— Еще я думаю, вы выскажете мнение нашего военного ведомства в отношении пребывания наших войск в странах социалистического содружества, в братской Монголии, в обоих Йеменах (он так и сказал, умышленно, и все пронзительнее смотрел на молча слушавшего военного министра). Поделитесь, каковы ваши планы по поводу Кубы, Анголы, Мозамбика. Ведь вы, я думаю, посвятите меня в это? Нет-нет, меня не интересует то, как подаются эти темы в наших газетах и что докладывают в Политбюро… — И уже совсем не давая гостю опомниться, словно захлопывая мышеловку, жестко произнес: — Я правильно понял ваш визит, товарищ Константинов?
Практически никому еще не удавалось вывести маршала из нормального состояния, он всегда и из любой ситуации мог выйти победителем, но тут вдруг почувствовал, как земля уплывает из-под ног…
И… тут же услышал произнесенное шепотом в самое ухо:
— Маршал, вы не упадете, не ударитесь, у вас кресло устойчивое.
Слово «устойчивое» словно приклеило Константинова к креслу, он даже выпрямил спину, пытаясь проверить, не прилип ли он и в самом деле к высокой спинке…
— Так я вас слушаю.
— Я хотел сказать не об этом, — попытался собраться с мыслями маршал. — Я хотел с вами посоветоваться. Но коль вы так осведомлены, что…
— Разве я сказал, что осведомлен? Наоборот, это я вас попросил поделиться своими замыслами, товарищ Константинов… Ну хорошо, я могу вам помочь. Вас, как полководца минувшей войны, крупного советского военачальника, отвечающего в Политбюро за мощь нашей армии и флота, не может не волновать та проблема, которая волнует всякого здравомыслящего политического деятеля. Вы хорошо знаете, что и Ангола, и Мозамбик — наш плацдарм. А ядерное оружие — сдерживающий фактор. И, чтобы вас успокоить, подтвержу, что американцы его никогда не применят. Для этого нужна другая воля, другая личность, и не у них, а на нашей стороне… Надеюсь, вы меня понимаете?
«Не подозревает ли он меня в желании?.. — боясь домыслить фразу, подумал ошарашенный маршал. — А… может, он сам и есть эта личность?! Он — сам?!» Больше ему ничего не приходило на ум. Он успел не раз пожалеть, что поднял трубку, напросился на встречу и приехал сюда. Сам, добровольно отдал себя на чудовищное испытание.
Секретарь ЦК сделал паузу, поднялся с кресла, бросив повторно:
— Надеюсь, вы меня понимаете?
Архимандритов направился в дальнюю часть кабинета; его шаги заглушал чудесный ковер ручной работы, его взгляд встречался с искусно выписанными глазами на живописных полотнах давних мастеров; и, словно наблюдая за ним, то там, то здесь вспыхивали глазки алмазов и самоцветов, украшавших посуду, мебель и даже ручки дверей. Среди всей этой роскоши Арсений Алексеевич становился похож на гнома, охраняющего сказочные богатства от злых людей и оттого имеющего право быть недобрым, ворчливым и подозрительным.
Попавший сюда впервые маршал Константинов был шокирован, причем не столько роскошью, — он перестал обращать на это внимание, сколько той мощью, которая исходила от Архимандритова. В какой-то момент ему даже показалось, что какая-то неземная сила в буквальном смысле заталкивает в его мозг истины, о которых он до этого не имел ни малейшего понятия. «Что с ним происходит?» — пытался понять Владимир Владимирович, однако не мог бороться с непонятной силой, внушавшей ему истины о человеческом бытии.
До него дошло, что никакие прежние знания, ни академия Генштаба, ни его огромный опыт командования армией в годы Великой Отечественной войны, ни послевоенные четверть века служения партии и государству на высших командных должностях в Вооруженных Силах, не дали ему и толики тех знаний, которые сейчас, ежесекундно, втекают в его сознание! Переворачивая все представления о мире, об армии, о революциях и войнах. И в этом новом знании все прежние ценности сокрушались в ничто, в прах, в пыль… оседая на блаженном разочаровании… пока все не исчезло. И вдруг маршал обнаружил: в кабинете никого нет! Он почувствовал, как внутри пробежал холодок, и, обведя глазами пространство вокруг, подумал, что где-то в стене имеется тщательно замаскированная дверь, в которую и вышел хозяин, пока вдруг отчетливо не услышал у самого уха, прямо за спиной, спокойный голос Архимандритова:
— Ну что, продолжим, товарищ маршал?
