— Что ж, — Щёткин ещё раз глянул на «пушки» — врежем нашими «Русланами» по врагу?

— С восторгом.

Мужчины пошагали к небольшому строению, где ждал своего часа пульт управления.

Рушан напряжённо смотрел на моделирующую панель. Спутниковый сканер передавал чёткую голограмму — ветка нагуаля, поросшая мхом Мёртвых Пространств, тонкие усики новых побегов иных реальностей. Подкрашенные для контрастности кроваво-красным, выглядели они пугающе. Торсионные поля на реконструкции решили обозначить синим цветом. После доработки прибора поиск поражённых пространств осуществлялся автоматически.

— Ну, с Богом, — Щёткин сжал спрятанные в карманах комбинезона кулаки.

— Вселись, Господи, в его руки! — повторил услышанную у операционной молитву Рахматов.

— Пли!

Рушан коснулся стартового значка. По алым ветвям медленно поползли индиговые язычки.

— Пошли, — заворожено прошептал главный инженер проекта Рихард Ирге. — Вроде носок натягивает, сволочь! Эх, в космос бы наших «Русланок»! Генеральную уборочку домену.

— Будет тебе и уборочка, — не оглядываясь, буркнул Рахматов. — Сейчас соорудим пылесос вселенских масштабов и…

— Да не сглазьте вы! — прошипел Щёткин. — Чёрт ещё знает, что там будет твориться внутри капсулы!

— Вы сейчас торсионке лево руля дадите, — пригрозил Рахматов. — Кто знает, вдруг эти нагуали разумны и заложенных нами характеристик сред будет недостаточно для поддержания заданного направления полей. Только положительная информация!

— Всё будет отлично, — пробубнил Ирге. — Не зря же нам был послан Несущий!

— Отлично, — подтвердил Рахматов.

— Будет, будет! — закивал напросившийся на эксперимент Лоханкин.

— Сумасшедший дом, — проворчал Аристарх. — Не научный эксперимент, а какое-то коллективное камлание!

Отправленный неделю спустя внутрь капсулы зонд исчез бесследно, растворившись в агрессивной и чуждой реальности Мёртвого Пространства. Неведомый мир иных законов, окружённый торсионными полями, продолжал существовать. Рахматов был подавлен. Радовало одно — рост нагуаля полностью прекратился.

— Уже неплохо, — утешал Рушана Бердин, к которому Рахматов теперь частенько заглядывал, чтобы подпитаться оптимизмом. — Я же говорил, капсула позволяет выиграть время. А время — это шанс!

У доктора дела шли куда лучше — вставали на ноги даже больные, получавшие лишь симптоматическое лечение, призванное не спасать, а только облегчать последние дни. Было чему порадоваться.

— Трудная пациентка Земля, — вздохнул Рахматов. — То ли позитивно мыслить не умеет, то ли…

— Может, и не умеет, — согласился Бердин. — А ещё, знаете ли, бывают пациенты, которые не верят своему врачу.

— Почему?

— По-разному. Иногда по природе своей недоверчивы. Те мало кому верят, себе в том числе. Не верят, что справятся. Тем более, не верят, что кто-то им пытается помочь. А, бывает, разуверился в нас больной. Не везло ему с врачами. Слишком часто сталкивался с их равнодушием и жестокостью. Боюсь, это как раз наш случай. С такими труднее всего.

— Да уж, — Рушан покачал головой — человечество тот ещё врачеватель. Прямо скажем, коновал. Ему довериться сложно после… всего.

— Согласен. — Доктор задумался. — Однако мне не даёт покоя одна ваша фраза.

— Какая?

— Вы раз сказали, что нагуали лишь следствие болезни. Скажем так, метастазы. Но метастазы лечить бесполезно, если не уничтожен основной очаг — опухоль.

Рушан покрутил в руках чашку с кофейной гущей. Чёрная кашица растеклась по дну жирным знаком вопроса.

— К сожалению, опухоль не в нашей власти. ФАГ — вот очаг.

— Фундаментальный Агрессор, — Бердин нахмурился. — Тогда получается, Земля выписана на симптоматическую терапию и её гибель только дело времени? А вы утверждали, что я Несущий.

— Трудно сказать. Вероятно, если бы не вы, нашей планеты уже бы не существовало. Нагуали остановлены, заперты в капсулы. Мы отвоевали ещё немного времени. Как вы там говорили? Время — это шанс?

