— Стойте! — прозвучал из воздуха сильный и властный голос; пространство зыбко качнулось, словно круг по чистой воде, и посреди поля возник могучий мужчина.

Командир мгновенно оценил: новый соперник безоружен, одет странно, в облегающий костюм прежних времён. Здравко метнул клинок в ножны, осадил коня. Рядом спешился на скаку Гарик, припал на одно колено, направляя арбалет в широченную грудь лобастого и крупногубого мужчины.

— Ты кто? Зачем помешал?

Командир давил взглядом чужака, по чьей вине обезьяды ушли от разгрома, и ждал возвращения разведчика. Тот притаился у леса, но враг уже там, так что стоять в пределах досягаемости брошенного камня — опасно. Боец мелькнул в траве, Здравко успокоился, а потому нахмурился сильнее. Прозрачно-серые глаза и улыбка чужака излучали дружелюбие:

— В лесу у гоминоидов ещё две группы, могли броситься скопом, поняв численное преимущество. Они скоро пойдут на морковное поле, лучше убрать полольщиков. Мне бы в селение. С вождём поговорить.

Бойцы переглянулись. Командир велел разведчику взять чужака и ехать рядом.

— Меня зовут Ник. — Гость умело запрыгнул на круп лошади, обхватил бойца за пояс.

Позади трусили остальные, держа под прицелом арбалетов широкую спину, на которой переливалась искорками серебристо-серая ткань. Чужак выглядел сильным и тренированным, да ещё намеревался сразу повидать вождя. Опыт диктовал осторожную тактику — регрессоры продолжали покушения на Дана.

Здравко осматривал окрестности, примечал изменения, чтобы доложить по инструкции, полно. Полезность следования уставу доказана давно. Вождь — мастак добиваться послушания. И ведь прав почти всегда оказывался, начиная с той драки на яхте. В общине его просьба или поручение уважается наравне с приказом, а сам приказ — как Господне повеление.

Дан приучил, что спорить можно и нужно на совещании, но принятое решение следует неукоснительно исполнять. Халиля, горячего таджика, за отказ дежурить на вышке просто изгнал со всей семьёй. Выкинул за ворота, и всё. Ширин с ребёнком часа три стучалась, умоляла, пока муж палкой от крысобак отбивался. Запустили, когда Халиль на колени стал, прощения у селян попросил. Дан потом объяснил, что отказники и лентяи — главные враги, поскольку разрушают единство. Урок запомнили накрепко и посейчас новосёлам рассказывают.

Странно, чем жёстче становился вождь, тем меньше его боялись. Не все, конечно, но большинство уважало в Дане простоту и готовность выслушать любое мнение. Тот выделил вторую половину понедельника для свободного приёма и объявил:

— Каждый имеет право на десятиминутный разговор.

Народ приходил делиться идеями или поругаться, это уж кому чего хотелось!

Здравко приходил спорить, пока был горяч и глуп. Ух, как он ненавидел вождя и его жену — потому и орал против, по всем вопросам. И всегда проигрывал. Как получилось с выбором места для первого в общине селения. Вот она, Дановка, показалась вдали. Теперь любой понимает, насколько стратегически выгодна позиция на бугре. Конечно, как не понять — лес вырублен вкруговую метров на пятьсот, сделаны радиальные просеки для обзора. Загляденье! Когда пришли, ничего очевидного не было. Пустошь на береговом склоне выглядела много предпочтительней, если не учитывать останец.

Здравко усмехнулся тогдашней наивности. Охранять останец постоянно никто не станет, а заберись туда враг? Назад без диких потерь не отобьёшь, но придётся — ведь с него простреливается всё вокруг. И ров в скальном грунте на нужную глубину не вырыть. Зато на глинистом бугре, где стоит Дановка, — за милую душу!

Отсюда не видно, но перед высоким частоколом поселения склон обрывался, образуя эскарп, а дно глубокого рва украшали острые колья, обожжённые для неразличимости и скрытые в специально посеянной, густющей траве. Это придумал Здравко, став командиром сборного войска. Когда обсуждались кандидатуры, Дан предложил молодого серба, чем поверг того в глубочайшее изумление:

— Умён, решителен, не боится иметь собственное мнение. Свою жизнь пока не ценит, но за других — беспокоится. Молод? Это скоро пройдёт.

