Черт. Черт же, черт!

      - Ты уверен, славный мой, что это именно «жратва» и что ее вообще можно есть...? - несчастно выдохнул он, обреченно понурив разбросавшую седые космы голову. - Я вот почему-то уверен, что нельзя.

      - С чего бы это? – тут же недоверчиво прищурился извечно ищущий во всем вокруг себя подвох Юу. - Я же ее ем. И ничего со мной от этого не делается. Значит, есть можно. Ясно тебе? Тупица.

      - А я бы вот не был так прямо уж на этот счет уверен... - мрачно выговорил Аллен. Игнорируя удивленно приподнятые брови, все еще на что-то свое, истинно Уолкерское, уповая, протянул сопротивляющуюся руку, погрузил на пробу в миску пальцы. Поболтал ими, подняв холодную упругую волну, невольно нащупал нечто весьма подозрительное и весьма мокрое на глубине двух отдернувшихся фаланг, порядком ущипнувшее за занывшую осаженную кожу. Нахмурившись, отодвинул наваливающуюся лавиной горсть в сторону, чуть накренил звякнувшее блюдо и, прищурив глаза, с еще большим ужасом уставился на открывшееся днище, где, шипя и пузырясь, плавали непонятные радужные жидкости побежалой окраски, с усердием сжигающие да расщепляющие половину тех таблеток, что соглашались раствориться, оборачиваясь в результате такой вот дивной амальгамы чем-то до мерзости... Да просто, Господи, до мерзости. - Скажи-ка, славный... Я понимаю, таблетки, ладно, но это тогда что за чертовщина такая здесь булькает? Это уже на таблетки как-то при всей фантазии не похоже.

      Аллену и самому невольно подумалось, будто голос у него зазвучал так, точно где-то кто-то выдирает из свежей сосновой доски засевший гвоздь, и Юу вот, кажется, мнения его придержался.

      Запальчиво вскинул брови на припорошенный челкой лоб, раздраженно хмыкнул. Запустил на днище ложку, вычерпывая побольше пузырящейся опасной жидкости, и, поморщившись, без какого-либо удовольствия запихнул ее в рот, с видимым отвращением поспешно сглатывая: хотя бы здесь притвориться у него не получилось, хоть Аллен и видел, что старался, зараза такая. Еще как старался.

      - Это суп, балда.

      - «Суп»...? - опешив, переспросил Уолкер, чей мир рушился, менялся, кричал: прежним я уже не стану никогда, господин экзорцист, так что в твоих же интересах смириться да привыкнуть как можно быстрее.

      - Ну да. Суп. На что это еще похоже? Они уверяют, будто одни сплошные твердые таблетки жрать мне вредно, поэтому разбавляют их каплями, порошками и прочей ерундой. Вкус у всего этого дерьма отравительный, можешь мне не говорить, я привык. Все равно ничего другого здесь не дадут, так что смысл сопротивляться? Да и потом, они говорят, что вся эта гадина полезна для моего тела, так что...

      - В каком месте все это дерьмо может быть полезно, а?! - не сдержавшись, взбунтовался Аллен, у которого еда – святая святых, а тут вот... Тут просто вот, иначе и не скажешь. Да дьявол же! Бесясь, ершась, прикусывая губы, он, потянув руку обратно, все-таки вырыл из груды таблеток какую-ту пилюлю - самую сухую, белую, невзрачную и безобидную на внешний вид. Дрожащими пальцами запихнул ее в рот, нехотя разгрыз, с отвращением проглотил песочный просыпавшийся порошок... И тут же, побелев в лице, с еще большим отвращением выплюнул застрявшие в зубах да на языке остатки обратно, принявшись сдирать пальцами с внутренней стороны щек и десен крошки горчащего налета. - О Боже... Что за дрянь?! Это даже никакие не заменители нормальной пищи – ладно, я бы постарался понять, - это просто чертовы обыкновенные таблетки, которыми пичкают в госпитальных палатах злобствующие сестры!

