Капитан 3 ранга Прокопенко стоял на крыле мостика, задумчиво глядя на крутые, причудливых очертаний скалы, теснящиеся вокруг узкой бухты севернее Скалистого мыса. Корабль ощутимо покачивало, и когда очередной вал, пройдя под килем корабля, катился на скалы, командир видел сквозь тающее кружево пены у борта мерцающие сквозь удивительно прозрачную зеленоватую воду обломки скал на дне бухты и густые космы водорослей, неторопливо колышущиеся в глубине. От этого постепенно начинала кружиться голова.

Наступал вечер. Чудесный вечер приморского лета. Командир поднял глаза на склон хребта. Заходящее солнце, застряв на острых зубьях вершин, освещало склон розоватым мерцающим светом. Где-то там, в этих малоисследованных пока горах, скрывается некто, которого они должны обезвредить. Ради этого, ставшего таким близким, уголка Родины.

Служба. В ней и проходит жизнь. И некому рассказать о многих тысячах исплаванных за эти годы миль, о прекрасных людях своего корабля, о годах борьбы за безопасность родных берегов…

Прокопенко был холост. Как-то проглядел командир время, когда его сокурсники обзаводились семьями. Своя семья не получилась. Слишком робок и нерешителен был курсант Григорий Прокопенко с женщинами. И маленькая девушка, бухгалтер одного из флотских учреждений Владивостока, ускользнула от него, по-своему сбалансировав свое мелкое домашнее счастье. Остались только воспоминания о недоуменных, а потом растерянных взглядах Тони, когда при встрече с ней его решительно оттесняли более расторопные и бойкие товарищи. За такими не поспеешь.

Однажды у остановки автобуса около училища, на тенистом повороте опрятного шоссе на окраине Владивостока, он увидел Тоню рядом с насмешливым умницей, своим товарищем Толей Янкевичем. Увидев Григория, девушка растерялась, губы ее на миг дрогнули. Командир живо вспомнил, как по лицу девушки пробежала тень — то ли от густой листвы придорожного дуба, то ли от облачка в летнем небе. Затем она прямо и презрительно посмотрела сквозь него. Да, она смотрела именно сквозь него. Много позже понял командир, что так смотрят, если хотят забыть человека. Сейчас же и навсегда.

— Мы на автобус сядем или пойдем пешком, Тоня?

— Пойдем лучше пешком. Такая прекрасная погода…

Прощальным колокольчиком прозвенели последние слова девушки: «Времени у нас еще много…» — Он оглянулся. Девушка и товарищ скрылись за поворотом шоссе.

«И у меня теперь времени много, — подумал командир. — Какими мы бываем глупцами…»

— Так что, Григорий Филиппович, — увел его от тяжелых воспоминаний голос неслышно подошедшего сзади Трофимова. — Долго мы здесь простоим? Когда можно ожидать катер?

— Думаю, к ночи подойдет. А какое это имеет значение?

— Меня беспокоит муж Зои Александровны, — вполголоса, неприметно оглянувшись, ответил Трофимов. — Уже истекают сутки его задержания. Закон не позволяет держать его дольше без санкции прокурора. А улик против него никаких.

— Сложно все это у вас, следователей, — заметил Прокопенко. — Отвлекитесь хоть на минуту, майор. Слышал я — сухари вы все. Посмотрите вы лучше на эту красоту, — по-хозяйски обвел он глазами берег моря. — Слушайте… — Голос Прокопенко зазвучал певуче и торжественно.

— Будто оду читает, — тепло улыбнулся про себя Трофимов. А командир, не глядя на следователя, продолжал:

— Смотрите, товарищ майор. Созидая наше Приморье, природа не поскупилась щедрой рукой рассыпать здесь дары своей фантазии. Словно знала, что люди, которые придут сюда через века, поймут и оценят неповторимую эту красоту. Вот я всю жизнь прожил на Востоке. Из сорока лет — десять здесь. Много видел людей. Обычно, прибывая сюда, люди начинают сетовать на отдаленность, отсутствие привычных удобств. Их тяготит требующая лишений жизнь. Уезжая, многие клялись больше не приезжать сюда, подогревали себя воспоминаниями о прелестях юга и удобствах центра. Я много раз и сам возил таких. Чем дальше уходили в туман крутые берега нашего края, тем все больше и больше их одолевало сомнение. Честное слово, не вру! Потом многие возвращались. Хорошо здесь…

— А разве ваша жизнь менее сложна, чем наша? — вернулся Трофимов к прежней теме.

