«Они просто стреляли по ряду женщин, и подстреленные девчонки, одна за другой, падали в воду», – вспоминала Вивьен. Всех женщин застрелили в спину, и они исчезли в воде. Вивьен тоже была ранена, всего лишь одной пулей, да и та каким-то чудом задела ее бедро. Девушка упала лицом в воду. Последние двое суток совершенно измотали Вивьен. Она глотнула соленой морской воды, от которой ее стошнило. Кроме того, она по-прежнему не умела плавать.

И все же она осталась в живых.

Прекрасно понимая, что любое шевеление вызовет град пуль, Вивьен постаралась оставаться неподвижной. Она сдерживала дыхание. Ее страшно тошнило. Прибой подтащил ее ближе к берегу, и все, что оставалось Вивьен, – сдерживать себя, чтобы не забиться в попытках увеличить расстояние между собой и верной смертью. Крайним усилием воли она прикинулась мертвой, иногда украдкой делая торопливые вдохи, но оставаясь лицом в воде.

Из-за шума волн она плохо слышала происходящее вокруг, но спустя какое-то время поняла, что на пляже тихо. Собрав все свое мужество, она попытала счастья, подняла голову и огляделась.

«Вокруг не было ни малейших признаков присутствия людей, – вспоминала Вивьен. – Не было никого и ничего. Только я». Вивьен кое-как выбралась на берег. Ее рана не кровоточила из-за долгого пребывания в соленой воде. В полубреду Вивьен неверной походкой проковыляла с пляжа в джунгли, где и рухнула на землю. «Не знаю, потеряла ли я сознание или просто заснула», – вспоминала она позднее.

Проснулась Вивьен при первых проблесках зари. Ей страшно хотелось пить. Сквозь джунгли она различила какое-то движение. Японские солдаты были на пляже. «У меня душа ушла в пятки», – вспоминала Вивьен. Она забралась в какие-то кусты и сидела там молча до тех пор, пока солдаты не ушли. А когда они ушли, Вивьен удалось наконец напиться из родника, который был неподалеку. Пока она жадно пила, склонившись над ручейком, позади нее раздался голос:

– Ты откуда, сестричка?

К изумленной Вивьен вскоре вернулось самообладание. Голос был слабым, но акцент безошибочно указывал на происхождение говорившего. Это оказался британский солдат из Йоркшира, рядовой Патрик Кингсли, который хотя и был тяжело ранен, но пережил расстрел и добивание людей штыками.

Удивительно, но двое из троих человек, выживших в бойне, теперь собрались вместе (еще спасся Эрнест Ллойд). Но сказать, что они находились в безопасности, вряд ли было можно. На острове Бангка все еще оставалось много японских солдат и местных жителей, которые не хотели сталкиваться с вооруженными людьми. Вивьен и Кингсли углубились в джунгли, где медсестра, несмотря на боль, которую причиняла ей рана, не говоря уже о грязи, иле, насекомых, дожде и убийственной влажности, занялась солдатом. Она перевязывала его раны, смазывала их содержимым кокосовых орехов, обеспечивала раненого достаточным для выживания количеством пищи и воды и удерживала его от стонов и плача, когда он впадал в горячку. Возможно, на тот момент это было высшим проявлением героизма со стороны Вивьен. Вивьен и Кингсли удалось прятаться в джунглях двенадцать дней. Но их положение ежечасно ухудшалось. Наконец, изголодавшись и отказавшись от всякой надежды на чудесное спасение, Вивьен и Кингсли поняли, что пришло время рискнуть и сдаться в плен. Они цеплялись за мысль о том, что японцы оставят их в живых, просто не захотят расходовать боеприпасы на пару жалких пленных. Кингсли согласился с планом, но попросил о небольшой отсрочке.

– Завтра мне исполнится 39, – прошептал Кингсли, – и мне хотелось бы встретить день рождения свободным.

– Никаких возражений, – ответила Вивьен, и на следующий день они отпраздновали день рождения в джунглях.

Потом отчаянная парочка все-таки сдалась японцам. Вивьен отправили в женский лагерь на Суматре. К сожалению, ее героические усилия спасти Кингсли жизнь оказались тщетными. Вскоре после сдачи в плен он умер.

Известно, что японский офицер, отдавший приказ о расстреле пленных, в последние дни войны был отправлен на маньчжурский фронт, но совершил самоубийство прежде, чем ответил за свое военное преступление[8].

