— Ну, хорошо… Недавно у меня был день рождения. Павлик приготовил мне какой-то необыкновенный подарок и, конечно, не утерпел, проговорился. Нет, он не сказал, что именно, но все время таинственно намекал, что такого я еще никогда не получала и не получу…

— И что же это оказалось? — Мне не удалось скрыть тревоги в голосе. И Лена это почувствовала.

— Я так и не узнала. Он пришел в тот вечер весь в слезах… И в крови… Кто-то очень жестоко и умело избил его… И отобрал подарок… Как большой хулиган у маленького мальчишки. А незадолго до этого, не знаю, почему говорю вам это, Павлик здесь, конечно же, не виноват, свекровь жаловалась, что у нее пропали запонки покойного мужа. С какими-то красными камешками. Не очень ценные, но дорогие ей как память.

— Скажите, Лена, а кража у профессора? Мишка уже появился тогда в вашем доме?

— Нет. — Она подумала. — Нет. После этого. Сразу после этого.

Я встал, время уже позднее.

— Спасибо вам, Лена, за важные сведения. Вы не будете в обиде, если я еще раз навещу вас?

— А если я скажу нет? Тогда вы не придете, конечно? Не беспокойтесь, я все понимаю. Заходите. Лучше вечером.

Сейчас бы сесть да хорошенько, не торопясь, подумать. Но времени для этого не было. Надо было набирать побольше фактов, а уж потом тасовать их и раскладывать, чтобы получилась ясная картина во времени и пространстве. Несомненно, что мы вышли на какую-то "кладбищенскую" группу. Даже если она и имела отношение к пропаже шпаги, деятельность ее много раз была более серьезной. Шпага, по-видимому, просто эпизод, проходной номер в представлении. Сейчас, как никогда, нужна осторожность. Контакт с группой необходим, но очень безобидный, не затрагивающий ее основных интересов, главного круга деятельности. Кое-какие соображения у меня появились, но прежде надо было посоветоваться с Яковом.

Когда я вернулся в райотдел, мне сообщили, что меня ждет какой-то "полупьяный". У моей комнаты действительно сидел Мишка и плевал на пол. Я попросил нашу уборщицу принести мокрую тряпку. Мишка сделал все, что положено.

— Заходите, гражданин Полупанов, — сказал я. — Почему вы не явились в назначенное вам время?

Он сел, положил руки на колени и принялся их гладить, будто хотел привести в порядок свои брюки, которые нуждались в этом, судя по всему, со дня покупки.

— Занят был. На работе. Я — трудящий человек.

Вошел Яков и сел на подоконник.

— Это обязательно? — хмуро кивнул в его сторону Мишка.

— Это нам решать, хорошо?

— Да уж конечно… Ваша сила.

— Вот именно. Так, первый вопрос — зачем вы заходили вчера к Всеволожским?

— Говорил уже: Пашку проведать.

— Вы его друг?

— Знакомый. Какая у нас дружба?

— Когда вы его видели в последний раз?

— Не помню. Давно.

— Почему же давно? Ведь вы работаете вместе?

— Ну? Из Пашки какой работник?

Я не мог оторвать взгляда от его рук, переглянулся с Яковом. Мишка это заметил и снял руки с колен, попытался засунуть их в карманы брюк.

— Руки на стол! — вдруг гаркнул Яков.

Мишка вздрогнул и положил руки на стол — ладонями вверх. Яков схватил его правую руку и повернул: костяшки пальцев припухшие, суставы в ссадинах, уже заживших, но недавних.

— Кого же это ты так бил, не жалея собственных костей?

— Не бил — оборонялся. Кого — не помню и не знаю. По пьянке какой-то урка навалился.

— Яков, побудь здесь. — Я вышел в соседнюю комнату и позвонил Павлику.

Он снял трубку сразу, будто сидел у телефона и ждал звонка, не моего, естественно.

— А, князь… — разочарованно приветствовал он меня. — Я нынче никого не принимаю — мигрень и подагра. А дворецкий запил, некому к телефону подойти…

— Паша, ты заявлял в милицию, что тебя избили?

— А меня никто…

— Хватит, Павел, не дури! Пиши заявление. Продиктовать? И ко мне, сейчас же.

— Нет, Сергей Дмитриевич, не буду.

— Ты что?

Он долго молчал.

