В кабинет вошла небогато, но со вкусом одетая женщина, та самая, с которой он беседовал накануне. На ней был синтетический парик. Круглое лицо и тени под глазами заставили Рушана поёжиться — снова «местная». Секретарша поставила поднос на большой, заваленный какими-то снимками стол.

— Сахара достать не удалось, — предупредила она вопрос. — Завоз с «челноков» почти прекратился. Транспортники заламывают за полёт на Землю совершенно безумные цены.

— Да, да, — откликнулся Бердин. — Можно понять. Земля то ещё местечко, никогда не знаешь, где вылупится следующий нагуаль.

— Нагуаль может вылупиться не только на Земле, — ввернул Рушан. — За пределами земли их куда больше. Весь наш домен опутан паутиной Мёртвых Пространств.

— А я думаю, что «челночные» торговцы просто пользуются нашим безвыходным положением. Всгда найдутся те, кто за хороший куш готов рискнуть. Но цены будут уж совсем заоблачные, — вздохнула Дашенька, чем порядком умилила Рахматова. Женщины! Каждую секунду планета может рухнуть в тартарары, а у них на уме цены и парички.

— Что ж, сахара нет… Стало быть, будем пить здешний чёрный кофе со здешними экзотическими фруктами, — доктор потёр руки. — Кто бы мог подумать, что Африканский континент будет таким непривлекательным для нагуалей!

— Вероятно, не любят жары, — пошутил Рушан, но поймал на себе хлёсткий взгляд Бердина и замолчал.

Дашенька вышла, но повисшая тишина всё ещё колыхалась в воздухе тяжёлой дымовой завесой.

— Хороший кофе, — смилостивился минуты три спустя Бердин.

— Отличный! — схватился за соломинку Рахматов. — Итак, я напомню, вы — Несущий. Не могу утверждать, что вы непременно спасёте оставшуюся часть землян, но вы единственный, кто может дать им шанс. На Земле сейчас около четырёх миллиардов жителей. Это гораздо больше, чем в вашем центре. И все хотят жить, как и каждый из ваших пациентов. Я — звено, которому Универсум послал дар чувствовать. Вы — звено, способное указать дорогу. Будет следующее. Может быть, макрокосм именно так даёт знать человечеству, что оно не лишнее. Протягивает руку. Только цепь не должна разорваться. Выпади одно звено, цепь распадётся. Снова не будет выполнена воля Универсума. И что? Не ожидает ли нас тогда участь исчезнувших навсегда Конструкторов?

Пока Рушан говорил, Бердин встал и, держа в руке чашку, проследовал к трёхмерному транслятору. Он отхлёбывал кофе и разглядывал кружащиеся в воздухе модели. Когда доводы у Рахматова иссякли, кивнул на изображение.

— Результаты обследования одной из моих пациенток, — сказал он. — Ангиосаркома. Чрезвычайно злокачественная и агрессивная опухоль. Сосудистая. Метастазирует очень быстро. Видите эти отсевы? — Он ткнул в глубокие язвы на жировой ткани мозга. — Это и есть метастазы. Одна из характеристик ангиосаркомы — опухоль распространяется по сосудам с чудовищной скоростью. Поражённые сосуды прорастают в окружающие ткани и разрушают их… Больную зовут Руслана Гольм. У неё есть муж и сын, которых она не видела около года. И вряд ли уже увидит, поскольку пассажирских сообщений между Землёй и «челноками» нет. Нет даже трансляционной связи. Для простых смертных нет. Дорого. А теперь разрешите откланяться. Меня ждёт работа.

Всю дорогу от Центра до базы Рахматов не мог отделаться от мучительного видения — перед мысленным взором вращался поблёскивающий серый ком, испещрённый узловатыми сосудами и устрашающими язвами. Узлы были похожи на крохотные гроздья винограда жёлто-бурого цвета. Ком имел имя — Руслана Гольм. От этого в груди набухала тоскливая тяжесть.

Прежде чем набрать номер Аристарха Щёткина, Рахматов заехал в казино. Посреди опустевшего города сверкал огнями похожий на пряничный замок комплекс. Рушана немного удивляло, что влечёт сюда этих людей со всего континента, и так живущих в постоянном состоянии игроков в русскую рулетку. Однако такого разрывного веселья и таких ставок не приходилось видеть даже на Бахусе — планетке-«челноке», предназначенной специально для азартных игр и маленьких безобразий. Да, хозяевам земного заведения явно было ради чего рисковать.