      - А я разве так и не сказал? - непонимающе пробормотал оглушенный чужими воплями мальчонка. - Таблетки, ну да. Что такого-то? Ты что, не ел их никогда? Они говорят, что мне надо съедать много таблеток, потому что иначе что-нибудь может случиться: сердцу нужны стимуляторы, питательные вещества и прочая байда, в которой я не особенно разбираюсь, так что не жди, будто объясню лучше. Чтобы ткани там становились прочнее и куски тела не отваливались при каждом неудобном случае, а они, суки, иногда это делают.

      Окажись Аллен сейчас чуточку повнимательнее, он бы наверняка уделил выпавшим словам про пугающие куски тела куда больше должного внимания, но желудок скребся, желудок требовал нормальной еды, в голову закрадывались страшные картинки будущего неотменяемого голодания, и вменяемости это все определенно не прибавляло.

      К тому же...

      - Послушай, малыш... Я все понимаю, но… не хочу, чтобы ты продолжал это есть.

      Вот на этом Юу, кажется, немножечко заклинило, немножечко зажевало во времени и пространстве, будто старую зажеванную пленку в колесиках солгавшего диктофона; он, подняв головенку, вытаращил изумленные глаза, даже не заметив, как изо рта вместе со слюной вывалилась не дожеванная таблетка. С глухим шмяком грохнулась на пол, запузырилась, вымоченная в ротовых выделениях, начала медленно, но неотступно растворяться.

      Шипела она так громко, так навязчиво, так невыносимо удручающе, что Аллен, на миг оборвав прессующую давку собственных мыслей, невольно заслушался. Подумал даже, будто где-то с шуршанием вращается заговоренная волшебная катушка - невидимые аппараты в стенах писали на такие же невидимые магнитофоны их разговоры, а чуть после, выбравшись из черного матового круговорота, обнаружил вдруг, что гребаная белая таблетка не просто растеклась кристаллической мутной жижей, но еще и прожрала кусок несчастного пола, белыми же каплями спускаясь ярусами ниже, продолжая грызть дальше, до еще более непроходимо глубоких этажей.

      На этом ему сделалось как-то совсем до тошнотворного нехорошо, в глубине желудка заскребся пушистыми лапами испуганный, отчаявшийся, беспомощный кролик с красными глазенками, этакий внутренний печальный продуктовый запас, до которого – старайся не старайся - все равно не дотянешься: сколько телесная кислота ни пыталась выработать хотя бы единственно сок, а переварить пушной гадины и накормить требовательного зверя-голода никак не могла.

      На фоне этого всего Юу - мальчик, конечно, смышленый и хороший, но напрочь не умеющий понимать с первого раза там, где понимать требовалось с полуслова - снова шевельнул своей ложкой, погрузил ту в таблеточное хохочущее нутро, попытался засунуть порцию новой шипучей дряни в рот...

      И вдруг в ужасе застыл, округлив глаза и непонимающе шевельнув побледневшими вмиг губами, когда Уолкер, не потрудившись произнести ни слова, просто потянулся, сипло рыкнул и ударил рукой по руке мальчишеской, выбивая из той чертов столовый прибор.

      Звякнуло железо, отскочил каучуком загребной черпачок, вспыхнула в свете зажженных ламп сталь, разбежались врассыпную пуговицы-таблетки, а сука-Уолкер так и остался сидеть с совершенно невменяемым выражением той чертовой упертости, с которой не было ни малейшего смысла спорить, которая все равно разорвала бы бараньими рогами в клочья, поверху придавив вымазанными в сене и дерьме копытами.

      - Ч-что ты... что ты, черт... Что ты делаешь, ублюдина?! - Юу, слава Богу, был слишком гордым, чтобы вот так запросто повторно притронуться к запретной для него миске. Покосился только налитыми бешенством кипящими белками, тряхнул головой, быстро отвернулся, напыжив все шерстинки-волосенки, скаля в прищуре острые разгневанные зубки.