Пока одно с другим не увязывалось. И появление в и без того запутанной истории Джеймса Эллиота — скандальная и ценная находка, особенно если он согласится дать интервью, — смешало карты ещё хуже. Несколько дней назад Ред отправил ему письмо по тому адресу, который любезно переслали из Британского орнитологического траста. Он просидел за ним полночи, пытаясь задать вопросы так, чтобы Эллиот на них ответил и не бросился скорее сжигать письмо, которое, пусть и завуалированно, но говорило о том, что Эллиот был гомосексуалистом, что, как известно, каралось по закону, и весьма сурово в некоторых случаях.

      «В Феттис-колледж, Эдинбург.

      Уважаемый мистер Эллиот!

      Я не имею чести быть знакомым с Вами и хотел бы представиться: моё имя Редверс Смит, и я должен обратиться к Вам по весьма деликатному вопросу. Поверьте, я ни в коем случае не хочу раскрытия какой-либо информации, и всё, мне уже известное, или то, что Вы, я надеюсь, мне расскажете, останется между нами.

      В настоящее время я работаю в поместье Каверли на той же должности, на которой Вы работали до зимы этого года. Я не испытываю никаких сложностей профессионального плана, но есть другие, природа которых Вам наверняка понятна. Дело в том, что мне, я опасаюсь, она понятна гораздо меньше, чем Вам в своё время, и я боюсь стать жертвой какого-либо рода интриг со стороны сэра Найджела Торрингтона. Мне не совсем ясна суть его отношений с мистером Арденом. Они могут на первый взгляд показаться приятелями, но на самом деле между ними идёт, как мне кажется, некая борьба.

      Я работаю в Каверли совсем недавно, мне не с кем поговорить об этом и попросить совета, поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой помочь разобраться в ситуации. Вы работали с мистером Арденом много месяцев и наверняка могли бы дать мне совет и просветить касательно происходящего.

      Я, в свою очередь, уверен, что Ваш уход стал как раз результатом непорядочного поведения вышеназванных господ, но никак не Вашего. Вы можете подумать, что не стоит отвечать на письмо человека, который злословит о своих нанимателях, но Вы, как никто другой, должны понимать, в каком положении я оказался. К тому же я считаю себя вправе поступать так с сэром Найджелом, который уже показал себя недостаточно тактичным человеком, когда намекнул мне, лицу малознакомому, о том, в каких отношениях Вы с ним состояли. Я был глубоко возмущён таким поведением, и это стало последней каплей, после чего я решился обратиться к Вам за помощью.

      Я знаю, что вы по соображениям тактичности о многих вещах не можете сообщить прямо, но даже намёка с Вашей стороны было бы мне достаточно.

      Редверс Смит

      Каверли, Дорсет».

      Если Эллиот не ответит, а старушка Прайс ничего важного не сумеет поведать, то Ред окажется в тупике. Вернее, в множестве тупиков. Такая простая сначала история расходилась теперь перед ним десятком тропок, ветвилась на истории Колина, Ардена, Эллиота, леди де Вер, даже на истории её персонажей, которые потом своими длинными вьющимися отростками цеплялись к ветвям Ардена и Колина. От этого можно было сойти с ума.

      Когда вчера Арден спросил принесшего ему чай Реда: «Что вы думаете о последней книге про Филдинга?», тот вздрогнул. Ему показалось, что Арден делает это намеренно — сводит его с ума. Видит его насквозь, знает, зачем он приехал, и нарочно сбивает со следа.

      Ред высмотрел на заваленном книгами и бумагами столе свободное место и попробовал поставить чашку туда, но Арден, видимо, чтобы ему помочь, потянулся в ту же сторону, чтобы сдвинуть влево увесистый талмуд фейберовской антологии современной поэзии. Их руки соприкоснулись.

      Кожа Ардена была сухой, прохладной и гладкой, как лист дорогого издания на плотной мелованной бумаге. Рука Реда непроизвольно дёрнулась, но совсем чуть-чуть, никто бы и не заметил, если бы не чашка, чай в которой качнулся, едва не выплеснувшись.

      Ред пробормотал «извините» и покосился на Ардена. Тот смотрел на него снизу вверх, пристально и с каким-то неясным Реду особым значением. Может быть, ждал чего-то кроме извинений.

      Ред сглотнул и отвернулся. Он не мог выдержать этот взгляд, тёмный и слишком много понимающий, прокрадывающийся куда-то внутрь, говорящий больше, чем любые слова, — суметь бы только понять этот язык. Так, должно быть, смотрел в райском саду змей, уговаривающий Еву сорвать плод с древа познания, мудро и двулично.

      — Вы можете идти, — сказал Арден и придвинул к себе стопку машинописных листов, не обращая никакого внимания на чашку с чаем.

      В пальцах другой руки у него был зажат, если Реду не показалось, ключ. Арден покручивал его, но так, что формы бородки не было видно. Зато хорошо было видно навершие, похожее на припаянный к самому ключу медальон или монету с рельефным изображением птичьей головки. С обеих сторон рисунок был одинаковым.

      Ключи от остальных комнат были самыми обыкновенными, не похожими на эту тонко сделанную вещицу, но Ред буквально чуял: это он, ключ от всех дверей.

      Наверное, Ред пялился на ключ слишком долго: Арден заметил.

      — Это соловей, — произнёс он.

      — Да? — глупо переспросил Ред, понимая, что краснеет.

      — Во французском «россиньоль» — одно из названий для ключа от всех дверей.

      — Соловей? — перевёл Ред, вспомнив занятия французским в колледже.

      — Да. Было такое семейство Россиньолей, несколько поколений работало дешифровщиками при королевском дворе. Они раскалывали все шифры, читали любую переписку. Это вошло в поговорку, и их именем стали называть такие вот ключи.

      — Красивая история. И само слово тоже. Звучит лучше, чем ключ-скелет в английском.

      — Да, — едва заметно улыбнулся Арден. — Не знаю, откуда это пошло, но в Каверли мастер-ключ всегда называли так. Запомните, может, пригодится для одной из ваших будущих книг. — И без всякого перехода он спросил: — О чём вы пишете?

      — Ну, это история одной семьи...

      — Тема, конечно, не нова, — с сомнением протянул Арден, — но у вас есть шанс обыграть её так, как ещё никто не сделал до вас.

***

      Коттедж миссис Прайс был маленьким и старым. Нельзя было сказать, что он выглядел заброшенным, но сам дом, клумбы и изгородь перед ним выглядели куда как менее ухоженными по сравнению с соседскими.

      Когда Ред постучал в дверь, оттуда донёсся яростный и визгливый лай маленькой собачонки.

      Миссис Прайс показалась на пороге, держа в руках крошечную псину с лисьей мордочкой и в лисьем же рыжеватом пуху. Миссис Прайс оказалась не такой уж пожилой леди, как Ред предполагал, ей никак не могло быть более пятидесяти, но двигалась она неуверенно, словно страдая от сильной боли, и при этом опиралась на трость.