Он не поверил. Нет! Нет, этого не могло быть, ведь он оглядывался, а кресло находится у самой стены, и для того чтобы проникнуть за спинку, нужно все время находиться в поле зрения маршала…
— У меня… у меня нет к вам вопросов, Арсений Алексеевич.
— Ну тогда, если позволите, я продолжу. Итак, я думаю, вы уже сформулировали свои планы. На плацдарме в Анголе вы в установленные сроки разместите две, а то и три армии; да в Мозамбике еще две. Естественно, вам нужен сдерживающий фактор. И тут вы учтете… помните, вначале я упомянул о Кубе? …вы учтете Карибский опыт. Самыми мобильными из ракетно-ядерных комплексов будут наши подводные ракетоносцы. Нашему главному дипломату только и останется находить логические доводы в ООН, объясняя пребывание наших Вооруженных Сил, в том числе флота, в том регионе.
Маршал молчал. Он еще не понял: то ли Архимандритов внушает ему свои личные планы, зомбируя, как действовать дальше, то ли и в самом деле давно знает и читает его потаенные мысли…
— Кстати, у меня есть, пожалуй, лучший в мире коньяк. Много лучше того, что вы употребляете. Да-да, вы можете мне сказать… но не говорите… Вам дочь нашего с вами коллеги подарила коллекцию отборного французского коньяка XIX столетия.
Константинов перестал удивляться; он начал воспринимать все происходящее как должное; достаточно настроить себя на то, что присутствуешь на сеансе иллюзиониста. Откуда он что знает, этот щупленький Сатана?
Секретарь ЦК нажал кнопку, и словно бы прямо из стены бесшумно выкатилась тележка. Архимандритов подошел к ней и открыл столешницу-дверцы, из которых поднялся столик. На нем стояла точно такая же коллекция коньяков, которую ему подарила Ада Андреевна Ютвакова.
А хозяин кабинета не переставал чудить, явно наслаждаясь тем впечатлением, которое производит на гостя.
— Хотите маленькую новость? Не важно, как это у меня оказалось, не ищите ответа… важно другое. Та коллекция, которую вам подарила ваша приятельница, на самом деле из моих подвалов. А вот эту, что вы видите сейчас, коллекцию она везла из Франции. Не смотрите таким непонимающим взглядом. Ту, что везла Ада, была фальшивкой, поэтому она у нас. Вы же получили аналогичную коллекцию из моих запасников, но, замечу, настоящих коньяков. Так что не благодарите… и забудем это маленькое недоразумение. А теперь я предложу вам лучший коньяк.
Архимандритов явно куражился; но было чем бравировать… каков ловкач, как провел и одновременно «облагодетельствовал»! Что тут скажешь?!
Маршал увидел, что ниже в тележке есть подставка, на ней стоят две бутылки коньяка, рядом лежит табличка, на которой русскими буквами красивой вязью написано: от Людовика XIV. В глубоких хрустальных вазочках лежали тонко нарезанные дольки лимона, и когда Арсений Алексеевич снял с них крышки, донесся цитрусовый запах, смешанный с каким-то другим, приятным экзотическим ароматом. Коньяк тонкой сверкающей струей наполнил рюмки; и, беря одну из них, маршал заметил, что на дне переливается бриллиант.
Они выпили не чокаясь. Архимандритов хотел сказать, что, мол, знаете, кто пьет не чокаясь, наспех? — но пощадил маршала. Слишком много тому досталось впечатлений. Арсений Алексеевич тут же налил второй раз и с легким мелодичным звоном прикоснулся к рюмке гостя. Они выпили, как старые товарищи, почти друзья. На душе маршала потеплело, хотя расслабиться все равно не удалось. «Глупостями с пищей занимались глупые короли и их помощники. А я предпочитаю и уважаю кардинала де Ришелье», — тактично пододвигая министру лимончик в вазочке, пошутил Архимандритов, явно давая понять, что не травит людей ядами… Шутку поняли и приняли; Константинов вежливо кивнул, аккуратно поддев дольку и отправив ее в рот.
