- Мне стоит принимать это за «нет», я правильно понимаю, малыш? – по природе своей будучи тем, кто никогда не уймется, пока не добьется своего, с нотками подтрунивающего веселья отфыркался Уолкер. Получил еще одно движение плечом, воодушевился и, позволив губам изобразить нахальную тягучую усмешку, с любопытством да подначкой проговорил: - Я вижу. Значит, все-таки «нет». Что ж, никогда не поздно начать, славный, спешу тебя этим обрадовать, поэтому, если ты только не слишком сильно возражаешь…

      - Возражаю.

      - Но, как мне кажется, все-таки не слишком сильно. Как бы там ни было – возражения вдруг резко не принимаются, а я…

      - Но ты же только что сказал, что если я против, то…

      - Я успел передумать. Прости меня за это, но, к сожалению, и такое тоже иногда случается: не всем нашим желаниям дано сбываться, славный. Так вот, я пытаюсь сказать, что был бы рад что-нибудь почитать для тебя вслух сам. Не думаю, что здесь, конечно, отыщутся хорошие книги, но...

      Тем не менее хорошие книги в коробке отыскались. Более того, попались в руки в числе первых - это Уолкер понял, едва только под пальцами растеклась краска с обложки все еще живущего волшебного рассказа о летучем черноглазом мальчишке, золотых песках да голубом небе и песчаных дождях над куполами белых дворцов укутанных в шелка верблюжьих арабов.

      - И про Аладдина ты, хороший мой, тоже, полагаю, никогда не слышал?

      Юу, наверняка давно уставший отсиживаться в пожизненной тишине да внутренней нерушимой темноте, пошевелил плечом другим, склоняясь обреченной головой к подтянутым коленям лишь еще ниже. Сказать - ничего не сказал, хоть Аллену почему-то и остро-остро чуялось, что тому все больше хотелось.

      - «Аладдин произнес: «сезам» - перед ним золотая гора»... Я думал, что успел забыть, а ты ж смотри, все еще, оказывается, помню, хотя столько лет ведь прошло. Если тебе вдруг интересно, в детстве, отгремевшем давнее, чем тебе наверняка кажется, это была одна из моих самых любимых книг: история приключений непокорного мальчишки-мечтателя в далеких азийских краях, который отыскал зачарованную лампу дремлющего джинна, получил подружившийся с ним ковер-самолет, перехитрил злого колдуна, завоевал любовь диковатой принцессы, а в итоге стал падишахом тамошних земель, хоть и родился в крохотном бедном домике, жители которого только и думали, что о рынке, доброй славе в лице соседей да своей скотине. Только вот, знаешь же, беда: он-то мечтал стать этим чертовым падишахом всю свою сознательную жизнь, грезил, чертил пальцем на песке дворцовые башни, вкушал сладкий переспелый виноград в белой кожуре, а как только добился исполнения заветного желания - разом перестал понимать, для чего вообще тратил на нечто столь незначительное свою молодость да жизнь, когда в предыдущие годы, будучи простым уличным босяком, чувствовал себя куда как счастливее да свободнее.

      На этот раз мальчонка в простынном углу, потеребив пальцами чужую обмотавшую марлю-рубашку, не удержался - подал голос, облекая тот в неожиданный немножко вопрос:

      - Что значит – стать «падишахом»?

      - «Падишахом»? В сущности то же самое, что сделаться королем любой иной земли, славный мой, - ликуя внутреннюю крошечную победу, вылившуюся на губы пьяной улыбкой, проворковал Уолкер, от довольства и полившегося в него нежного тепла прикрывая веки.

      - Тогда почему нельзя так и сказать? Зачем столько лишних непонятных слов?

      Аллен от удивления едва не присвистнул. Приподнял ресницы обратно, чуть склонил к плечу голову, ни разу не ожидая удостоиться столького количества любопытных вопросов, на которые, если хорошенько подумать, точного ответа отыскать бы и не смог, даже если бы потратил на это все оставшиеся у него в распоряжении ночи.

