Он вернулся в отель, не потратив на дорогу ни одной лишней, необоснованно использованной минуты. Она все еще пребывала в постели в его номере, страстная, совершенная Хэлен. Здесь же, у кровати был накрыт столик на двоих. Он разлил в бокалы вино и протянул ей камень. Они выпили, и она поцеловала его в губы.

— Кто ты? — к месту и не к месту вдруг спросил Ричард, но женщина не ответила. Он чувствовал, как у него кружится голова, сначала медленно, а потом все быстрее, волнообразно, с приступами просветления. Он откинулся на кровать и лежал, чувствуя, что не в силах пошевелиться. Она смотрела на него, без жалости, без ехидства, без сожаления, впрочем, и без любви. Скорее, ее взгляд отображал полное и равнодушное удовлетворение. Его губы тоже онемели, но не было страха, не было мыслей, все, казалось, в нем утихомиривается, растекается, засыпает, как под гипнозом.

Она наклонилась над ним и переспросила: «Кто я?» — и сама же ответила: «Я — другая». Возникло такое чувство, что он получил исчерпывающий ответ, полностью исключающий возникновение каких бы то ни было вопросов.

Он неосознанно любовался ею, когда Хэлен-2, запрокинув волосы на одну сторону, надевала на шею кулон с чудесно сверкающим при искусственном освещении бриллиантом. Подобное сокровище могло принадлежать только неземным существам, чей дом в инобытии. Пока он смотрел, вбирая в себя образ сидящей перед ним нагишом женщины с блистающим камнем между грудей, комната наполнялась голубоватым свечением. Наибольшую яркость синий цвет получал вокруг них, вернее, вокруг кровати, на которой они находились: он — лежа, она — сидя подле него. И в какой-то момент ему отчетливо представилось, как женщина поднимается, становится на ноги, затем на цыпочки, словно какая-то сила, неуклонно нарастая, тянет ее вверх, в суживающуюся воронку-трубу, проходящую через все здание и исчезающую в неоглядном небе, прямо над ним…

Он получил и потерял свою мифическую Хэлен; и ее уход был для Ричарда закономерен. Он знал, что потустороннюю силу удержать нельзя. И потому исчезновение бриллианта перенес почти равнодушно, не делясь этой историей ни с кем. Он просто отдал то, что принадлежало его любимой. И теперь желал одного: как можно скорее прийти в те миры, где обитает его призрачная и совершенно другая возлюбленная…

Когда Иван Румянцов получил драгоценный камень, то понял, что его провели. Нет, бриллиант был настоящий, но он был как две капли воды похож на переданный им самим Дэвиду Бросману сияющий камень-двойник. И если между ними нет отличий, значит, он втянут в игру с подделками. Какой резон? Но… если все же… среди этих известных ему двух драгоценностей одна самая что ни на есть настоящая, с мистическими особенностями? А если — нет, то где, у кого тогда настоящий бриллиант?

Опасения подтвердились, когда он прибыл в кабинет секретаря ЦК Архимандритова. Голос босса в тот день был скрипучим, что говорило о его скверном настроении. Отложив бриллиант в сторону, как ненужный предмет, Архимандритов, не обращая внимания на свое скверное настроение, поставил старшему референту Румянцову новую задачу. Получив инструктивные указания, Иван вылетел в Африку.

Пройдут недели, и на землю Анголы, вновь скрытно от мира и прессы, прилетят несколько самолетов Ил-62, в одном из которых находился член Политбюро ЦК партии, министр обороны, маршал Советского Союза Константинов.

Отряд тяжелых лайнеров, словно тайфун, ворвался на территорию секретного аэродрома ограниченного контингента советских войск. Со времени прилета маршала события, идущие к кульминации, к осуществлению грандиозных планов Архимандритова, повернули в противоположную сторону; но это поймут потом, когда станет очевидным.

Маршал не нарушил сложившихся традиций. Недалеко от взлетно-посадочной полосы была натянута огромная маскировочная сеть, под которой начали проходить сосредоточенные к тому времени на территории Анголы войска. Переброска войск осуществлялась под прикрытием оказания гуманитарной помощи голодающим африканцам этого региона.

