Уолкер, осаженный просквозившей рядом смертельной пулей, врезавшейся в липкую стену за его спиной, неуверенно пошевелил парализованным на время языком.

      Выдохнул:

      - Что...?

      - Вот же дубина. Ты жрать, спрашиваю, хочешь? - раздраженно повторился нетерпимый мальчишка. - Здесь сейчас время обеда. Откажешься от него - ничего не получишь до ночи или даже утра: у них тут нет постоянного расписания, и кормят, когда ударит в голову, хоть и сами жрут весь день напролет. Так что соображай быстрее, тормоз.

      - Я… я хочу... наверное...

      - Тогда жди здесь, - добившись хоть какого-то ответа, с вполне себе довольным видом подытожил деловитый от собственной важности Юу. Спрыгнул на ноги, отбросил мешающую в движении простыню, поежился и, напоследок оглянувшись на непривычного недогостя посреди кроваво-белой казенной инфернальности, решительно добавил: - Сейчас схожу в этот чертов цех. Вернусь, наверное, через минут двадцать - до столовой идти далековато. Специально, суки, так сделали, чтобы я туда реже шлялся. И не смей никуда высовываться, если не хочешь где-нибудь здесь же и сдохнуть. Понял?

      Последнее предостережение Уолкеру не понравилось, он бы с удовольствием всунул голову в кипящий котел и радостно его оспорил, но, только чудом призаткнув себя, все-таки кивнул, все-таки пообещал, что останется, конечно же, ждать - ну а что, что еще ему оставалось делать?

      И потом...

      Если он собирался и впрямь обосноваться здесь на более-менее длительное время, надламывая упрямство ослиного мальчишки ослиным же терпением, обещающим однажды просто взять и смениться ослиным похищением, любая еда, дабы не сдохнуть да удержать в теле нужные им обоим силы, была попросту необходима.

***

      - Вот. Если голоден, можешь начинать жрать, - с этими словами мальчонка Юу, невозмутимо покосившись на застывшего в оцепенении Уолкера, показушно грохнул прямиком на пол здоровенную миску из синего полупрозрачного пластика, с кислой миной заворчав, когда набитое с горкой содержимое пересыпалось от сотрясения через край и радостно, подпрыгивая, покатилось по полу. Матерясь, опустился на четвереньки, отряхнулся от налипающего чужого взгляда и, злобно покусывая нижнюю пурпурную губенку, пополз награждать дырками брючные коленки да длинные спускающиеся рукава: подхватывал двумя пальцами один овальчик или кружочек, сжимал тот в ладони, горстями возвращал в снова постепенно наполняющуюся миску...

      Чуть погодя – собрав, наверное, уже почти все - вдруг с припозданием сообразил, что тупический недогость, которого никто не приглашал, хотя вроде бы и приглашал, так и остался торчать термосом-термометром посреди сомнительной комнаты, ни разу столь банально не удосужившись попытаться взять и помочь.

      Выходка эта Юу порядком выбесила: во-первых, жратва-то предназначалась им обоим, не ради себя одного он сейчас куда-то ходил, когда давно уже не имел привычки бегать в дневное время в чертову набитую столовую, где все только и делали, что глазели или, наливая глазные яблоки ужасом, с руганью отворачивались. Во-вторых, унижаться преклонением колен черт поймешь перед кем Юу не хотел, не привык и привыкать не собирался тоже; от всего сердца выругавшись, с видимой неохотой покосившись на оставшиеся болтаться по полу утерянные катышки, забравшиеся почти вплотную под подошвы тупого Аллена, с брезгливостью юного породистого аристократа отдернулся, сделал вид, что с делом как будто бы покончено, и, насупившись, подобрался обратно к оставленной миске, усаживаясь с одной ее стороны сложившим ножонки щупленьким цветком.

      Взял тяжелую железную ложку, повертел ту в пальцах и, продолжая украдкой коситься на недоступного для понимания экзорциста, который начинал все больше и больше нервировать - ну что, что он там стоит, когда Юу ведь уже приглашал его идти и жрать?! – зачерпнув звучную горсть, запихнул ту за щеку, принявшись методично, по-своему осатанело, пережевывать.

      Тупой Уолкер торчал вкопанным сигнальным столбом долго, тупой Уолкер откровенно доводил до параноидального раздражения, еда из-за него в упор не лезла в горло: как Юу ни старался отвернуться или абстрагироваться, он все равно неизменно чуял на себе забивающий колья взгляд, все равно давился не попавшими под зубы крошками, все равно злился и в конце концов, не выдержав, грохнув металлическим прибором о треснувший пластик, вскинув потемневшие глаза, еле-еле сдерживаясь, прорычал, говорить при этом, впрочем, все равно стараясь тихо, чтобы никакой нежелательный посторонний, решивший прогуляться под его и только его дверью, ничего подозрительного не заметил:

      - Чего тебе, ну?! Чего ты там торчишь, идиот недобитый?! Я же сказал, что ты можешь идти сюда и жрать! Ты совсем двинулся здесь, что ли, пока меня не было? Так ведь я не могу просто взять и всегда тут сидеть!

      Уолкер, и впрямь какой-то на всю голову лупоглазо пришибленный, неопределенно повел плечом, помычал. Покосился на тикающие секундомером часы, предательским шепотом подсказывающие, что отсутствовал заблудившийся мальчик-Юу вовсе не обещанную четверть часа, а две четверти. Снова поглядел на чернявого ребенка и, о чем-то своем непостижимом вздохнув, поплелся, наконец, к нему, опускаясь на задницу с другой стороны нагруженной неприветливой тарелки.

      Кажется, Юу этот его смиренный жест принял за нечто немножечко иное, с виду поуспокоился, вдохнул свободнее и, озадаченно поглазев на один-единственный кормящий прибор, предупреждающе буркнул:

      - Жрать будешь руками - не мог я у них просить второй ложки, сам понимаешь, если не идиот: они бы решили, будто я совсем чокнулся. Да хватит уже таращиться на меня так! Что тебе опять не нравится, привередливая ты морда?!

      При здравом измышлении Аллену нравилось, конечно, все, но...

      - Что вот это у тебя такое? – неуверенно, виновато даже уточнил он, мазком дождливых глаз указывая на миску. Большую синюю миску, щедро, выше самых краев наполненную горкой белых пилюлек, таблеточных растворимых колесиков, крохотных зелененьких геометрических изысков в крахмальной пленке, еще чего-то очень нехорошего, кричащего о сокрытой внутри опасности с маячного расстояния красно-белой полосатой окраской.

      Юу, помолчав немного, с хрипом закатил глаза, выглядя при этом так, будто от вынужденного общения с навязавшимся идиотом вот-вот протянет тощие ноги, напоследок приложившись лобной долей о понимающий все на свете пол.

      - Жратва, - помешкав, но поняв, что вопрос сам собой, к сожалению, не решится, хмуро объявил он. - Что тебя в ней не устраивает? Ты вроде бы с поверхности приперся, вроде бы должен кучу всего знать, а ведешь себя еще тупее моего.

      Аллену, подавившему жалобный в своей отчаянности стон, невольно подумалось, что нет, не-еет. Оставаться здесь - дурная идея, паршивая идея, нехорошая идея – кто вообще его просил?! Надо было сразу хватать упрямого ослиного мальчонку за загривок, добротно заклеивать ему рот, переваливать через плечо и насильно тащить за собой, а не играть в доброго спасающего терпеливца, действующего исключительно по контракту подписанного неизвестно где, с кем и когда обоюдного согласия.