С выводами он не спешил. Внезапно ему пришло в голову позвонить Аскану, комиссару Первого округа.

— Увы, господин комиссар, мои люди ничего больше не обнаружили.

Я по другому поводу. Разыщите мне, если возможно, этих бродяг, Тото и Нана, которых я у вас допрашивал. Если удастся, пришлите их ко мне, будьте добры.

— Вы рискуете набраться блох.

— Не впервой. Это профессиональный риск.

— В этом квартале дело у нас поставлено недурно. К которому часу нужна вам эта парочка?

— Часам к четырем, если можно.

— Постараемся. У меня сейчас как раз под рукой нужные люди.

Затем Мегрэ попросил телефонистку соединить его с мэтром Луазо, проживающим на бульваре Бомарше.

Вскоре она позвонила и сообщила, что адвоката на месте нет: вероятно, ушел в суд.

— Попытайтесь поймать его во Дворце правосудия.

На этот раз ждать пришлось минут пятнадцать. Наверно, адвоката искали по всему зданию.

— Мэтр Луазо у телефона.

— Говорит комиссар Мегрэ. Дело вот в чем. В ходе расследования недавнего убийства мною задержан наш клиент Луи Маосье. Сегодня утром я попытался задать ему кое-какие вопросы, но совершенно безрезультатно. Он не желает говорить иначе как в вашем присутствии, и я не собираюсь ему в этом препятствовать. Не могли бы вы к четырем часам явиться ко мне в кабинет?

— Никак не могу: в три у меня выступление в суде. А вот в пять я к вашим услугам.

— Пускай будет в пять.

Не успел Мегрэ повесить трубку, как Торранс принес не слишком пухлую папку с делом об убийстве Нины Лассав в 1946 году. Комиссар снял пиджак, закурил трубку и склонился над документами.

Первыми лежали показания привратницы в полицейском комиссариате: в два часа дня, видя, что жилица не выходит из квартиры, хотя накануне пришла домой не поздно, привратница поднялась и постучала к ней. Дверь была приоткрыта, и она вошла в квартиру.

«Я не заметила никакого беспорядка. В ящиках никто как будто не рылся. В спальне тоже было прибрано, а на кровати, совершенно обнаженная, лежала несчастная девушка: рот приоткрыт, язык вывалился наружу, безжизненные глаза устремлены в потолок…»

Далее шел протокол, составленный комиссаром полиции, неким Майфером, прибывшим на место происшествия вместе с полицейским Пату. Комиссар обнаружил убитую в положении, описанном привратницей. Одежда жертвы, включая платье из набивной ткани, лежала на стуле близ кровати.

«Убийство, скорее всего, совершено без цели ограбления. То, что убитая обнажена, заставляет думать, что, по-видимому, она близко знала убийцу: она не сделала попытки прикрыть наготу и позволила ему подойти к кровати».

Прямо из спальни комиссар позвонил в уголовную полицию.

Комиссар Пьебёф ответил, что прибудет немедленно, распорядился ничего не трогать и связаться с прокуратурой.

Если Мегрэ не путает, Пьебёфу было тогда около сорока пяти. Ремесло свое он знал и не очень-то клевал на выдумки. В обращении казался грубоватым, нравом отличался вспыльчивым.

С ним приехало двое инспекторов, из них один — от службы общего надзора.

Отчет Пьебёфа оказался весьма пространным, к нему был приложен план квартиры.

«Мебель во всех помещениях стоит на местах; на ночном столике, на самом виду, лежит сумочка убитой; в ней обнаружено триста франков».

Далее следовал отчет прокуратуры о выезде на место происшествия — как всегда, чистая формальность.

К отчету Пьебёфа были приложены два других рапорта, а также фотографии Нины в том виде, как ее нашли. Первый отчет принадлежал Мёрсу. Тот сообщал, что его подчиненные не обнаружили никаких отпечатков пальцев, кроме тех, что оставили жертва и привратница на дверных ручках.

Мегрэ делал пометки в блокноте.

Следующий отчет был написан человеком, долго проработавшим бок о бок с Мегрэ, а теперь, к сожалению, покойным, — комиссар узнал руку доктора Поля, судебно-медицинского эксперта и записного гастронома.

