Я лег в кровать и попытался уснуть, но мне всё казалось, что там за окном, в доме Глеба, Роман промывает мозги своему младшему брату. Отлично, чтобы он не сказал, Глеб всё равно будет мой, а если он попытается что-то сделать, то я объявлю войну, где выживет только один – я или он! И, конечно же, это буду я, ведь теперь мне есть за что бороться, теперь я точно не буду сидеть, сложа руки.
Уснул я только к часу ночи, поэтому встав с кровати в помятом, не проснувшемся состоянии и сразу поплёлся на кухню, чтобы выпить чашку крепкого чая (просто кофе не переношу), но видно он-то как раз мне не потребовалось, так как от увиденного в кухне я проснулся мгновенно. Кухню разразил громкий крик:
- КАКОГО ВЫ ЗАБЫЛИ В МОЕЙ КВАРТИРЕ?!
За столом на кухне сидели Глеб и Роман, которые спокойненько попивали чай с бутербродами. Оба парня смотрели на меня совершено по-разному, но в тот же миг одинаково: Глеб – смотрел с каким-то обожанием вперемешку с желанием, А вот Рома – тоже с желанием, но совсем другим – желанием грохнуть об стенку или ещё что похуже. Да, попал я… А что они вообще тут делают?
Видно свою последнюю мысль я озвучил вслух, так как оба начали коварно ухмыляться:
- Нас твоя мама впустила, - и тут Глеба вынесло и он, ударяясь об стол, что-то начал говорить о том, какая у меня моська. Какая ещё у меня моська?.. Так, это уже напоминает дешевую мыльную оперу с участием гомосексуалистов и одного брата-гомофоба с маниакальным желанием обладать братом. Точно-точно, здесь где-то камера!
Пока младший бился в истерике, старший брат, отпевая кофе, прояснил:
- Глеб сказал, что просто обязан зайти к тебе, так как ты можешь быть в подавленном состоянии после вчерашнего, но он не мог оставить меня дома одного, так как это не вежливо, и поэтому мы вместе поперлись к тебе. Твоя мама как раз уходила (уже закрывала дверь), но стоило ей увидеть Глеба, как она начала говорить что-то про фотографию из школьного альбома, - я кивнул. У мамы всегда была хорошая память на лица и имена, не то, что у этого придурка, который даже моего имени не смог вспомнить в тот вечер. Я кивнул и парень продолжил. – И вот мы тут, ждём пока ты, спящая красавица, проснёшься. Между прочим уже час ждём…
- А да, Вадим, ты уж нас прости, но мы проголодались и порылись в холодильнике… Ой, малыш, у тебя глаз дергается. Это нормально?
Думаю, с этими двумя будет очень весело. Очень… Надеюсь я их не убью. Хотя думаю что это даже к лучшему, так как они учат меня жизни. Сейчас я чувствую, что живу. Спасибо… мои два идиота.
*не бечено*
27. Не могу сказать... ПОВ Вадима
- Так, посидели, пора и честь знать, - Рома встал из-за стола и, стряхнув хлебные крошки со штанов, уже собирался направиться к двери, но остановился и внимательно посмотрел на меня. Его взгляд не был таким как обычно презрительно-ненавистным, как на протяжении всего нашего знакомства, но и не дружелюбным, скорее заинтересованным. Он подошел ко мне и, глядя в глаза, взял за руку.
Сказать, что я был в шоке – ничего не сказать. Я просто стоял с открытым ртом и не знал, как реагировать, как в принципе и Глеб, который наблюдал за нами сидя за столом. Он уже хотел что-то сказать, когда рука его старшего брата, та, которая не держала мою, поднялась вверх, призывая к молчанию. Рома нагнулся и, чуть сощурившись, произнёс:
– Ты суицидник?
Неожиданно в виски ударило, а в глазах помутнело. Вот почему он схватил меня за руку, вот почему стоит так рядом – он хочет причинить мне боль. Нет-нет, только не моё запястье. НЕТ! Уйди, не трогай его… Мне больно!
Я попытался дёрнуться, вырваться из цепких рук, но ничего не вышло - не знаю, я ли не смог двинуться сам, или этот парень слишком крепко меня держал. Не понимаю. И не хочу, я просто желаю уйти подальше оттого, кто может причинить мне боль. Уже больно.
- Рома… - Глеб уже начал злиться, но тот вновь поднял руку, затыкая младшего брата. Его рука потянулась к моему лицу. Я весь сжался и тяжело задышал.
– Или нет? Я ошибаюсь? – его пальцы коснулись моей щеки, я зажмурился и отрицательно замотал головой. Я не отвечал на вопрос, просто желал вытряхнуть из головы эти страшные глаза, смотрящие на меня, как врачи из моего прошлого. Интерес – вот что в них. Обычный интерес, как будто я не человек, а просто очередной подопытный кролик для изучения чего-то нового. - Скажи нам: что там под бинтами?
- Я… Там… - я попытался сделать шаг назад, но мою руку сжали сильнее, из-за чего из горла буквально вырвался болезненный стон.
- РОМА, ПРЕКРАТИ! – я почувствовал, как меня хватают за другую руку, а в следующую секунду я почувствовал объятия крепких рук, прижимающие меня к себе. Глеб, ты же защитишь меня, да? - Он тебе не подопытная свинка, каких тысячи у тебя в больнице, а живой человек, тем более мой парень, так что прекрати!
Глеб… Я с каждой секундой влюбляюсь в тебя всё больше и больше. Спасибо, что ты есть у меня.
- Глеб, ты не понимаешь… - донеся, словно издалека, голос Ромы, но его перебил Глеб.
- Нет, я всё понимаю, так что…
- У Вадима психологическая травма.
*не бечено*
28. Узнаю позже. ПОВ Глеба.
Я давно заметил на руках у Вадима эти бинты, но не придавал этому значения, или, скорее всего, просто решил, что узнаю со временем, когда парень сам решит открыться передо мной до конца. Он и так быстро раскрыл мне свое сердце, рассказал то, о чем, я уверен, знал мало кто. И не мне решать, когда я буду достоин, узнать больше о Вадиме, и уж точно, не моему брату лезть в это дело.
Никогда не любил тех, кто решает закончить жизнь самоубийством. Но при этом стараюсь никого не судить, просто не понимаю этого и все. А Рома, в силу своей профессии, любил рассказывать мне о том, что побуждает людей совершать те или иные поступки. Так что, после того, как я признался в своей нетрадиционной ориентации, он долгое время пытался меня проанализировать, параллельно говорил о том, чтобы я ни в коем случае не накладывал на себя руки.
Как-то раз он сказал, что многие самоубийцы на самом деле не хотят умирать, им просто нужно внимание. Они делают это, а сами хотят, чтобы их остановили, спасли. Другие же просто приносят своему телу боль, режут вены, доказывают себе, что существуют и отдаляют боль моральную, забивая физической.