Убитые на острове Бангка были всего лишь малой частью погибших в результате уничтожения японцами флота, занимавшегося эвакуацией из Сингапура. По оценкам, из гавани Кеппел бежали пять тысяч человек, и около 75 % из них были убиты или взяты в плен. Из десятков крупных и малых судов, которым удалось в отчаянной попытке покинуть Сингапур 12 и 13 февраля (по одному из официальных подсчетов, таких судов было 44, хотя многие совсем малые суда в эти подсчеты не вошли), по меньшей мере, 40 судов было потоплено японскими самолетами и военными кораблями. Утонуло, было сожжено, расстреляно, изувечено осколками или погибло еще какой-либо страшной смертью бесчисленное множество военных и гражданских[9].

Что до тех, кому, как Джуди и Фрэнку, довелось выжить в этой бойне, то их муки только начинались.

Выжившие с «Кузнечика» и «Стрекозы» собрались на песчаном пляже Позика, одного из группы атоллов, лежавших к северу от Сингкепа. Пляж был небольшим и быстро переходил в густые джунгли, скрывавшие небо над потерпевшими кораблекрушение «плотными зарослями деревьев, с которых свисали клубки шипов, – писал Робинс. – Как бы ни остерегался человек, избежать царапин было невозможно». Позик казался необитаемым, но Хоффман приказал одному вельботу с канонерки обогнуть маленький остров, чтобы убедиться, что тот необитаем. А потом рявкнул на Форбса, который только что пережил третье потопление в этой войне: «Иди и найди помощь!» Форбс взял офицера-малайца и переводчика по имени Макфарлейн и отправился в поход.

Прошло несколько часов, и стало ясно, что на Позике не только никто не живет, но и нет пресной воды. Это означало, что у выживших немного вариантов. Можно было бы сидеть на песке и ждать до тех пор, пока они не умрут от жажды или не окажутся в плену, или погрузить на маленький вельбот как можно больше женщин и заставить мужчин плыть за вельботом в надежде избежать акул и течений до тех пор, пока не найдется еще один остров, на котором будет вода. Ни тот, ни другой план не выглядел слишком привлекательным.

Уайт понял, что большая часть запасов была уничтожена бомбардировкой, но надстройки «Кузнечика» оставались над водой, и Уайт надеялся, что на нижней палубе что-то уцелело после налета. Хоффман спросил Уайта, пойдет ли он обследовать корабль после того, как вельбот вернется из экспедиции вокруг острова. Уайт покачал головой в раздумье, а потом вызвался сплавать вокруг «Кузнечика», тем самым нарушив свое правило никогда и ни в чем не быть добровольцем. В данном случае решающим фактором являлось время. Едва Уайт приблизился к воде, как сразу же пожалел о своем решении. На пляже лежала убитая акула, которая в длину была на добрый метр больше Уайта. Было неясно, погибла ли акула от разрыва бомб или же ее загрызла еще более крупная особь. Но какова бы ни была причина гибели этой акулы, ее вид лишил Уайта решимости. Сохраняя стойкость, Уайт снял с себя рубашку, надеясь на то, что это единственный раз, когда он видит зубастых хищников морских глубин.

Установив личный рекорд в плавании вольным стилем, Уайт преодолел около сотни метров, добрался до «Кузнечика» и проник во внутренние помещения корабля, в офицерскую кают-компанию. Стоя по грудь в воде, Уайт обнаружил несколько ценных предметов, плававших на поверхности, в том числе горшки, сковороды и вилки-ложки. Но единственным найденным им съедобным припасом была неоткрытая бутылка виски. Уайт откупорил бутылку и сделал хороший глоток алкоголя. «Исключительно в медицинских целях», – прошептал себе Уайт.

А потом он прошел в носовой кубрик, в котором хранились корабельные припасы. Мозг бредшего по воде почти во мраке Уайта начал уплывать в неведомое, но внезапно, несмотря на алкоголь в крови, Уайт страшно испугался.

Он услышал нечеловеческий жалобный визг. Весь алкоголь мигом испарился, а волосы встали дыбом. «Я никогда еще не был так напуган, даже когда на корабль падали бомбы», – рассказывал позднее Уайт. Но, несмотря на жуткий звук, его призывал долг. Чтобы завершить поиск, Уайту надо было преодолеть последний участок отсека, в котором хранились припасы. Собрав все свое мужество, Уайт прошел в отсек в самом конце полузатопленного кубрика, когда снова услышал стон.