Если я когда-то и был полностью и безоговорочно предан какой-то женщине, то это была Мария. Каждый раз, когда она называла меня «дядя Чарли», я буквально таял.
Не реже раза в неделю я возил Марию в школу, и каждый раз мы обязательно останавливались в «Криспи Крим»[41], над которым наливалась красным неоновая вывеска «Горячие пончики – прямо сейчас!». Фактически я превратился в няньку, но мне это нравилось. Впрочем, не представляю, кто на моем месте не влюбился бы в эту живую, очаровательную девочку; не только внешностью, но и характером Мария пошла в мать, и общаться с ней было легко и приятно. Сложнее было с Сэлом, особенно когда он превратился в тинейджера и стал отдавать все силы своей неокрепшей души двум вещам: серфингу и образу жизни (а также внешнему виду) рэперов, но я верил, что со временем парень сумеет пересмотреть свою систему ценностей.
Мария, как все девочки ее возраста, обожала быть в центре внимания. Сэл был сдержаннее, но и его природа одарила достаточно щедро. От матери парень унаследовал музыкальный слух, и было время, когда он мог заставить стоявший в концертной пристройке «Стейнвей» петь по-настоящему.
От Колина Сэлу достался быстрый аналитический ум. Парень никогда не испытывал трудностей с математикой и умел решать в уме довольно сложные задачки. Считал Сэл просто как компьютер, но при этом школу терпеть не мог. Я был с ними, когда Колин в первый раз повез сына на матч «Дельфинов»[42], и сидел рядом, когда парень впервые попал на игру «Майами Хит»[43]. Мы вместе ловили омаров на Бимини и на других островах, вместе ныряли с аквалангом, обследуя потерпевшие крушение суда и их обломки, и даже загарпунили несколько по-настоящему больших рыб на глубине сорока-шестидесяти футов. В отличие от сестры, Сэл никогда не стремился дружить со всеми, но, если ему кто-то нравился, он умел быть хорошим товарищем.
Я, кажется, сказал, что парень был достаточно сдержанным, но это вовсе не означает, что он не любил внимание. Увы, несмотря на наши с Колином попытки как-то на него «влиять», Сэл продолжал тянуться к двум вещам – к дешевой популярности и мишурному блеску. Последнее, кстати, относилось не только к вещам или предметам, но и к людям. Даже в первую очередь к людям.
Чтобы заявить о себе, обратить на себя внимание, Сэл был готов на любое безрассудство. К примеру, однажды он прыгнул в воду с площадки на крыше отцовского эллинга, а это третий этаж. В другой раз во время прыжка он сделал поворот вперед. Потом сделал сальто назад. А потом ухитрился выкрутить и двойное обратное сальто. Все, кто наблюдал за этими головокружительными прыжками, только ахали, и только я почти за него не волновался, ведь я знал, сколько времени и труда Сэл потратил, чтобы подготовить эти трюки, и сам показывал ему, как правильно отталкиваться и входить в воду. К сожалению, с возрастом Сэл начал открывать и другие, менее трудоемкие способы произвести впечатление на окружающих. Сначала он опробовал их на своих сверстниках, а потом принялся и за тех, кто бывал на отцовских вечеринках. Поначалу это выглядело даже трогательно, но со временем я понял, что с каждым разом Колину становится все труднее удерживать сына в рамках, из которых тот так настойчиво пытается вырваться. Увы, эффект от всех его усилий был нулевой, и только на лбу у Маргерит появлялось все больше озабоченных морщинок.
Если мою жизнь в доме Колина можно было сравнить с чем-то вроде костра, который горит сильно, но ровно и к тому же постоянно находится под присмотром садовника с огнетушителем, то жизнь Сэла больше напоминала тлеющую кучу старых листьев, которая, однако, в любой момент могла полыхнуть, превратившись в буйный лесной пожар.
Спустя примерно два года после того, как я стал вхож в дом Колина, Сэл связался с дурной компанией. По ночам он тайком убегал из дома. Одевался вызывающе. В ответ на упреки грубил или отмалчивался и вообще держался крайне негативно по отношению к родителям, всячески давая понять, что не желает, чтобы его «опекали». Желание стать или хотя бы выглядеть крутым овладело им полностью, и он целыми днями ломал голову, как бы добиться своего. Теперь, что бы он ни делал, каждый его поступок, каждая реплика или жест – все было заранее продумано и направлено на то, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания. Думаю, в этот период его основными побудительными мотивами стали эгоистичное честолюбие и зависть. Мария тяготела ко всему прекрасному, изящному, утонченному. Сэла интересовала только власть и то, как он сможет ею распорядиться.