— Он отказался, — стараясь урезонить заплетающийся от выпитого язык, доложил Рахматов, когда имеющаяся в карманах наличка перекочевала в бездонную мошну держателей притона. Лицо президента ВКБГА не выказало ни удивления, ни досады.

— Свяжитесь со службами правопорядка. Ждём вас в среду.

Монитор погас. Рахматов тяжело вздохнул и направился в сектор, предоставляющий услуги иного толка. Рушан всегда носил с собой старинный семейный талисман — серебряную ящерку с рубиновым глазком. Он надеялся, безделушка придётся по вкусу хохочущим служительницам египетской кошки Бастет — покровительницы сексуальных утех.

Ждать люди с зеркальными лицами не любили. Едва Бердин взял на зажимы Микулича разрез на брюшине, в операционную вошли трое. Сигнал считывающей системы на входе истошно заверещал: «Не пройдена стерилизация кожных покровов!».

— Вон! — зарычал доктор.

К вошедшим бросились операционная сестра и ассистент Бердина. Идущий чуть впереди троицы человек коротким движением отбросил обоих в угол.

— Не сердитесь, доктор, — донеслось из-за зеркальной маски. — Мы никому не причиним вреда, если вы последуете за нами.

— Вы… вы… — Бердин задохнулся от бешенства. — Вы не смеете!

— Мы выполняем приказ, — спокойно ответил «зеркальный». — Вы отказываетесь подчиниться?

— Лариса, срочно Гровса сюда!

Сестра поднялась с пола и, прихрамывая, засеменила к двери.

«Зеркальный» обернулся и выпустил из встроенного в перчатку световода едва заметный парализующий луч. Беглянка упала.

— Ваша охрана вряд ли поможет, — так же спокойно пояснил он.

«Зеркальный» ошибался. Доктор Гровс был коллегой Бердина, маленьким шустрым старичком, большим докой в вопросах абдоминальной онкологии.

Доставленный на корабль ВКБГА доктор играл в молчанку. Рахматов был в отчаянии. Ситуация усугублялась тем, что Рушан не терпел насилия и испытывал сейчас перед своим пленником мучительное чувство вины. Удобная каюта, давно забытые на Земле лакомства и напитки смотрелись нелепо — утешительный леденец для смертника.

— Почему вы смотрите на нас, как на врагов?! — уже который час бился с забетонированным в своём упрямстве эскулапом Рахматов. — Неужели не понимаете, ФАГ — наша общая беда! Мы не озвучиваем это, чтобы не провоцировать всеобщую истерию, но, угодно вам знать, если Земля погибнет, не исключено, что вместе с ней погибнут и «челноки»! Они связаны с гравитационным полем Земли, а, следовательно… Понимаете ли вы, что это значит? Наверняка у вас есть близкие на одной из сопредельных планет. Подумайте хотя бы о них!

— Все мои близкие на Земле, — неожиданно откликнулся Бердин, садясь на кровати, с которой не вставал вот уж двое суток.

— Вы говорите о своих пациентах?

Доктор не ответил. Встал и подошёл к иллюминатору. За толстым, сверхпрочным сплавом, внешне напоминающим стекло, застыла тьма.

— Как странно, кажется, мы зависли на одном месте, — пробормотал он.

— Скорость нашего корабля во много раз превышает скорость света, — пояснил Рахматов и смутился. Именитый доктор не мог не знать этого. Он думал о чём-то своём.

— Удивительно.

— Что вас так удивляет? — Рушан улыбнулся. — Не одну сотню лет люди путешествуют в пределах Солнечной системы, а сейчас и вне её.

— Удивительно, что человек нашёл способ не распадаться на атомы при сверхскоростях, а раковые заболевания до сих пор на Земле лечит препаратами пятисотлетней давности.

— Неужели?

Бердин повернулся к Рушану.

— Да, представьте. Об этом свидетельствует история медицины, где я постоянно натыкаюсь на очень и очень знакомые мне названия препаратов, исследований, инструментария.

— Вероятно, это связано с тем, что ещё тогда были найдены оптимальные варианты лечения, — предположил Рахматов.