— Так чья же вера сильнее или правильнее? — спросил Баху казак. — Ты ведь об этом печёшься, раз пришёл сюда убивать и силой насаждать свою веру, и даже казнить за неё людей.

Не успел тот ответить, как из толпы гольдов выдвинулся Покто. Он теперь везде следовал за Василием Ивановичем, во всех его делах. И считал его своим самым лучшим другом на Земле, помогая ему и в охоте и в рыбалке. Но и другим казакам Покто тоже много помогал.

Очень добр был Покто, как и многие из гольдов, но и тут были свои шероховатости.

Раньше сородичи не очень-то уважали Покто, за его непредсказуемый характер. И это была его настоящая беда. Он мог и с торговцем поспорить, и своих гольдов подбить не повиноваться обманщику. Невыносимым характером и отличался он от своих сородичей.

Шаман так и говорил всем охотникам, что Покто смутьян, сам плохо живёт и других охотников подбивает к неповиновению. Нехороший он человек! Даже мнение самого шамана, Покто может запросто оспорить. Среди гольдов таких наглецов, ещё не было — болтун он, а не охотник!

— Я скажу за всех гольдов, — начал свою речь Покто. И потеребил своё безусое лицо. — Ты нехороший человек Баха. Всем гольдам ты враг, потому что пришёл сюда, на нашу древнюю землю, людей убивать. А гольды народ мирный, он и муху зря не обидит. Отец Никодим, тот правильный поп. Его наши гольды за русского царя принимают. Но он отрицает это, и говорит что он обычный человек. А мог бы извлекать из этого выгоду.

Он чист душою, как и мы, гольды, хотя мы с ним веры разной.

И ещё он добрый человек, наш отец Никодим, и тебе Баха не чета — ты росомаха!

Такой очень пакостный зверь в нашей тайге есть. Вот ты такой же, как он! Росомаха!

Его даже сами звери не уважают. После росомахи никто мяса есть не будет, как бы оно сладким не было, и хищник им брезгует. И жить рядом с росомахой никто не захочет, и у них душа есть — она всё понимает!

Подумал Покто, пот вытер со лба, от нахлынувшего на него волнения и продолжил.

— Не гляди, что в шкуре зверь ходит! Он совсем, как человек, зверь лесной, уважения к себе требует.

И также мы, гольды, не хотим рядом с тобой жить. Ты для нас росомаха и есть, и твоя вера такая же, не для нас она.

И тут произошло такое, что для монаха было хуже самой страшной смерти.

Покто жестом подозвал к себе отца Никодима и сказал ему, что хочет принять новую русскую веру на глазах у этого злого монаха. Пусть тот сам убедится, что гольды не хотят его видеть, и у них своя дорога, им не по пути идти. С русскими им будет легче жить, они правильной веры — доброй! И никогда не причинят им вреда.

Перекрестился Покто, припал на колени, и с великим торжеством на лице поцеловал крест.

Это его действие, как гром среди ясного неба подействовало на остальных гольдов. Все они разом оказались на коленях, и, не поднимаясь с колен, двинулись к отцу Никодиму, чтобы поцеловать его знаменитый святой крест, и принять новую веру. Это было настоящее столпотворение. Все забыли про своего недобитого врага Баху.

Ошеломлённый отец Никодим не знал, как поступить с ними. Ведь таинство крещения и требует особого подхода. Тут нужно его особое внимание к каждому желающему покреститься. Чтобы тот проникся святым духом, что от креста исходят, и испил до дна всё торжество момента.

И что самое тут неприятное для гольдов, так это то, что им придётся окунаться в Амурскую воду. А для гольдов это хуже самой смерти будет, ведь там, по их поверьям, злой дух живёт. И чуть что, с радостью прихватит тот с собой в омут и несчастного гольда. С Амуром шутки плохи!

Но и тут не обошлось без смеха. Василий Иванович серьёзно предложил отцу Никодиму.

— Батюшка наш! А бочка под соленья не велика ли для этого дела будет? Может в самый раз для гольдов и подойдёт, они мелкий народ! Пусть там и купаются.