От каждой части и соединения были выделены небольшие подразделения спецназовцев; бравые парни в выцветших голубых беретах прошли парадным маршем перед маршалом. Несмотря ни на что, грянул приветственный марш оркестра. Затем громкое «ура!» понеслось над представителями частей и соединений спецназа. Руководил парадом генерал-полковник Равенских.

Маршал идет вдоль рядов, и в его сознании ширится, крепнет мысль, силу и подтверждение которой он видит наглядно: вот огромная рать, здесь, в Анголе, и там, в открытом океане, где на подходе атомные подводные ракетоносцы, ракетные и артиллерийские крейсеры… и если ему удастся спустить эту рать неожиданно, влет, как тугую стрелу спускают с мощного лука, то не то что от Африки, от всей Европы с Азией ничего не останется.

А может, тешит себя презрительно-смелой мыслью маршал, ее направить на коллег, которые так и стремятся вставить палки в колеса, срывая все дело?

«Что же вы, товарищ маршал, медлите? — ведет сам с собой диалог Константинов. — Эти крепкие парни вам под стать, все под два метра ростом. Таким же бравым вы были, когда молодым, чуть за тридцать, стали генерал-лейтенантом. Это когда по личному приказу товарища Сталина приняли командование десантной армией, перекрыв путь солдатам вермахта группы армий „Юг“ на Северном Кавказе.

Что же вы ждете, маршал? — Кажется, именно это читает военный министр в глазах проходящих бойцов. — Отдайте нам только приказ. И мы очистим нашу землю от тех, кто треплется о правде революции, равенстве и справедливости, а сам имеет госдачу, привилегии и ездит на черных авто… Их будем убивать, как бешеных собак, вешать… ведь от них все беды на нашу землю русскую валятся».

Эти, именно эти крамольные мысли читает маршал в пристально смотрящих на него тысячах глаз, слышит в едином биении сердец, чувствует в слаженности их дыхания.

Под маскировочной сетью несется громкое «ура!», затихающее в межгорье. «А что, ребята, поработаем?» — то ли спрашивает, то ли утверждает маршал. И в ответ тысячеголосый рев: «да-а-а-а-а», значит, поработаем.

И в эту минуту никто не был так близко к исполнению заветного желания, как маршал Советского Союза Владимир Владимирович Константинов. Хотя бы потому, что он поверил в возможность осуществления задуманного… Поверил, что богатейший ураново-алмазный юг Африки окажется в его полном распоряжении и тогда он, единолично получивший огромные средства, получит и реальную власть, чтобы расчистить себе место на советском Олимпе, силой убрав виновников несостоятельности советской системы… Уж он бы, верит маршал Константинов, восстановил справедливость, дал советским людям счастье.

После парада министр собрал совещание. Главный военный советник в Африке генерал-полковник Аркадий Давидович Равенских сделал краткий обзор событий, сложившихся на последний час; его дополнил начальник штаба генерал-полковник Дремов, затем заслушали полковника Ларичева, других руководителей управлений и отделов.

По окончании короткого совещания министр сообщил, что устал после перелета и желает отдохнуть. Принимая душ, он с удивлением ощутил запах хвои в воде и, благодушно улыбнувшись, вынырнул из-под прохладных струй. Он выпил стакан любимого молока, доставляемого в контейнерах из знаменитого орденоносного совхоза «Караваево» Костромской области; молоко прибыло с ним и в Африку.

Благодушествуя, маршал вытянул свои длинные мускулистые ноги и блаженно прикрыл глаза.

И тут его мысль встрепенулась. Он вдруг вспомнил, что увидел — здесь, в этих экзотических местах! неизвестно когда и откуда взявшегося!!! — среди прочих вояк крепкого мужчину, одетого в гражданский костюм цвета хаки, но бывшего офицером с флотским званием капитан 2 ранга. О, маршал Константинов достаточно хорошо был осведомлен, чтобы знать, кто этот человек в окружении секретаря ЦК Архимандритова. И, удивляясь своему открытию, маршал понял, с какой целью этот исполнительный офицер оказался здесь.