Здравко быстро понял хитрый ход вождя. Ответственность за вверенных тебе людей — это не шутка. Жизнь бойцов зависела от дури или ума командира, и молодой серб не только посочувствовал Дану, но и согласился со всеми решениями. Да, вождь совершал ошибки, однако не упорствовал в них, а немедленно признавал и спешно исправлял. Кинуть в него камень, обвинить — такое Здравко и в голову не приходило.

Дан нёс на плечах неподъёмную для рядового поселянина тяжесть, которая и не каждому старосте под силу. Застонешь, запричитаешь, на крик сорвёшься. Вождь справлялся молча, а серб с завистью смотрел и старался подражать. Преданней человека не было в общине, даже прозвище он получил соответствующее — «Цепной пёс Дана». От подростковой, глупой неприязни не осталось и следа.

Лада готовила обед и вспоминала сегодняшний переполох в больнице. Её рабочий день закончился, дежурный фельдшер и медсестра — народ опытный, не разберутся сами, так вызовут. Дом вождя стоял напротив больницы, через площадь. Лекарям построили не избу, а настоящие хоромы — с приёмной, изолятором и операционной, где стоял настоящий стол с правильной подсветкой и хранились инструменты. Это всё, что общине удалось найти и выменять, кроме лекарств.

Поисковикам несказанно повезло — суздальский аптечный склад всего лишь перекосило, не разорвало полностью. Естественно, многое разбилось, свалившись с полок, но охлаждение работало — уцелевшие препараты не испортились. Под них в Дановке отвели промышленный холодильник и обширный подвал. Лада лично сортировала ампулы, таблетки, бутылочки, баллоны, пока не навела порядок и не учла весь запас. Анестетиков лет на сто хватит, что радовало, ведь боли она боялась пуще смерти и пациентов жалела. Вот антибиотиков уцелело совсем мало, так что в ход шли отвары и настои из собираемых лекарями трав.

Жаль, от роботизированной лечебно-диагностической аппаратуры остались рожки да ножки, однако толковый лекарь мог провести даже полостную операцию. Только где они, толковые? Кроме неё, психотерапевта и плохонького стоматолога из Борисова, дипломированных медиков в общине не нашлось. Когда Дан провёл перепись, оказалось, что из полутора тысяч взрослых — семьсот инженеров, двести учителей и шесть сотен обслуживающего персонала, то есть «подай-принеси». А врачей — всего два! Ох и потрудилась она, отбирая и обучая лекарей! Сейчас, конечно, легче. В каждом поселении работает по нескольку фельдшеров-акушеров, способных на простые операции. А настоящих хирургов, способных резать и шить, — всего пятеро, считая Ладу. Тяжёлых больных направляют в Дановку.

Сегодня пришлось срочно делать кесарево сечение толстушке, которую привезли игуменцы. Плод стал поперёк — фельдшер там совсем неопытный, поворот на ножку делать не рискнул, проваландался. Пришлось укладывать девицу под нож. Слава богу, и мать и младенец выжили. Лада вела статистику смертей и с каждым годом огорчалась всё больше. Хотя атмосфера очистилась, раны Земли заросли остывшей лавой, но увечная планета плохо влияла на людей — выросло количество онкологий. Детская смертность ужасала — каждый третий младенец не выживал. Уродства, не совместимые с жизнью, аномалии развития. Некоторые поселяне так испугались, что решили не рожать больше, так что Ладе пришлось ставить вопрос на Совете общины. Она сумела убедить старост — фельдшеры прочли приготовленные лекции, объяснили принципы демографии, особенно расширенного воспроизводства. Вроде бы численность общины перестала сокращаться.

Народ привык помалу, что уродов не выхаживают. Эвтаназию никто уже не оспаривал. Но младенческий могильник на погосте имел дурную славу, дескать, невинные души… и так далее. И то, почти каждая семья пополнила его своим отпрыском, а то и не одним. Лада старалась не удивляться собственному везению, чтобы не сглазить. Сплюнула и сейчас:

— Тьфу-тьфу-тьфу!