И тихо продолжил, свою волнующую речь.
— Её маму Настей звали. Не смог я поступить в своё время также, как ты, и защитить её. Я не пошёл против всего рода, уж больно он велик и могуч и авторитетен. А сейчас плачу, нет её, моей любимой. И ничего уже не поправишь.
Видишь, как всё повернулось. Все повторяется в жизни, только в другом исполнении: Идиллия и ты. Ты любишь её? Хотя и так всё ясно! Но ты военнопленный, не забывай этого. И жизнь очень коварна, и у меня много врагов.
Как пружина сжался великий самурай, готовый распрямиться в разящую струну.
— Мне жалко вас, а праздник только страшит меня. Что там придумают мои враги, каких нам каверзней наворочают. Двор всегда был силён интригами, им зрелищ хочется и крови. А мне честь дороже и справедливость! А теперь, доченька, Идиллия моя, нуждается в защите, не только вы. Тут много чего на кон поставлено, не одна твоя жизнь.
Завтра с утра все занятия повторим. Иначе позор, он словно печь жаром, уже нам в лицо дышит. И до самого нутра достанет. И никуда ты от него не денешься — сила такая!
Теперь я меньше удивился его познаниям в русском языке. Но всё равно полёт его мысли был грандиозен. Насколько велик этот человек: и отца своего вознёс до небес. И сам полёта невообразимого!
Утро дало мне необходимую свежесть мысли. А солнышко хороший заряд доброй энергии. Пока слуги возились с лошадьми, я любовался своей красавицей Идиллией.
Теперь многое мне прояснилось в её облике: и более светлый цвет её лица, и разрез глаз. И всё её тело, где сочеталась вся земная и не земная прелесть линий. Несомненно, что славянская кровь придала ей ещё больше грации и благородства. Только природа могла так гармонично распорядиться всеми своими богатствами: любуйтесь люди.
Мы рубились и конными, и пешими. Сегодня всё у нас ладилось и было нам под силу. После вчерашней бури мир стал добрее и чище. И мы сами стали другими, более открытыми. Всё у нас делалось с улыбкой и четко, без ошибок. Как в письме: где точка, а где и запятая, и никак иначе.
Мы упражнялись с Василием в джигитовке, и тут когда-то мне не было равных соперников во всём полку. Не один приз я завоевал на различных строевых смотрах. И даже, чуть ли не из царских рук. Но всё это в России и до войны было.
Тяжело, но прежняя лёгкость движений возвращалась ко мне. А тем более, самому хотелось добиться большего результата.
— Моя любимая Идиллия, если бы ты только знала, что для тебя я так стараюсь! И здесь на чужбине, ты для меня — моя яркая, путеводная звезда. И ничего так не радует, и не волнует меня, в этой чужой стране, как ты.
И она любила меня. И ей хотелось видеть меня таким, какой я есть, и даже лучше. И мне очень хотелось этого.
За одну её милую улыбку я готов был отдать свою жизнь — не это ли счастье, так любить. И еще больше счастье, если это взаимное чувство.
И, наверно поэтому, всё задуманное нами постепенно удавалось: и в рубке и в джигитовке — возвращалась моя молодецкая сила. А Идиллия ещё больше боготворила меня.
Наверно и правда, что любовь бывает слепа. И я не достоин её любви. Я не мог поверить своему счастью.
А вечером Идиллия сама пришла ко мне и увела к себе в спальню. Василий только хмыкнул:
— Н-да-а! Кому чёрт, кому дорожка! А кому всё кочерёжка! Хоть в печь суй его. Ему всё нипочём. Молодец!
— Отец верит тебе Григорий, а я, и подавно. Глупо будет, если с нами что-то плохое случится, — ласково говорит мне Идиллия. — Я боюсь потерять тебя.
У меня очень нехорошее предчувствие и через два дня праздник. А дальше в сознании бездна. Сможем ли мы её с тобой одолеть?
Без тебя мне и жизни не будет. Поэтому я и тороплюсь жить и любить. Хорошо, что отец с нами. Это счастье для всех нас. Он очень добрый и мудрый — он обязательно поможет нам. Я очень надеюсь на него.
Сомкнулись наши губы в страстном поцелуе. И померкло наше сознание, словно растворилось в чарах волшебной восточной и сказочной ночи.
