А та ситуация, когда Ред начал копать под него и Торрингтона... Наверняка сэр Найджел явился сюда или просто позвонил по телефону и вот так же сказал: «Есть один журналист, который жутко мне мешает. Он и до тебя доберётся. У тебя же связи среди издательств. Разберись с ним. Для тебя это такая мелочь!»

      Арден был, скорее, жертвой... Жертвой шантажа.

      Ред начал перечитывать свою статью. Первые три страницы вполне годились, но всё остальное... Все эти язвительные нападки на Ардена. Но ведь то, что он был жертвой шантажа, вовсе не исключало того, что он мог быть замешан в чём-то противозаконном. Если бы только пришло письмо от Эллиота. Возможно, он мог хоть что-то объяснить.

      Ред снова попробовал вернуться к статье. Он отложил в сторону листы, на которых излагалась полная допущений история, которую теперь Ред мог назвать разве что грязными инсинуациями. Там он строил предположения, почему Колин Торрингтон оставил всё состояние Ардену. У Реда было три версии: подлог (Арден сумел каким-то образом уничтожить старую версию завещания, по которой всё отходило сэру Найджелу), обман тяжело больного человека (не зря Арден предпринял две поездки в Каверли незадолго до смерти Колина, вернее, даже не в Каверли: они встречались в Лоули, видимо, Колин не пожелал его даже на порог пустить), месть сэру Найджелу. Колин казался Реду человеком, который мог в порыве ярости сделать что-то именно назло. Но теперь, Ред понимал, стоило написать о версии номер четыре.

      «При всей странности выбора Арден оказался идеальной кандидатурой на пост хранителя наследия Виктории де Вер. Он знал её как никто другой, кроме разве что Колина, ему она рассказывала истории, которые позднее превратились в «Старшие зеркала Ангрима», он послужил основой для образа...»

      Ред остановился, не зная, стоит ли про это писать.

      Конечно, стоит. Он приехал в этот дом за сенсацией, за громким разоблачением, и даже если он не нашёл пока никакого преступного следа в действиях Ардена, сама новость о ныне живущем прототипе Анселя Филдинга надолго бы заняла первые полосы газет. Он мог бы на этом прославиться! И, конечно же, заработать.

      Боже, как Арден рассвирепеет, если выйдет статья! Он будет в ярости, просто в бешенстве! Он ничего так не боится, как нарушения своего уединения, и если его начнут осаждать журналисты, как же он разозлится...

      Ред бы не хотел оказаться с ним рядом в этот момент, но одновременно — хотел. Хотел увидеть по-настоящему сильные, несдерживаемые чувства на его лице, узнать, каков он в гневе.

      «...для образа Анселя Филдинга.

      Годами считалось, что образ мальчика-инвалида — это попытка увидеть будущее Колина. Но нашему изданию стали известны целых два факта, которые подтверждают правоту другой версии. Во-первых, в поместье Каверли есть комната, куда не допускаются посетители, приезжающие на экскурсии, и эта комната в мельчайших подробностях повторяет...»

      Ред вынул листы из печатной машинки: позднее он добавит сюда описание. Он в один из дней снова поднялся в детскую и сделал несколько фотографий. Плёнка пока лежала непроявленной, нужно было дождаться поездки в Госкинс-Энд, где была фотолаборатория, но главное — эти кадры были, и они стоили нескольких сотен фунтов.

      «Во-вторых, и это наверняка стало бы рано или поздно очевидно многим, если бы мистер Арден так старательно не избегал фотокамер, иллюстрации, сделанные сэром Чарльзом Лэрдом, членом Королевской академии искусств...»

      При упоминании имени Чарльза Лэрда Ред вспомнил вчерашнее, и по телу прошла жаркая дрожь, оставляющая после себя лёгкую слабость, хмельную, сумасшедшую и стыдную.

      Ред всё же написал это, полностью заглавными буквами: «Я СХОЖУ С УМА».

      Его никогда не тянуло к мужчинам. Никогда. Когда он учился в колледже, то замечал, что некоторые студенты — не просто друзья. Его самого не раз приглашали в компанию, где собирались молодые люди с подобными пристрастиями, он, конечно, отвечал категоричным отказом и сначала даже удивлялся, что в нём такого находят. В его представлении эти люди должны были быть женственными, даже женоподобными, чего никак нельзя было сказать о нём самом, игроке регбийной команды шести с половиной футов роста. Хотя на лицо он считал себя довольно приятным. Нет, до Филипа Ардена на тех фото ему было далеко, но девушки его к уродам, судя по всему, тоже не относили.

      Потом он, конечно, разобрался. Понял, что не только хрупкие юноши, вроде Стюарта Шарпа с его курса, пользовались популярностью у мужчин, но ему всё равно казался неприятным подобный к себе интерес.

      При приближении к Ардену Реда бросало то в жар, то в холод. Он чувствовал сильнейшее напряжение, словно каждая клетка, каждое нервное окончание вибрировали, и если раньше он без всякого сомнения относил это состояние к инстинктивному страху сродни тому, что человек испытывает перед змеями или хищниками, даже запертыми в клетку, то теперь ему виделось в этом что-то от робости, которую испытывает молодой человек, когда пытается заговорить с девушкой, в которую давно и безответно влюблён... Арден, чёрт бы его побрал, не был девушкой, и ничем похожим на девушку тоже. И в этом-то и заключалась проблема.

      Вчера, когда Арден сделал это, Ред еле удержался... Если бы он знал, от чего удержался: ему хотелось и ударить Ардена со всей силы, и просить не останавливаться, ни за что на свете не останавливаться. Он никогда не думал, что можно повредиться рассудком из-за такой малости, а Ред считал, что всё же повредился, потому что ни о чём другом не мог думать.

      Вечером первого сентября, когда Ред зашёл в кабинет Ардена прибраться, то увидел, что Арден до сих пор там, хотя обычно, поужинав в столовой, он в кабинет уже не возвращался. На столе перед ним лежал первый том «Старших зеркал», тот самый, что Ред оставил на столе в библиотеке. Он потом вернулся, чтобы забрать его, но книга исчезла. На полке её тоже не было.

      Арден постучал указательным пальцем по обложке:

      — Вам нравится эта серия?

      — Мне нравится всё, что я читал у леди де Вер, но эта — особенно, — Ред не был в панике, но лёгкая растерянность им овладела: он догадывался, что это только начало разговора, и Арден затянет его глубже. — И любовь к ней не прошла с возрастом.

      — Вот как? — с насмешливым недоверием спросил Арден, приподняв одну бровь.

      — Да, это взрослая книга. Я много думал над финалом, почему он такой...

      Арден как будто оживился:

      — Он вам понравился?

      — Трудно сказать, он неоднозначный. Когда я читал последнюю часть ещё ребёнком, я не мог понять, для чего нужно было заканчивать историю именно так, но потом, когда узнал про Колина, то понял.

      — Что вы поняли? — бросил Арден с таким видом, словно не верил в то, что Ред мог хоть что-то понять.