил Штурман, глядя на карту.

— Во! Там перевальчик удобный возле сопки с острой верхушкой. В два раза ближе, чем по долинам петлять.

Вертолет, завалившись набок, дрожа темно-зеленым корпусом, круто повернул вправо и взял курс на плававшую в желтых пластах воздуха лиловую цепочку гор.

— Крепись, старик! — подмигнул Штурман Радисту. — И главное — на крестины не забудь. Подсаженным отцом.

— Посаженым, — поправил Радист.

— О! — восхитился Штурман. — Родил дите и сразу все знает! Курсы при загсе окончил?

— Да бабуля Ленкина ей там разъясняет, кто есть кто, а она мне в посланиях.

— Значит, Святославом назвали? — спросил Командир.

— Решили там, — ответил Радист. — Без меня.

— Недоволен? Прекрасно решили — кондовое российское имя… Дом готов к приему? Полы выдраил?

— Да вроде все в норме. Уголька вот маловато.

— Вернемся, уголек организуем, — сказал Штурман. — Беру на себя: приятель на «сотке» волокушу таскает. Вне очереди сделаем…

— Что-то не видать непогоды, — сказал Командир. — А тундра-то, тундра! Баклажаны в меду! Одни мы в зеленой форме. Нонсенс!

Старый Вэлвын ждал. Каждый год в конце августа, когда ледяная роса съедала зелень, а первые молодые и чистые звезды разрывали длинную цепь полярного дня, Вэлвын прилетал в долину, громким криком «карр-арр!» оповещал окрестности о грядущем празднике и садился на рыжий кекур в осыпях горы с острой вершиной.

Старый Вэлвын ждал. Перед ним лежала пустынная тундра. В мареве осеннего желтого воздуха светились фиолетовые заросли полярной березки, оранжевые полосы мхов, коричневые, голубые и розовые осыпи горных цепей по бокам долины. Под кекуром плотно стоял покрасневший ольховник, а чуть ниже, в пойме реки, из бурых зарослей голубичника, густо увешанного ягодами, торчали чистые, желтые островки ивняка. Под ними, в сверкающих серых косах, звенел витыми синими струями перекат Реки.

Старый Вэлвын ждал. Видимая пустынность долины не тревожила ворона. Он прекрасно знал, что жизнь обитателей тундры зависит в первую очередь от их осторожности, во вторую — от умения прятаться. Вэлвын был уверен, что многие из зверей находились поблизости в ожидании события, совершавшегося ежегодно по законам природы. Поэтому, когда ниже по Реке, за гранитными завалами, раздался первый крик тундрового вестника — чайки Яаяк, Вэлвын кивнул и, прикрыв глаза, стал слушать.

— Ва-ка-ка! — возбужденные вопли зазвучали наконец совсем рядом. Вэлвын посмотрел. Ниже переката над широким плесом металась вся семья чаек: бело-розовые родители и серые птенцы. Они приближались к перекату. И вот Вэлвын увидел, как в синие струи из коричневых глубин метнулось могучее тело. Огромный бронзовый голец Лыгиннээн, взрезая спиной пенные шапки волн, медленно прошел перекат и исчез в водах верхнего плеса. За ним появился второй, третий.

— Карр-ррар! — торжествующе закричал Вэлвын и захлопал крыльями. Первый акт непостижимого таинства природы свершился: голец пришел домой после летнего путешествия в северных морях, где он нагуливал жир на необозримых косяках наважки. Здесь, среди горных вершин, в ямах, через которые бежит Река, голец останется на зимовку.

Из куста ивы на галечную косу вышла уже сильно побелевшая Нэврикук, хозяйка песцовой семьи, обитавшей за южными отрогами горы. Подняв голову, она долго наблюдала за спинами гольцов, потом примерилась и прыгнула на торчавший в воде плоский камень. Но камень был покрыт бурой слизью, Нэврикук поскользнулась и боком шлепнулась в воду. Выскочив на берег, она обиженно закричала:

— Кау! Кау! Кау!

Напрасно злится Нэврикук, надо иметь терпение. Вон пожаловал мудрый лис Ятъел. Он-то в воду не полезет.

Да, лис поджал задние лапы и уселся в метре от воды, наблюдая, как в пенные жгуты переката одна за другой выскакивают рыбы. Надо терпеливо ждать, ибо осенний приход гольца — только начало праздника. А кто же начинает праздник в испорченной одежде?

А это Кэпэр, росомаха. Тоже спешит.

Росомаха бежала, переваливаясь, тыча носом в кочки направо и налево. В сотне метров от Реки она встала на задние лапы. Да, никакой опасности. Стало быть, нечего терять зря время. И росомаха, разбежавшись, решительно прыгнула в воду. Светлые струи закипели, брызнули вверх розовым. Ухваченный за голову голец сверкнул в воздухе пружиной. Хвост его ударил зверя по голове. Росомаха шарахнулась и попала под сильные толчки идущих рядом рыб. Она чуть не упала, выпустила добычу и выбралась на камни. Но только собралась отряхнуться, как перед носом по гальке медленно проплыла огромная расплывчатая тень. Росомаха настороженно подняла голову.