— М-да… К тому же… Руслана завтра улетает к своим. — Бердин расплылся в улыбке. — Придёте проститься?

— А как же! Универсум по имени Руслана продолжает игру!

— И ещё многие и многие Универсумы! За них, коллега!

— За них!

Бердин с Рахматовым чокнулись бокалами с коньяком, за бутылку которого Рушан отдал кругленькую сумму. В воздухе разлились мягкие волны ароматов. Где-то за пределами Земли кудрявились виноградники, напитывались солнцем спелые сочные гроздья.

Экстренное совещание в кабинете Щёткина не предвещало ничего хорошего. Рахматов с группой как раз собирался лететь на очередной воздвигнутый в считанные дни полигон. Новый нагуаль прострелил Таймыр. На возражение Рушана босс бросил:

— Отложить!

Худшие опасения Рахматова оправдались.

Щёткин хмуро взирал на притихшее собрание.

— Выходит, вариантов нет? — нарушил тишину Лоханкин.

— Для Земли нет, — отрезал Щёткин. — Корабль на Эмерию стартует через три дня. Думаю, более чем достаточно, чтобы собраться. База сворачивается полностью.

— Пакуем чемоданы, — горько пошутил кто-то. — Жаль старушку.

Приглашённый на совещание Бердин заворочался на стуле, прокашлялся.

— Будут ли приняты меры, чтобы за три дня эвакуировать как можно больше людей?

— За три дня? — переспросил Щёткин. — Все места зарезервированы на годы вперёд. Единственно, что мы можем, не придавать огласке полученные нами данные. Чтобы не сеять панику.

— Неужели нет возможности… облететь их что ли! — прогремел Бердин. — Как же так?! Ладно Марс, на нём не было разумных существ, которые могли хоть что-то сделать, чтобы обойти эти проклятые нагуали. Но Земля! Даром она нас кормила миллионы лет?

Пылкости доктора никто не улыбнулся.

— Леонид Сергеевич, — сдерживая негодование, произнёс Щёткин — планета — не флай и не космический корабль. Её невозможно пилотировать. Траектория движения Земли во Вселенной неподвластна человеку. Не знать этого не может даже тот, кто далёк от астрономии. Уничтожить нагуали, проросшие в космическом пространстве, мы также не имеем возможности. С земными-то пока не очень справляемся. Мы можем лишь наблюдать момент гибели планеты и, возможно, передать результаты этих наблюдений через межгалактическую сеть на «челноки». Вероятно, там когда-нибудь найдут метод борьбы с космическими нагуалями. Процесс разрушения планеты будет максимально подробно зафиксирован и подвергнут тщательному анализу. Может быть, выявятся какие-то закономерности при сравнении с Марсом. Это всё, чем мы теперь способны помочь человечеству.

— И… и кто будет передавать с Земли эти самые данные? — растерялся Бердин.

— Доктор, — голос Аристарха стал бесцветным — уж вам-то должно быть известно, бывают ситуации безвыходные. Как там принято говорить в ваших кругах? Кажется, неоперабельно.

— Inoperabilis, — автоматически перевёл на деликатную латынь Леонид Сергеевич.

— Отрицательный результат — это тоже опыт.

— Я остаюсь на Земле, — выпалил Лоханкин и заговорил торопливо, словно боясь, что его доводы выслушать не удосужатся. — У нас есть наработки. В момент столкновения с иной реальностью масса протонов и электронов…

— Остаться могут те, кто ясно осознаёт последствия, — перебил его Щёткин. — Каждый решает за себя.

— Спасибо, — поблагодарил за что-то Лоханкин и, успокоенный, уставился в окно.

— Хорошая мысль, — кивнул Рахматов. — У меня как раз масса работы. Надо понаблюдать, реагируют ли наши капсулированные нагуали на сближение с космическими соратниками. А ну как радуются, лапками машут. Пробьют ещё капсулу.

— Аналогично, — подал голос начальник отдела межгалактической связи Чи Хань. — Работы непочатый край!

— Вот именно, — поддержал Рене Сезан.

— Трогательное единодушие, — криво ухмыльнулся Щёткин. — Что ж, кого-то будем высылать волевым решением. Всегда мечтал побыть деспотом и самодуром.