Особенно удивляться этому, впрочем, не приходилось, ведь перед ним постоянно был пример отца. Круги, в которые он был вхож. Деньги, которые он тратил. В конце концов Сэл решил, что тоже хочет быть богатым и иметь возможность запросто общаться со знаменитостями и сильными мира сего. Не знал он только, как этого достичь.
Способ, впрочем, нашелся, причем – как это обычно бывает в подобных случаях – наихудший из возможных. Сэл стал чаще уходить из дома и втайне от родителей сделал себе три татуировки – довольно безвкусные, почти уродливые, но ему они «нравились». В тринадцать Сэл впервые повысил голос на мать, обругав ее вполне «взрослыми» словами, а в четырнадцать – щеголял бриллиантовыми сережками в обоих ушах. После своего шестнадцатого дня рождения Сэл одну за другой разбил две новенькие машины, причем сделал это еще до того, как ему по почте прислали регистрационные номера на них. И так далее и так далее… Именно тогда Колин и Маргерит поняли, что проиграли, что они больше не могут управлять собственным сыном.
Это, однако, был только финал длительного подспудного процесса, который начался довольно давно. Семена были брошены в землю еще в те времена, когда в возрасте десяти лет Сэл начал получать непомерно большие карманные деньги. Всю жизнь его ласкали, баловали, прощали шалости, извинялись перед школьными учителями за прогулы, драки и другие серьезные проступки. Сэлу подносили на серебряном блюде все, чего бы ему ни захотелось, – стоило ему только попросить, и он получал все, что угодно. Его никто не одергивал. Родители не устанавливали для него никаких границ, и он вел себя так, словно никаких границ не существует. И для Сэла их действительно не существовало.
К примеру, несколько месяцев назад он купил себе за двадцать тысяч золотой «Ролекс» с бриллиантами на безеле[44]. Примерно через неделю он явился домой с синяком под глазом, с рассеченной губой и без часов. Что, вы думаете, он сделал? Сел в машину, поехал в магазин и купил еще одни часы – на пять «штук» дороже.
В последний раз мальчишка, которого я любил, проглянул в нем года два назад. Мы с Марией сидели на причале и кормили рыбок, когда там же появился Сэл с колодой игральных карт в руке.
– Дядя Чарли… научи меня играть в покер, ладно?
К этому моменту Сэл довольно далеко ушел в свой мир, да и видел я его нечасто, так что общались мы лишь от случая к случаю. С родителями Сэл тоже давно перестал разговаривать, поэтому его внезапный интерес к моей персоне меня заинтриговал. Кроме того, я знал, что Колин и Маргерит очень о нем беспокоятся, и давно искал возможность – любую возможность – наладить с парнем хоть какой-то контакт. Вот почему я даже не подумал ему отказать.
На протяжении почти полугода мы с Сэлом каждую неделю садились в эллинге и начинали играть. Сейчас мне кажется, что со временем паренек даже стал ждать этих наших «покерных тренировок», как он их называл. Слушал он очень внимательно, быстро изучил комбинации и ходы и разобрался в тактике игры, что, при его способностях к математике, могло бы сделать его отличным покеристом. Могло, но не сделало. Сам я довольно скоро убедился, что, сколько бы я его ни натаскивал, толку все равно будет очень мало. Единственное, что у Сэла получалось блестяще, – это просаживать отцовские деньги, вот только учиться для этого было вовсе не обязательно. Проблема заключалась в том, что он совершенно не мог блефовать. Не «не умел», а именно не мог. Думаю, ему не удалось бы это, даже если бы потребовалось для спасения собственной жизни. Как часто бывает, сила обернулась слабостью: несмотря на всю внешнюю «крутизну», у Сэла было чистое, нежное сердце, которое досталось ему от матери. В любых других условиях это было бы его сильной стороной, его достоинством, но только не в покере! Говорю вам как специалист: хороший, честный человек никогда не станет хорошим покеристом, вот Сэл им и не стал.