А за день до праздника пришла бумага от императора, где повелевалось пленным казакам Бодрову Григорию и Шохиреву Василию быть на празднике Победы над Россией. Во всей своей амуниции: конными, при оружии, и всех своих наградах.
Господин Тарада обязан обеспечить военнопленных всем необходимым. Непредвиденные расходы возместит государственная казна. Явка обязательна, ослушание будет строго наказано.
Не дочитал грамоту господин Тарада и зашвырнул её далеко в сторону.
— Плохо играешь, мой любезный братишка, все твои карты краплёные. Так только мошенники поступают. Вроде и предупредил ты всех. Вроде и благородно поступаешь, только всем нам плохо будет.
Вот тебе и помилование по-царски. Крови хочется ему, и меня лишний раз унизить. И ещё зрелища позорного жаждешь. Но ничего, всё будет по-твоему! Как ты того хочешь. Ослушаться мы не посмеем, мы люди военные. Только и мы не лаптем щи хлебаем. Так у русских говориться, воистину мудрый народ! И тебе надо быть ближе к простому народу, ваше величество. А вы очень далеки от него — бездна между вами. Всё интриги плетёте! Именно здесь, среди простых людей, всегда истина рождается. И умирает, тоже там, у неё нет другой судьбы. А может жить, и вечно жить!
Вызов принят!
Никто не посмел ничего возразить или добавить к сказанному. Здесь уже шла ставка на жизнь, и другого выхода не было. Если умрут казаки, то так им и суждено бедолагам, на роду так написано. Другой вариант императором и не рассматривался. А опозорятся они со своими покровителями, ещё чуть-чуть хлебнут грязи, так на то он и праздник, чтобы людей веселить. Вот и вся царская задумка: и не хитра и не умна, а многим в радость будет.
Утро праздничного дня началось с грандиозного пушечного салюта. Столица уже давно не спала и ждала своего народного триумфа — победы. На Востоке большой грех много спать, и складывалось такое впечатление, что люди вообще не спали.
По народному поверию хорошим людям надо солнце в поле встречать, тогда и день будет счастливый. И толпа людей уже ждала рождение нового дня и начала великого праздника, ещё до восхода животворящего солнца.
После залпа орудий вся мрачная нечисть ночи была окончательно разогнана, а светлый день: Его Величайшее Сиятельство Солнышко во всей своей прелести вступало в свои права. Оно само, как хозяин, желало распорядиться праздником, уже со всей своей райской щедростью. Где будет все вволю всему живому: тепла и света, и весёлых красок. А людям будет в избытке добра, очарования и любви — каждой душе, в полном достатке. А чтобы было ещё веселее, то маэстро Маскарад с радостью придёт стеснительным людям на помощь. Веселись народ! На то она и маска, чтобы скрыть ваши недостатки, и чувствам своим волю дать. Сегодня не должно быть невозможного — нет предела мечтаниям. Сегодня всё доступно!
Так и день начался. Совсем необычно и весело. Но что он готовит пленникам, никто того не знает, кроме как сам Господь Бог, Отец наш, он всё знает.
Господин Тарада со своей свитой и казаками двинулись к дворцу Императора. Там уже с самого раннего утра шло веселье.
И, наконец, сам Император, в сопровождении своей свиты, вышел к своему народу. И волна народного ликования достигла небывалой мощи и свободно заглушила звуки оркестра. Восторгаясь собой и разрастаясь, вся эта стихия гудела и возносилась к небесам, изливая и там свои чувства и славу — своей великой Японии. Император поздравил свой народ с Великой победой, чем вызвал ещё большую бурю восторга. Затем поклонился ему на все четыре стороны и объявил:
— Я тоже подумал о своём народе, и не стал сам решать участь пленных казаков. А решил предоставить это самому народу. Ибо нет его мудрей во всём белом свете.
И столько на его лице было радости и гордости за свой народ, что дальнейшие его слова потонули в буре оваций. Но скоро они стихли и император продолжил свою мысль.
— Пусть покажут они своё умение воевать, всю свою выучку. Для этого у них есть и лошади и их воинское оружие. На фронте про геройство казаков ходили легенды. И я оставил им их награды за храбрость — они их честно заслужили. И чтобы вы все видели, что герои перед вами.
