Да, вляпались бы казаки в их авантюру, ведь солдат там чуть не в десять раз больше было.
Но спасла всех мудрость походного атамана, его звериная осторожность.
И замолчал в тяжёлом раздумье Григорий Лукич. Их геройский дедушка, такой славный рассказчик.
И внуки теребят рукав дедушкиной рубашки:
— А дальше, что было? Так интересно всё!
Здесь и положили бы они свои буйные головы, под первым маньчжурским городом, как говорится у нас, не за понюшку табака.
И отступать казакам нельзя было, перед войсковым атаманом им ответ надо держать. И за любой промах там по голове не погладят — это точно!
Так что дороги у наших казаков назад не было. Только вперёд! Решили они разделиться на три части: две будут пешими сражаться, а третья конная ударит по городу, когда разведчики все вражьи посты уничтожат. И, самое главное, обезвредят орудия и подберутся к их штабу. Орудийный выстрел и будет главным сигналом конным казакам. Раньше стрельбы не должно быть, часовых и спящих солдат хоть руками душите, но без стрельбы. Тогда и ударим уже, перед рассветом, все вместе по остальным солдатам, а их ещё предостаточно будет в городе.
— Город надо брать любой ценой — закончил совещание атаман.
Шохирев и Фролов, по ходу операции делите своих разведчиков в самостоятельные группы по три-четыре человека. И как можно больше охватить район проникновения разведчиков. У штаба все они должны собраться, в одну группу. Иначе всем нам смерть!
Глубокой ночью казаки Шохирева и Фролова с двух сторон проникли в действующие траншеи врагов. С надрывом прокричала выпь свою ночную тираду на чёрном пиршестве, в своём необозримом болоте. И сигнал к действию прозвучал.
Змеями заструились казаки по траншеям, проникая в каждую щелочку или тайное убежище солдат. И по-змеиному безжалостно жалили спящих маньчжуров своими острыми ножами.
Но это война и не казаки ее начали, а проигрывать и отступать перед врагом они не умели. Это был барьер, через который надо было переступить. И действовать дальше без размышлений, как в привычной и повседневной крестьянской работе, где всё отработано веками, каждое движение. Так же и на войне казаку.
И Василий Шохирев пустил баклажечку с водкой по кругу, каждому казаку по глотку, иначе мозги не выдержат такого титанического напряжения.
Глотнуть свежего воздуха, и снова вперёд!
Жуткая была ночь! Порой волосы на голове становились дыбом от могильной тишины, и, казалось бы, стонущей земли. Но всё было не по живому тихо! Страшно всё!
По семь потов сошло с казаков, что оставались в засаде. Во сто раз лучше было бы самим идти впереди, чем ожидать товарищей. Это настоящая пытка!
Наконец, грохнул пушечный выстрел. И уже вместе с тяжелым рассветом конные казаки со стрельбой, улюлюканьем и свистом во главе с Бодровым мчались по городу. Почти одновременно запылали дома на окраине города и глухо рванули склады с боезапасом. Затем запылал и центр города.
— Молодец Шохирев! Вовремя подсуетился, и с пушками успел покончить.
И со складами, порядок навел. И солдат охраны ликвидировал. Молодец!
Шохиреву брать штаб, а всем остальным, конными, прочёсывать город, по всем направлениям, вдоль и поперёк. Чтобы и мышь из города не выскользнула. И огня живого побольше, он теперь наш союзник. Зажечь солдатские казармы. Пусть огонь, как и мы, порезвится на просторе. Но мирных жителей не трогать, им, как и нам, война не нужна.
И тут, в одном из окон в отблесках беснующегося и набирающего силу пожара, Бодров всё же различил знакомого ему и ненавистного Фу То До.
Самого выстрела он не слышал, но папаха слетела с его буйной и седеющей головы. Всего на один вершок ниже взял бы его крестник, и дырка была бы не в папахе, а в голове казака.
— Икать Фу То До! — распорядился атаман. — Теперь время пришло и с ним рассчитаться.
Но как не искали казаки злого и хитрого вражину, но так и не обнаружили его. Где-то он затаился, и найти его в трущобах всякого рода строений было бы просто глупо.
