— Не дам. Вы сами лжете, — резко возразила Зоя Александровна, в запальчивости переходя на «вы».

— Это не доказательство.

Наступило молчание. Потом женский голос прозвучал ласково:

— Ведь это неправда, Кирилл. Вспомни хорошо. Ведь уже после гибели Алексея ты у меня не один раз просил выпить. И я не отказывала. Даже сама предлагала. Зачем же ты меня обижаешь. Я знаю — тебе трудно. А разве мне легко?

— Виноват, Зоенька, я неправ. Прости, родная.

— Кажется, у супругов наступило примирение, — решил Штанько и сильно постучал в дверь.

— Можно на минуточку к Зое Александровне? — осведомился он у веселого, против обыкновения, механика. Когда Зоя Александровна вышла из спальни, главстаршина вполголоса попросил:

— Вы не сможете меня проконсультировать по органической химии? Без Алексея плохо получается… Вы извините меня…

— Пожалуйста, — с готовностью ответила молодая женщина. — Только у меня не прибрано…

— Так у нас удобнее. Вы не возражаете? — повернулся Штанько к Федосову. Тот что-то буркнул и показал главстаршине сутулую спину.

Штанько шел немного позади Зои Александровны. Из головы не выходил разговор учительницы с мужем. «Странная это история. Как же это она, учительница, сознательно спаивала Федосова. Зачем? Ведь он — золотой мастер. Ему бы только и избавиться от своей болезни после женитьбы». Главстаршина с неприязнью смотрел в спину молодой женщины. Что-то звериное, крадущееся почудилось ему в легкой походке женщины. «А тут еще инструктаж следователя. Он же опытный человек и, наверное, уже кое-что знает о ней. Посмотрим», — решил он, предупредительно отворяя перед женщиной дверь в свою каютку.

Через пять минут после этого из дверей кубрика вышел матрос Григорьев с сияющей физиономией. В руках сигнальщика был сверток. Он спустился по лестнице к маяку и крикнул:

— Смотрите за кривой березой!

На сигнальной вышке стояли Черных и Пермитин. Другие матросы, разобрав все имеющиеся на посту бинокли, расположились укрыто, ожидая, что выйдет из затеи Григорьева. Матрос зашел за домик, в котором проживали Федосовы, снял форму, одел белую форменку, завернул внутрь воротник и, засучив рукава, обмотал вокруг бедер простыню наподобие женской юбки. Подошел к пустой бельевой веревке Зои Александровны. Молодая жена маячного механика никогда не разрешала другим женщинам вешать белье на своей веревке. Не обращая на это внимания, Григорьев спокойно развесил простыню и темные вещи в том порядке, как он их запомнил в прошлый раз, когда увидел неизвестного матроса у кривой березы.

Пермитин навел стереотрубу на корявую березу.

Текли томительные минуты. Ничего… Черных насмешливо покосился на успевшего переодеться Григорьева. Кое-откуда раздались недвусмысленные остроты по адресу сигнальщика и его затеи. «Ох, не миновать мне подначек», — решил сигнальщик. Опять ожидание. Прошло несколько минут. Но вот кто-то не выдержал:

— Есть!

Из-за ствола березы появился человек в темной одежде, постоял, сделал несколько шагов вправо, вернулся на прежнее место и пропал.

Как раз в это время Зоя Александровна в сопровождении Штанько вышла из кубрика, глянула на площадку и обомлела.

— Кто это сделал? Я ведь никому не разрешаю… Это моя веревка. Это неприлично. Какое своеволие! — раздраженно крикнула молодая женщина и бросилась вниз, к трапу. Дорогу ей загородил Черных.

— Успокойтесь. Ничего не случилось. Просто мы вашим способом вызывали знакомого вам матроса.

Женщина рванулась, но главстаршина сильными руками удержал ее сзади.

— Спасибо за науку. Не подготовились? Не ожидали? Побудьте здесь, — насмешливо сказал он. — Придется извиниться за вынужденную неучтивость, пока я доложу начальнику и получу ответ.