— Нет, не буду. Там, знаешь, люди какие страшные. Еще хуже будет. И тебе не советую с ними связываться…

— Паша, — я еще надеялся пристыдить его, — ты же сам просил за тебя заступиться! А теперь — в кусты?

Он не ответил и положил трубку. Я снова позвонил — бесполезно — и вернулся в кабинет.

Яков встал из-за стола:

— Продолжай, Сергей, а то уж он совсем заврался, даже противно. Оказывается, из колонии совершили побег двенадцать рецидивистов и все навалились на него. Он их раскидал, и они разбежались.

— Ну и хватит, — сказал я, — этого пока вполне достаточно. Будет заявление потерпевшего, примем меры. Будь здоров, Миша.

Мишка забрал свое удостоверение и вышел ошарашенный. Он не рассчитывал так легко отделаться.

— Он — Пашку? — спросил Яков.

— Пашка молчит, боится. И не столько Мишку. Надо всерьез этой компанией заняться. Думаю, дядя Степа работает там же.

— Зря ты его отпустил.

— А что делать? Прижать-то его пока нечем. Я хочу с другой стороны подобраться к ним.

— Со стороны кладбища? — догадался Яков. — Сможешь сегодня туда выбраться? На разведку?

— Как получится.

— Постарайся, Серега, не тяни.

— Заскочу на рынок — и туда. Знаешь, я что подумал? Ираида Павловна из тех дам, что запасаются провизией только на рынке — хоть на последние копейки, но… престиж. Искать надо поближе к ее дому…

— Старый?

— Да, начну с него. Вдруг и нам повезет. Не все же горбом, должна же быть и удача в нашем деле.

Нам действительно повезло. На Старом рынке Сурков наметанным глазом сразу выделил средних лет грузина: распахнутый халат, под ним — строгий костюм, белая сорочка, хризантема в нагрудном кармашке пиджака — прямо благородный жених, но главное — галстук заколот миниатюрным кинжалом с блестящим камешком. Мы пригласили его в дирекцию.

Он оказался не Гельминтошвили и не Аскаридзе, а Бамбуриди.

— Слушай, — сказал он мне. — Может быть, я обидел тебя? Нет? Может быть, обманул твоего сына? Нет? Может быть, я нехорошо посмотрел тебе вслед? Обратно нет? Так почему же ты не уважаешь меня? Отрываешь от работы? Позоришь перед советскими людьми честного человека?

— Вы знакомы с гражданином Пахомовым?

— Очень знакомый! Очень большой и хороший человек, профессор.

— Откуда вы его знаете?

— Это не скажу — режь меня! Но я не могу подводить женщину, даму!

— Зачем вы с ним встречались?

— Вот это не секрет. Предлагал мне купить у него саблю.

— Купили?

— Ха! — Он ударил ладонью в ладонь. — Зачем, слушай? Я нашел другую, тоже хорошую, но дешевую. Теперь у меня все есть, чтобы хорошо жить. А профессор — уважаемый человек, у него даже есть орден, — он сказал такую цену, что я сразу забыл русский язык. Я бы мог купить, конечно, и ходить в одних, прости, дорогой, трусах и с саблей на боку, да?

— А у кого вы купили саблю?

— Тоже очень достойный и почтенный человек. Его зовут дядя Степа, и он держит контору на кладбище.

— Что?!

— Что с тобой, дорогой? Не волнуйся, пожалуйста.

— Опишите мне саблю!

— Что говоришь?

— Какая она?

— Лучше один раз увидеть… Пойдем, дорогой, не волнуйся. Я ее под прилавком держу. Сабля старая и плохая совсем.

Это действительно была сабля. Старая и плохая. Обыкновенная полицейская "селедка" в ободранных ножнах, с деревянной рукояткой, медными оковками и дужкой…

— Куда теперь? — спросил водитель.

— На кладбище. Только без шуток. Не до смеха.

— Да уж вижу. — Он был человек пожилой, многое повидал на своей работе и знал, как себя вести: когда пошутить можно, когда лучше помолчать, а когда и помочь.

Дорогой я доработал легенду, прошелся по ней, проверяя слабые места.

— Маскировку нарушать не будем? — спросил водитель. — Тогда я здесь остановлю, вдоль стены идите, там и конторка.

Я пошел вдоль старинной стены, которую кто-то догадался поверх камня покрыть штукатуркой. Она отваливалась кусками, и на ней было удобно писать — чем угодно и все, что угодно. Возможность эта с лихвой была использована. Покойникам-то, по ту сторону стены, все равно, а живым…