Ничего, ещё попадётся изверг, и для него острая сабля найдётся. Со всего вражеского гарнизона спаслось с десяток солдат не более.
Ужас перед русскими казаками не один десяток лет будет витать над этой землёй. Такого варварского побоища маньчжуры не знали со времён легендарного и беспощадного Чингиз Хана, которого они, кстати, очень и очень уважали.
— Большой полководец!
И они не удивились бы, если бы он объявился сейчас живым, и предстал перед их глазами, даже в образе Луки Васильевича. Сейчас всё сопутствовало этому, и они бы поверили его новому пришествию.
И полетела молва до самого Пекина, обрастая по дороге ужасными подробностями.
Казаки страшный народ. Шапки на них — вот такие лохматые! Сабли у них — вот такие острые!
А вместо коней у них наши могучие драконы запряжены, и дым у них из ноздрей валит.
И по воздуху казаки на драконах летают! Особенно обожают утренние прогулки, на рассвете!
И пьют они вместе с драконами, подёрнутую лёгкой дымкой, живую кровь наших солдат и напиться не могут, всё им мало!
В Пекине тоже задумались: наверно зря мы развязали эту шумную авантюру с гегемонией белой расы в стране. И избавлениями её от этой настоящей и разрастающейся эпидемии, вроде, как от чумы.
Лучше бы было русских с их бешеными казаками не трогать, а потрошить потихоньку англичан, французов и прочую белую сволочь. Так бы потихоньку и дорезали их, как собак.
А сейчас головная боль с этими воинственными потомками Чингиз Хана, только их в Поднебесной и не хватало. Что с ними делать: дикари они! Вот где настоящая головная боль.
Чингиз Хан Бодров
Не стал Лука Васильевич задерживаться в захваченном городе, чтобы избежать ненужных казачьих смертей.
Был он знаком с коварством маньчжуров не понаслышке. Беспощадный народ: и зарезать могут, и потравить могут! И отвёл он свою сотню на отдых в небольшой лесок, в нескольких километрах от города. Так надёжней будет! Люди падали с ног там, где стояли, прямо на траву. Сейчас казаки мало были похожи на людей: грязные от крови демоны, со спёкшимися от не высказанного стона губами. С полузакрытыми и дрожащими от нервного перенапряжения глазами. Им срочно был нужен отдых.
Однако часовых расставили по всему периметру леса. Иначе все казаки могли запросто неминучей смерти удостоиться. И Бодров отдавал последние указания командирам.
— Через час менять часовых, больше измотанные люди не выдержат, это предел!
Только через два часа могут отдохнуть командиры. Всего на отдых отводится шесть часов. Всех часовых оповестить заранее.
Пленный штабной полковник не долго молчал и почти сразу же заговорил. Рук ему так и не развязали и это очень пугало его.
Он видел, что казаки очень измотаны сейчас. Этим походом и войной и всей кровавой бойне при захвате города, и их нервы крайне перенапряжены. И злить их очень опасно. Не захочется им возиться с ним, и его зарежут так же, как вырезали весь его гарнизон. Одно неверное слово или движение могут стоить ему жизни, а этого не должно случиться. Дома у него осталась большая семья, и все домочадцы ждут его скорого возвращения домой с грандиозной победой. Но об этом срочно надо забыть, иначе не выжить в этом плену.
И вот что узнали казаки от пленного офицера, тут было над чем призадуматься.
По всем оперативным данным врага, всё побережье Амура запылало от огня. Стычки с казаками местами перерастали в крупные боевые действия. И всё больше захватывающие обе стороны. И так до самого Благовещенска.
Не ожидали маньчжуры, что казаки так неистово будут биться за каждый клочок своей земли, за каждого казнённого товарища. Что смогут они так оперативно передвигаться по всему фронту. Действуя самостоятельно, малыми отрядами и всегда очень дерзко. И никак не завися от общего руководства своего штаба. Они привыкли к войнам, и чувствовали себя в этих условиях, что рыбка в воде. Их подростки и женщины несли охрану своих территориальных границ, занимались выявлением диверсантов, арестовывали их и уничтожали.