В эту же ночь, получив по радио разрешение Горина на арест Зои Александровны, осведомленный о ее задержании моряками поста Трофимов, высадившись на берег, произвел обыск в квартире озадаченного и ничего не понимающего маячного механика. В бретельке аккуратной ажурной комбинации молодой женщины он нащупал маленький продолговатый предмет. Осторожно разрезав бретельку вдоль, следователь извлек крошечную желатиновую ампулу.

Женщина и ее муж были доставлены на борт СКР «Шквал».

Итак, майор Трофимов убыл из Северогорска, и основную тяжесть работы по расследованию весьма запутанного дела об убийстве профессора Левмана принял на себя полковник Горин.

Старый следственный работник, он знал: преступник очень редко бывает правдив до конца. При повторном обыске в доме Лисовского под доской подоконника в аккуратном потайном хранилище была найдена коробка с ампулами. В гнездах не хватало трех ампул. Анализом содержимого было установлено: в ампулах сильнодействующий яд. Наблюдение картины отравления этим ядом, проведенное на подопытных животных, показало: животные умирали так же, как, судя по показаниям свидетелей, погибал старший матрос Перевозчиков. В криминалистической лаборатории специалисты вели исследование химического состава вещества.

Все эти данные замыкали невидимую цепь между Лисовским, Пряхиным и неизвестным преступником на Скалистом мысу. Если и не замыкали, то во всяком случае давали основание предположить присутствие такой связи.

Великое множество различных авторитетов в области криминалистики в течение долгого времени с усердием, достойным лучшего применения, доказывали, что успех расследования сложных дел есть, главным образом, результат подсознательного «шестого» чувства следователя, его особых способностей. К сожалению, большинство этих авторитетов никогда не вели сами дел и не знали, что успех дела — это результат тяжелого, подчас изнурительного труда, это — работа, часто черная и грязная. Такая, о которой говорят, что в ней пять процентов гения и девяносто пять — потения. Это — борьба, в которой ты со всей силой своего долга разоблачаешь врага, а он сопротивляется со всей силой отчаяния. Отчаяние — страшная сила. Умный враг сопротивляется до определенного времени. Убедившись в провале, он сдается, сознается кое в чем, пытаясь спрятать часть вины, наиболее тяжкую. Неумный — отрицает все и вся вопреки фактам.

Внимательно вчитываясь в показания матроса Левко, сопровождавшего труп погибшего товарища в Северогорск, Горин обратил внимание на некоторую неполноту его показаний — результат неопытности Феоктистова при записи допроса.

Левко находился еще в команде подразделения, ожидая оказии на пост. Матрос оказался памятливым. Он показал: когда Зоя Александровна остановилась, чтобы привести в порядок обувь, он оглянулся и увидел, как она передала Алексею Перевозчикову свою сумку и затем крикнула ему: «Догоняйте!» Позже, когда Зоя Александровна упала в обморок, он видел пятно от пролитой воды на земле над обрывом, хотя не мог припомнить, что поблизости находилась какая-нибудь посудина. Матрос сообщил также, что за вечер до этого он слышал, как Штанько делал Перевозчикову выговор, после чего радист вышел от главстаршины расстроенным.

— Наверное, старшина был очень сердит на Перевозчикова, потому что на прогулку не назначил его старшим, — предположил матрос.

— Почему вы думаете, что он должен был назначить Перевозчикова старшим?

— Когда главстаршина болел, он оставлял за себя Перевозчикова. Кроме того, радист хорошо знал окрестности поста, так как иногда в одиночку ходил по берегу, а два раза возвращался с Зоей Александровной. Я сам не видел, но ребята его еще подначивали…

Это оказалось очень ценным. Горин запросил Штанько, и начальник поста доложил о причине разговора с Перевозчиковым.

Казалось, были достаточные основания для ареста Зои Александровны, но Горин не спешил. Предъявлять обвинение и арестовывать можно по нашему закону только при наличии бесспорных, уличающих преступника доказательств. А их пока не было в распоряжении полковника.

Ведь никто не знал, что Перевозчиков не был искренним до конца. К тому же еще не было ответа на запрос в центр о личности Зои Александровны Галузовой, ныне Федосовой…