Прокопенко весело посмотрел на старшего следователя. Майор нравился ему: неторопливый, малоразговорчивый и спокойный. Вот он уже несколько дней на корабле, а будто и нет его вовсе.

— Незаметный вы человек, Виктор Леонидович. Как это вы ухитряетесь оказываться не на виду здесь, на корабле, где и спрятаться негде?

— Служба такая. Грош цена следователю, который во время работы торчит на глазах у окружающих.

— Только ли это имеет значение? — усомнился Прокопенко.

— Вы правы, командир. Здесь очень красиво. — Уклонился следователь от ответа. — Есть что посмотреть. Ради этого не жаль приехать сюда.

— И побыстрее уехать? — поддел его Прокопенко.

— Да, конечно. Знаете, Григорий Филиппович, у меня ведь неоконченная работа в Москве. Что-то я долго мучаю эту диссертацию.

Прокопенко подозрительно покосился на следователя. Уж не проболтался ли Трофимову кто-нибудь из молодежи? У командира давным-давно лежала в сейфе большая статья, и он все еще не решался отправить ее в издательство.

— Так и дописывайте свою диссертацию здесь.

— Ну, это не получится. Ни литературы, ни консультаций.

— Литературу, даже самую редкую, вполне можно через коллектор достать во Владивостоке…

— А вы почем знаете? — смеясь взял его за локоть майор. — Вот и поймались! Ведь сами говорили: все, что нужно для вождения корабля и для боя, у меня есть на корабле. И художественная литература тоже. Откуда же ваши сведения о коллекторе, через который достают любую литературу?

Эти двое немолодых мужчин походили друг на друга. Может быть, поэтому так откровенно рассмеялся Прокопенко в ответ на слова Трофимова. Потом лицо командира привычно посерьезнело.

— Сигнальщики, почему не докладываете обстановку?

— Катер слева по носу. Идет курсом 200.

— Вот вам и ваш начальник. Ого! — посмотрел командир на часы. — А я-то считал вас неразговорчивым. Незаметно проболтали два часа.

— Я тоже не предполагал выжать из вас больше десятка слов, — парировал следователь. — Как же вы сделаете, чтобы «наш» подводник с той стороны линии перемены дат не догадался, что катер идет к нам?

— Это уже продумано. Он тоже видит катер и сейчас наверняка ушел глубже или убрал перископ. А я отправлю за вашим полковником шестерку. Здесь прибой. Посторонних шумов гидроакустики нашего «приятеля» не будут слышать. Откуда же им знать, что мы здесь и катер идет к нам? Катер сдаст нам полковника и пойдет на юг, чтобы окончательно успокоить этого чужого.

Горин внимательно прочитал протокол допроса Федосова. «А молодец Трофимов, — отметил он про себя. — Правильно воспринял критику. Допрос проведен объективно и полно».

— Как много еще у нас неосторожных людей, — с досадой сказал полковник. — Ну, скажите на милость, Виктор Леонидович, как мог уже пожилой, много переживший и достаточно грамотный человек очертя голову связать свою судьбу с другим, о котором почти ничего не знает? Сделали бы вы так?

Трофимов коротко взглянул на своего начальника.

— Уж коли говорить, товарищ полковник, то разрешите без стеснения. Я отвечу вашими же словами: «Люди все разные и поступают по-разному». И еще один ваш совет приведу: «Если ты исследуешь деятельность человека, ты должен на время посмотреть на его действия с его собственных позиций. Иначе ты никогда не поймешь, что двигало им в тот или другой момент». И вот вам мой ответ. А что должен был делать человек, предпринявший попытку спасти себя как человека, от себя — алкоголика? Ведь женитьбой он рассчитывал спасти себя.

— Это может только в какой-то мере помочь понять человека, но не оправдать его. Мы не можем его привлечь к ответственности. Ведь он ничего не знал. Но с каким удовольствием я сделал бы это…