- Что-то слабовато. Раньше ты куда сильней бил. Что, мало кашки сегодня в столовой съел? – у меня на губах была усмешка, но при этом я невинно хлопал ресницами.

Паша взревел. Да, именно. Он взревел и впечатал меня в стену, прижимаясь своим телом к моему. Я вновь оказался в подвешенном состоянии. Что же у него за привычка такая - постоянно меня от пола отрывать? В космонавты, что ли, готовит...

- Даю секунду, чтобы ты извинился, и тогда я постараюсь оставить тебя в живых, - прошипел Паша.

Мои глаза забегали по его лицу. Прямоугольная форма, короткие черные волосы, высокий лоб, густые брови, вроде самый обычный нос, тонкие, как две полоски, губы, каменный подбородок, с левой стороны имеющий почти незаметный бледный шрамик. Роста в Паше было метр восемьдесят с копейками. Широкие плечи. И веса-то, наверное, под девяносто килограмм, причем, все мышечная масса. Я бы сказал, что он, как и я, тоже не особо симпатичен. Но некоторые девчонки от него тащатся.

И вот тут я все-таки совершил самую большую глупость в своей жизни. Подавшись вперед, насколько это было возможно, я обхватил шею парня руками, а ногами обнял за талию и признался:

- Я люблю тебя! Я не знаю, что сделал тебе и почему ты так меня ненавидишь, но я все равно люблю тебя! Я уже не в силах скрывать свои чувства! О, Паша, мой милый! – воскликнул я чуть ли не на весь туалет и прижался своими губами к губам парня. Проведя по ним языком и, не встретив никакого сопротивления, я раздвинул их и проскользнул внутрь.

- Блядь, что за хуйня?! – голос Дениса, в котором была злость, недоумение, брезгливость, моментально отрезвил меня. Да и Пашу, который находился в самом настоящем шоке. Он отскочил от меня чуть ли не на два метра, а я, не обращая на него никакого внимания, устремился на выход, оттолкнув в сторону Дениса, что стоял на моем пути.

Вот уж точно, блядь, что за хуйня?! Какого я это сделал? Меня же теперь повесят... Нет, расчленят. Причем сделают так, чтобы я обязательно был в сознании. А, может, чего похуже придумают. Да, я хотел дать отпор этим недоумкам, но поцелуй с Пашей в мой план никак не входил!

Я с такой силой открыл дверь, что она с грохотом ударилась о стену и отлетела назад, чуть не шибанув меня по носу. Роман Васильевич, что сидел за своим столом и проверял какие-то тетради, подпрыгнул на месте и уставился на меня.

- Леванов, ты что творишь? – строго спросил мужчина.

- Я его поцеловал! – заорал я на весь кабинет и поспешил закрыть за собой дверь, прижавшись к ней спиной, словно хотел удержать ее, если бы за мной гнались. Сердце в груди бешено билось, и успокаиваться не собиралось.

- Кого? – нахмурился классрук.

- Пашу! – я произнес это с такой интонацией, будто это был совершенно очевидный факт. В следующее мгновенье я уже наворачивал круги по маленькому кабинету Романа Васильевича, ероша свои волосы, и без остановки твердил. – Боже, боже, что же делать... Он меня убьет... Точно убьет... Я труп... Боже, боже, что же я натворил...

Взгляд зацепился за единственное окно в кабинете. Подлетев к нему, я открыл раму и свесился вниз уже наполовину, когда меня дернули за ворот майки назад.

- Ты что творишь?! – закричал мужчина.

- Разве не видно? Хочу выпрыгнуть из окна!

- С ума сошел?

- Вы что, меня не слышали? – поразился я. – Я же сказал, что поцеловал Пашу! Ясное дело, что сошел! Боже, боже...

- Да успокойся!

Щеку обожгло резкой болью от пощечины. Я шмыгнул носом и взглянул на учителя.

- А можете еще раз? Только чем-нибудь тяжелым? Вон! Оно подойдет! - я указал на с виду неподъемное пресс-папье.

- Успокойся, я сказал! - грозно воскликнул Роман Васильевич. – Подумаешь, поцеловал!

Я застонал, как от зубной боли, и присел на корточки, обхватив голову руками.

- Я ему в любви признался... - прошептал я.

- Что?

- Я ему в любви признался! – уже громко повторил я.

- Ты его любишь?!

Я вскинул глаза на мужчину.

- Я по-Вашему что, мазохист? Конечно, я его не люблю! Я его вообще в гробу и белых тапочках видал! О, Боже, - застонал я по-новому, - Что ж я сделал-то... Он меня покалечит... Изуродует... Сделает инвалидом...

Я резко поднялся на ноги и опять направился к окну, но Роман Васильевич ловко поймал меня за шкирку и отпускать не собирался.

- Да погоди ты. С чего вдруг ты ему в любви признался, да еще и поцеловал?

- Я дебил!

- Отрицать не буду, - кивнул мужчина. – А если подробней?

Я вздохнул и, поникнув плечами, сознался.

- Вы были правы. Если я продолжу терпеть все унижения, то они могут продолжиться и в будущем, а я этого не хочу, поэтому я решил дать отпор... Я хотел вечером все обдумать, составить план... Но тут Паша... И я вспомнил, как девчонки им восхищаются, вот и... Боже, он меня убьет!

- Вот заладил! – цыкнул Роман Васильевич, но, несмотря на это, я видел, что он был доволен и, может, даже счастлив. – Ты поступил просто отлично!

- Чего? – я открыл рот и посмотрел на классного руководителя. Он что, заразился от меня и тоже с ума сошел? Что тут отличного?

- Сам посуди, когда мы чего-то боимся, когда нас что-то бесит, раздражает, надоедает, мы стараемся держаться от этого подальше, так? – я кивнул, подтверждая слова мужчины. – Ну, так вызови одну из этих эмоций у Паши! Хотя ты его и так бесишь... - задумчиво пробормотал учитель. – Но ты должен начать его бесить по-другому.

- Как? Что-то я Вас совсем не понимаю.

Роман Васильевич закатил глаза.

- Раньше Паша тебя преследовал, а теперь ты его начни преследовать!

- Эй-эй! – я завозился на месте, пытаясь вырваться из рук мужчины. – Я ведь уже сказал, что не мазохист!

- Я тебя и не заставляю им становиться. Но раз ты сказал, что любишь его, то сыграй эту роль до конца. Начни бегать за ним с признаниями, вешайся на шею, лезь с поцелуями, приглашай куда-нибудь погулять...

- Получай за все люлей, - закончил я.

- Ну, это тоже, - не стал отрицать мужчина. Он, наконец-то, отпустил мой ворот и похромал до своего места.