Не способная же, правда?
Уолкер, пораздумывав, от него отстранился, отпустил, оставив своим замещиком колкую раздражающую пустоту. Присвистнув, придвинулся ближе, стер локтем с компанейской печатной надписи пыль, с сомнением покосился на нее еще с половину разбитой минуты. Постучал по боковине костяшками пальцев. Наклонившись и окончательно свихнувшись, зачем-то принюхался к носику закупоренного ржавостью крана, чтобы через десять секунд чихнуть, а еще через семь - закашляться, выплевывая из глотки комки намокшей каменной пыли, забравшейся в него с ловкостью разгуливающего по этажам неприкаянного вируса.
Наконец, когда Юу стало вконец нетерпеливо, обидно и любопытно - ведь это же не Уолкер, а сам он отыскал эти штуки, - когда он тоже потянулся следом, решив проверить все по-своему да просто подхватив удобную кружку, нажал на рычажок крана и с удивлением уставился на кристально-чистую полоску громыхнувшей пробитым запором, но потихоньку заструившейся воды, двинутый на голову Аллен, одурев, с какого-то черта ударил его по руке, заставляя выпустить кружку и в негодующей неожиданности подскочить, в ту же секунду оказавшись перехваченным за шкирку настырными собственническими пальцами, решившими, что имеют права на него даже больше, чем на причитающийся от рождения бесплатный кислород.
- Эй! Да что с тобой опять стряслось, идиотина?! А ну пусти! Убери свои чертовы руки! Ты что творишь такое, дрянь?! Пусти меня! Пусти! Там же нормальная вода была! Нахера ты ее разлил?! Потому что я нашел что-то лучшее, чем ты?! Да убери ты от меня свои руки уже! Мне больно! Убери их!
Психопатичный Уолкер, по горло погруженный в одержимую непролазную ночь, с какого-то хрена завернул кран обратно, пнул ударом ноги кружку, расплескавшую всю воду и отскочившую от мертвой стены неудачным каучуком в сопровождении старческого дряблого звона. С неприязнью покосился на оставленные тухнуть и щериться бочонки, а самого Юу, крепко удерживая того за глотку, оттащил на десяток чертовых шагов в сторону, после чего, грубо столкнув к лестнице и практически заставив забраться задницей на подлокотник мерзостного вида проеденного сиденья, мрачно, хмуро, с перекрещенными бровями и посеревшим лицом прошипел, хрен поймешь куда подевав идиотичного добряка, на все на свете отвечающего извечной обманщицей-улыбкой:
- Я ведь не раз и даже не два велел тебе все показывать мне, прежде чем лезть и трогать самому. Или хочешь сказать, что ты об этом забыл, мой славный?
Юу непонимающе приоткрыл рот, сморгнул, раздраженно искривил губы, похожие сейчас на туловище перевитой змеи; он понятия не имел, что на этого придурка нашло, и хотя скандалить не хотелось, хотя скандалить становилось с каждым разом все больнее и все еще желалось просто пожать плечами, отмахнуться и ответить в духе какой-нибудь несусветной ерунды навроде той, что он не специально, что не хотел и больше не будет, хоть и черт поймешь, чего не будет, если, по сути, ничего и не сделал, запертый внутри строптивый дух, конечно же, недовольный просыпающимся стремлением к подаренной покорности, понукнул немедленно ощерить зубы и налететь черным разбешенным каплуном на проклятого белого колдуна, готовящего его в качестве главного блюда своего больного уродливого пиршества.