      - В разных странах одни и те же вещи зачастую называются по-разному, малыш. Я не говорю сейчас о тонкостях переводов или различиях языков, а об одних и тех же явлениях, скорее, которые даже в переводе останутся звучать совершенно иначе, наращивая на язык множество инаковатых словечек. Например, где-то останется править грозный король в короне, где-то на подушку, набитую страусиным пером, усядется падишах в тюрбане, где-то почешет бороду царь, сжимая в пальцах золотой округлый скипетр, где-то запряжет в колесницу белого Бай-ху император, где-то сорвет с девичьего лица паранджу шейх... По сути, они выполняют похожие действия и мало чем друг от друга отличаются, но свои нюансы есть во всем и всегда, и, наверное, повелось так не в последнюю очередь для того, чтобы люди отчасти не путались, отчасти понимали, о каком правителе и какой стране идет речь, не задавая лишних вопросов. Отчасти, быть может, и для того, чтобы позволить языку стать более разнообразным, а еще отчасти из-за присущего каждому человеку желания обособиться и стать в своем роде новой уникальной звездой. Так Африка сильно отличается от Англии, хотя в обеих странах живут одинаковые люди, делают одинаковые вещи и плавают абсолютно одинаковыми зародышами в доставшемся им жизненном пруду. Боюсь, что лучше я попросту не сумею тебе объяснить, славный, поэтому, надеюсь, что хотя бы приблизительно ты меня понял.

      Юу, помолчав, сосредоточенно кивнул. Чуть погодя, поелозив и почесав себя по коленке, еще более задумчиво спросил:

      - И что, этому идиотскому Аладдину в итоге не понравилось быть королем? Я думал, что этим вашим королям живется лучше всего: могут делать, что хотят, и никто им не указ. По крайней мере, мне так говорили. Опять наврали, что ли?

      Аллен, уловив в охрипшем голосе не то обиду, не то просто закоренившуюся в нем зрелую усталость, отрицательно качнул головой.

      - Не обманули, хороший мой. Скорее всего, нет. Большинство людей так на самом деле и думает: будто королям живется легче всех, будто они свободнее и счастливее всех остальных, и только единицы, боюсь, понимают, что это неправда. Ни один король от самого своего рождения не волен решать абсолютно ничего: ни как ему одеться, ни куда пойти, ни с кем завести дружбу, ни как прожить доставшуюся ему жизнь, ни с каким человеком ее в дальнейшем связать. Король – печальный и одинокий раб своего имени, своего замка; вероятнее всего, он даже не проживет половины отмеренного ему Господом срока: слишком уж часто венценосных владык любят отправлять побродить на тот свет раньше положенного им времени, чтобы попытаться занять овеянный славой да золотом престол. Простые люди куда свободнее своих властителей, пусть они этого никогда и не желали понимать.

      Юу все чаще умудрялся его удивлять, и этот раз исключением не стал тоже.

      Мальчишка, наконец, обернулся к разболтавшемуся экзорцисту полностью, скосил усмиренные полуспокойные глаза. Шмыгнул носом, размазал сопли кулаком, а после тихо, серьезно и вдумчиво проговорил:

      - Если верить тебе, то короли получаются кем-то навроде меня - тоже сидят в своих чертовых лабораториях и никуда не могут из них деться, даже если вроде бы очень хочется.

      Аллен все-таки не сдержался, беззлобно хохотнул. Не от насмешки и не от чего-то, отчего иные наверняка смеялись бы на его месте, а от ощущения легкого и неоправданно радостного, мягко вползшего ему в грудь да пощекотавшего по взволнованным внутренностям - когда неразговорчивое замкнутое создание проявляло желание с ним общаться, добровольно отвечало и спрашивало, смотрело и подпускало умопомрачительно ближе, а не шипело и не куксилось, он, кажется, становился по-настоящему счастлив, по-настоящему пьян, по-настоящему согрет.