Но тут же Бодров вразумел, что обидел гольдов, назвав их мелким народом, так можно и отпугнуть охотников креститься, и поправился. — Мелкий народ, но очень сильный! — и эта поправка как никогда пришлась кстати, потому что гольды, как дети обидчивы. И продолжил:

— Один Покто чего стоит, тот медведей без счёта завалил. Силён парень!

Со смехом тащат казаки огромнейшую бочку из под капусты на берег Амура, что сняли с одного плота, чтобы там, в этой огромнейшей ёмкости, крестить гольдов. А недовольная казачка уже верещит на весь Амур:

— Ратуйте люди добрые! Кадушку крадут, окаянные нехристи!

И давай казаков в воду, что снопы, с плота метать. Пока сама эта дерзкая казачка с одним из казаков не бултыхнулась в воду. Но тут уже её дикий и испуганный вопль вместо жалости вызвал ещё больше смеху.

— Спасите, люди добрые! Тону! Тону!

Пока её вытаскивали из воды, то ещё всё было ничего. Тетка, как огромная белуга покорно шла к берегу. Но когда она поднялась во весь свой немалый рост, с прилипшей к телу расстёгнутой одеждой и так предстала на обозрение пред всем добрым людом, то сама не на шутку испугалась:

— Позор, то какой! Нагая я! Да ещё перед всем честным народом стою!

Её арбузные груди, со всем своим богатырским трепетом, гулко зашлёпали спасающих её казаков, куда попадя. И таким образом, с трудом, она сумела повернуться к ним своей мощной спиной к сразу же оторопевшим спасателям, и невольным обалдевшим от такого зрелища, столпившимся на берегу казакам. Но получилось ещё смешнее, чем она могла бы предположить.

Эта буйная тётя спасла свою ослепительную богатырскую грудь от позора — от сглазу людского! Но взамен представив им на всеобщее народное обозрение ещё более завидный, необъятный свой зад.

— О-о-х! — невольно выдохнула толпа зевак. Некоторые зрители и глаза закатили.

Этот предмет восхищения, без единого выстрела сразил всех наповал. Похватали подруги казачки в руки свои одеяла и бросились прикрывать свою товарку, от позора.

Суета кругом, и от этого ещё смешнее стало! Веселится народ и советы подаёт:

— А всё жадность помешала, теперь ни бочки, ни стыда нет! Так тебе и надо Лукерья!

Другие казаки вторят им:

— С такой мортирой и города брать можно без всякого выстрела. Только показать стоит.

— А если жахнет такая орудия? — и тут же говоривший, чуть не падает от смеха, договорить застрявшую в горле фразу не может. Представил он, как всё это выглядеть будет. И другие казаки тоже всё это образно представили. А некоторые и на песок повалились от смеха:

— Огонь! Пли!

Все насмеялись вволю, и монах Баха тоже. Впервые его душа вырвалась на простор из клетки, где её с самого младенчества держали в монастыре. И его душе было очень и очень хорошо среди этих простых и добрых людей. И никак ей не хочется снова в опостылевшую клетку, а добра ей хочется, обыкновенного человеческого добра!

Крестятся гольды уже без всякого страха, смело окунаются в бочку с головой.

— За нашу новую веру и царя нашего Батюшку!

— Аминь! — и снова в бочку с головой ныряют.

Окружила вся семья своего Василия Ивановича. Не до Бахи им стало. Подошёл к Никодиму и побеждённый монах Баха.

— Крести и меня отец! Не хочу я больше людей убивать и от своей веры отрекаюсь. Всю жизнь свою пересмотрел я и только сейчас свет увидел. Нет мне дороги назад, и хочу я этот свет радости людям нести. Спасать их, а не губить, как делал я это раньше.

Не знает что делать Никодим, ведь перед ним сейчас его смертный враг. И не только его. Но грех отказать в помощи блуждающему во тьме путнику. И тяжкий грех оттолкнуть его, ведь он к свету стремится.

— Крестится раб Божий Баха! — и окунает его в бочку с водой. — Во имя Отца Господа Бога, сына его Иисуса Христа и Святого Духа! Аминь!

Хотел монах свой клинок в воды Амура выкинуть, но остановил его Никодим — не торопись. Мы воины Христовы, и оружие для нас свято, как и имя Господнее. Потому-то оно и висит у нас рядом с иконами. Этого почёта заслужить надо, порою и всей казачьей жизни всё это стоило.