Эксперт в специальных терминах констатировал смерть, наступившую в результате странгуляции. На горле у девушки остались следы от пальцев убийцы. Судя по всему, руки у преступника были необычайно сильные.

Опросили жильцов дома. Их оказалось не так уж много. Никто ничего не слыхал. Никто не встречал на лестнице никаких подозрительных личностей.

— К Нине Лассав ходило много народу?

— Нет.

— Но кое-кто ходил, причем нередко?

— Двое мужчин.

— Вместе?

— Нет. Только поодиночке. Высокий чаще приходил днем. Другой заходил за ней по вечерам. Они с девушкой уходили вдвоем. Не знаю, где они обычно бывали, но однажды вечером я видел их на террасе «Сирано».

— Кто из мужчин начал бывать раньше?

— Тот, что ходил вечером. Второй появился месяца два назад.

— Не встречался ли вам кто-нибудь из этих двоих на лестнице в день убийства?

— Признаться, после шести я вообще не выходил из квартиры.

Другие соседи знали и того меньше. Один из них, немолодой уже холостяк, служил в банке на Больших бульварах; по утрам он уходил в восемь, возвращался не раньше девяти вечера.

— Я не подозревал даже о существовании этой женщины, а уж тем более о том, что к ней приходит то один любовник, то другой.

Маосье нашли благодаря привратнице. Как-то раз он заезжал днем на грузовичке с надписью желтыми буквами на борту: «Лесаж и Жело, малярные работы, бульвар Батиньоль».

Рапорты, рапорты… Малейший вопрос свидетелю облекался в традиционные формулы и заносился на бумагу. Перечитывая эти стародавние документы, Мегрэ подчас не мог удержаться от улыбки.

«По приказу комиссара Пьебёфа я прибыл в малярное ателье Лесажа и Жело по адресу: бульвар Батиньоль, 25. Имел беседу с г-ном Жело. Г-н Лесаж отсутствовал. Задал г-ну Жело вопрос, сколько у него рабочих. Он ответил, что сейчас межсезонье и маляров осталось всего четверо.

Он перечислил их фамилии. Я осведомился о возрасте маляров. Оказалось, что двоим уже за сорок, а третьему даже за шестьдесят.

Четвертому, по имени Луи Маосье, всего двадцать шесть. Мне пришлось около получаса подождать, так как он уехал: повез материалы на стройку. Он водит тот самый грузовик, описание которого дала привратница с бульвара Рошешуар.

Сперва Маосье разыграл негодование. Он возмутился, по какому праву я его допрашиваю, заявил, что не знает никакой Нины Лассав. Я предложил ему следовать за мной на бульвар Рошешуар; привратница тут же его опознала. Вне всяких сомнений, именно его она видела на лестнице два дня назад, примерно в то время, когда было совершено убийство.

Вследствие этого я препроводил его на набережную Орфевр к моему начальнику комиссару Пьебёфу».

Мегрэ утер пот.

Маосье допрашивали четырежды, но он стоял на своем.

По его словам, в тот день, в час совершения убийства, он отвозил на грузовике бидоны с краской на улицу Курсель.

Его товарищи, которым он привез краску, подтвердили эти показания, хотя и не могли с точностью указать время.

Кроме того, допрошены были Марсель Вивьен, а также хозяин и официант кафе на бульваре Шанель.

Вивьен казался совершенно подавленным. Смерть любимой женщины словно парализовала его энергию. Он был отпущен за полным отсутствием состава преступления и вернулся к себе в скромную гостиницу на площади Аббатис.

Маосье в глазах следствия выглядел куда подозрительней, но за отсутствием веских улик его в конце концов тоже отпустили с миром.

На папке не было наклейки «Архив»: в полиции никогда не считают дело сданным в архив, пока преступление не раскрыто; но в конце концов разницы нет никакой.

— Торранс! Через четверть часа приведи мне Маосье из камеры.

Сам Мегрэ, улучив минутку, пошел выпить кружку в пивную «Дофина». Если мэтр Луазо будет так же хитрить, как его клиент, допрос окажется нелегким.

Когда комиссар вернулся, Маосье уже сидел у него в кабинете, а инспектор пристроился у стола, держа наготове стенографический блокнот.

— Надо подождать мэтра Луазо.