- Да пошел ты! Я вообще не понимаю, на что ты опять выбесился, дебил! Чего я тебе не показал?! Показал я! Это ты меня там стоял и игнорировал, игрался с этой проклятой бочкой, когда я же объяснил, что внутри нее сраная вода! - пока он говорил, пока кричал и рычал, отползая назад, на сиденье, и злобно лягаясь бойкими молоденькими ногами, чтобы тупой Уолкер не смел наваливаться сверху и протягивать своих чертовых рук, внутри все отчетливее закипала обида, приправленная добротной щепоткой вящего непонимания. - Я всего лишь нашел для тебя и меня хренову воду и всего лишь попытался ее налить, раз уж ты сам все никак не торопился этого сделать! Мог бы хотя бы попытаться поблагодарить, потому что я прекрасно помню, как сильно ты жаловался на свою гребаную жажду! Так с какого черта ты ее разлил и утащил меня сюда?! Завидуешь, что ли, что это не ты ее нашел и что теперь не сможешь заставить меня пить из того болота, которое притащил с собой, чтобы и у меня выросла такая вот конская башка, да?!
Ничего несправедливого или незаслуженного он, наверное – по крайней мере, сам так думал - не говорил, а Уолкер вот, кажется, выслушав все до конца, совсем двинулся: стал белым, стал резким, стал лезвийно-холодным, как метущая в бетонном городе пурга в глаза. Пока он еще не распускал рук, пока не открывал рта, пока просто дослушивал и переваривал, но когда вдруг подался навстречу еще ближе, когда протянул пальцы к подлокотнику кресла, где оставались барахтаться ноги сползшего на задницу мальчишки - внутри Второго клиническим набатом выбилась паническая мысль, что вот теперь пришла самая пора отсюда немедленно драпать.
Сам не зная почему, сам не зная зачем, Юу, сцепив вместе зубы, в неистовой агонии лягнулся: пятки и стопы, спружинив, ловко ударили в твердость чужой груди, попытались к чертовой мамаше отпихнуть ее от себя подальше, проехались углами соскользнувших, но оставивших синяки каблуков; один из носков, потеряв последний стыд, поднялся выше, поздоровавшись с клацнувшим подбородком, и от ударившего по слуховым перепонкам медузьего звука Второму сделалось вконец тошно.
Не соображая уже, что между ними происходит и куда недавнее временное перемирье движется на правах бешеной инерции, вслепую проносясь мимо тех городов, где атомная война и после шести вечера не встретишь уже никого, потому что отравляющие кислород призраки вылезают из могил закатными облаками, Юу, пнув придурочного шута посильнее, чудом увернувшись от попытавшейся перехватить за лодыжку руки, опрометью отпрянул назад, попутно вопя разодранной сигнальной глоткой, чтобы тупица немедленно проваливал, убирался жрать свою чертову рыбу и лакать отравленное болото, раз ему так хочется чем-нибудь себя помучить, а он останется здесь, будет пить нормальную воду и есть более-менее нормальную еду, которую тоже, если непонятно, прекрасно себе нашел.
Он пятился, перепрыгивал через каждые два кресла, едва не ломал себе шею - а, может, и ломал, но быстро возвращался в прежнюю собранность обратно, - и преодолел уже шесть чертовых стульев вширь, уверенный, что Уолкер его здесь не догонит, что попросту не пролезет в узком зазоре между сплющенными спинками и сиденьями, когда тот вдруг...
Тот вдруг, проявив чудеса не сноровки, а способности шевелить мозгом и привычки прошибать лбом каменную кладку любых лютых стен, так просто и так пугающе ухватился когтистой лапой за первый на пути стул, что Юу, сам того не желая, ненадолго замер, впал в оцепляющий его земноводный сон.
Вылупил покрасневшие перепуганные глаза, приоткрыл для непонятного еще даже самому себе крика рот...
И с грохочущим сердцем уставился на то, как проклятый экзорцистский монстр, не прикладывая как будто бы никаких особенных усилий, так просто и так играючи легко выдирает проклятое кресло из пола со всеми удерживающими винтами, креплениями, железом и пластом самого пола в замечательный подарочный довесок.
Кресло скрипнуло, взвизгнуло, слишком быстро развалилось по мелким, больше не стыкующимся друг с другом, частям, обивкам и каркасам, с грохотом отлетело в сторону, подняв смрадную пылюгу, раздробив кусок неторопливо разваливающейся стенки, отыскавшей в смерти единственное спасение от многолетней тоски.
